давно знаю. Просто не было времени этим заняться. Сегодня же заставлю ее написать заявление.
— Последний вопрос, — сказал Григорий Михайлович. Вы знаете, что такое дресс-код? — Все промолчали, и он продолжил: — Так вот. Это стиль одежды. Вы, товарищи, на меня не обижайтесь, но одеты вы похабно, а это вредит нашему имиджу. Первое впечатление о нас создает одежда. Где вы такие галстуки покупаете? А часы? Вон даже у Миши, который чуть ли не каждый день с иностранцами общается, «Слава» за червонец. У Родиона, правда, «Сейко», но долларов за пятьдесят.
— Не надо грязи, Гриша. Я купил их в Токио почти за сотню зеленых.
— Повесь на них ценник, а то никто не поверит, — пошутил Григорий Михайлович и продолжил: — А костюмы у вас какие? Даже не «Большевичка». А Миша еще не по сезону и непонятно к чему желтые ботинки напялил. И вообще, сколько у вас всего костюмов? Ходите все время в одних и тех же. Не буду дальше вас позорить. Дома носите все, что взбредет в голову, а сюда извольте приходить хорошо одетыми. Заведите хотя бы по пять импортных костюмов для работы и по паре десятков галстуков. Чередуйте их по дням недели, что ли…
— Вообще-то Гриша прав, — за всех ответил Родик. — Нас так воспитали. Один костюм на выход, один — для работы. У меня этот хороший — финский, но действительно единственный и уже старый. А ботинки — всего три пары на все сезоны. И ношу все это, пока брюки между ногами не протрутся и ботинки не порвутся. И ведь дело не в деньгах, они есть, и даже имеется блат в магазине на улице Вишневского, здесь рядом. Хотите, за счет фирмы всех одену? Не по пять костюмов, конечно, но по паре всем, кроме Гриши, к следующей бане подарю. Напишите размеры. Если не подойдут, потом сами поменяете. Кстати, возвращаясь к кандидатуре моего зама — я так и не услышал окончательного мнения.
— Вопрос в основном твой. Я не возражаю, — отозвался Григорий Михайлович. — А там пообщаемся, посмотрим друг на друга…
Остальные промолчали, и Родик, восприняв это как знак согласия, передал Григорию Сашино заявление о приеме на работу.
— Завизируй, — попросил он.
Вечером Родик, привыкший ничего не откладывать «в долгий ящик», сообщил жене, что он настоятельно требует ее увольнения. Он даже не успел рассказать о перспективах ее дальнейшей деятельности, а уже получил согласие.
— Я сама уже давно думаю об этом, — сообщила Лена, накрывая на стол для ужина. — У нас в отделе все нормальные люди уже ушли. Да и Наташкой надо заняться. Она целый день предоставлена сама себе, а возраст опасный…
— Вообще-то я хотел нагрузить тебя кое-какой работой. Просто не успел договорить. Работа не тяжелая, творческая и интересная. Кстати, и Наташу можешь привлекать. Гриша предлагает в рамках совместного предприятия подключиться к организации международной выставочной деятельности. Подразумеваются два направления: собственное участие в выставках с отечественными товарами и нашей ювелиркой и оказание услуг другим желающим. По первому направлению опыт кой-какой у нас уже есть, а вот второму надо учиться. Попытаемся привлечь Ивана Петровича — ты его не знаешь. Он руководил нашей делегацией в Венесуэле, а трудится в организации, занимающейся как раз проведением выставок. Да, еще в этом деле тебя можно объединить с очень приятной твоей тезкой. Она дизайнер, продает свои работы на выставках, — я вас познакомлю. Боря утверждает, что она уже готовится к новой вылазке — в Австралию… Кроме всего прочего, увидишь мир. Выездные проблемы Гриша обещал взять на себя, а валюту на первую поездку я заработал.
— Здорово! Я с удовольствием этим займусь, такая деятельность для меня. Единственная проблема— язык. Я английский основательно забыла.
— Подучишь. Мы с Наташкой перейдем с немецкого на английский. Вообще, язык надо учить активно. Наше будущее — контакты с Европой и Америкой. Без знания языка будет очень трудно. Учитесь с Наташкой, если надо, то найдите преподавателя. Я тоже с вами попробую заниматься, но времени у меня на это не хватает. Да и тупой я в отношении языков… Заявление подай завтра и постарайся побыстрее провести процедуру увольнения. Давай немного выпьем за успех задуманного?..
— Ты знаешь, что сегодня Ельцина выбрали председателем Верховного Совета? — пригубив рюмку, спросила жена.
— Слышал, но какое это имеет значение? Как я тебе и говорил: наш народ любит побитых, этого следовало ожидать. Теперь он начнет Горбачева теснить. Хотя не факт, что они враги. Может быть, это все игра и они давно обо всем договорились. Политика — дело темное.
— Ты как-то уж очень индифферентно стал относиться ко всему общественному. Раньше такого не было. Смотрю, даже газеты перестал читать.
— После известных тебе событий в Харькове дал себе слово газет в руки не брать — все сплошное вранье. Жалко на это времени, да и голову засоряет. Хватает радио в машине и тебя, а очередной пересказ крыловской басни: «…вы, друзья, как ни садитесь — все в музыканты не годитесь» читать даже глупо.
— Но ведь мы собираемся работать в сфере, будущее которой зависит от событий в стране и от того, чем закончится перестройка.
— Не сочиняй сказок. Будь проще и старайся анализировать. Перестройка в нашей стране началась не при Горбачеве, а еще при Петре Первом или даже при Иване Грозном. Может, еще и раньше. Думаю, что она никогда не закончится. Все разумные люди в таких условиях подчиняются одному принципу — плывут по течению. Просто течение это слабое, и умные чувствуют его раньше, чем другие, а дураки вообще считают, что оно направлено в противоположную сторону. Давай перестанем обсуждать эту галиматью и посмотрим по видику какой-нибудь фильм? Лучше комедию или боевик…
Работа по терраблокам продвигалась очень быстро. Родик без особых проблем, заключив трудовые соглашения на общую сумму всего триста рублей, получил неограниченный допуск к американскому прессу. Еще за тысячу рублей он выкупил у кооператива всю имеющуюся документацию. Петр Николаевич и его сотрудники трудились вполне активно и даже не поленились съездить в Солнечногорск обследовать терраблоковый дом, построенный американцами. Правда, не обошлось и без приключений.
Сергей и Володя, вероятно, по дороге в электричке успели, используя кембриковый способ (бутылка с опущенной в нее трубочкой, спрятанная во внутреннем кармане), «принять на грудь» и во время обследования дома зачем-то полезли на чердак по выдвигаемой из чердачного люка складной лестнице. Первым, если верить их рассказу, лез Сергей. Лестница, которой никто никогда не пользовался, оторвалась, и Сергей полетел вниз. Высота была небольшая, и ничего страшного не произошло бы, если бы Володя не попытался спасти напарника. В руках Володя держал портфель, в котором лежал портвейн. Портфель выскочил из рук и, подчиняясь неизвестному физическому закону, угодил Сергею в голову, а затем упал на пол. Голова Сергея уже на полу снова столкнулась с ним. Сергей то ли потерял сознание, то ли уже очень хотел спать — в общем, встать не смог. Под головой у него растеклась ярко-красная лужа. Картина, по описанию Петра Николаевича, была страшная. Володя ничего не соображал и стоял молча, пошатываясь. Кто-то из местных вызвал скорую помощь и милицию.
Все прояснилось, когда врач осмотрел пострадавшего и не обнаружил даже синяка. Всех забрали в милицию, составили протокол и пообещали сообщить на работу. Надо заметить, что такие неприятности случались часто и, как правило, легко улаживались путем «договора» с милиционерами. Стоя на ступеньках перед входом в отделение, Петр Николаевич как раз интенсивно размышлял о том, посредством чего лучше договариваться — бутылки водки или коньяка. Однако судьба распорядилась иначе… Володя и Сергей, выйдя из милиции на ту же лестницу, где стоял подавленный Петр Николаевич, открыли портфель и нашли там одну целую бутылку портвейна. Сочтя это за чудо, они попросили совершенно обезумевшего от тяжелого мыслительного процесса начальника подержать портфель, а сами прямо на ступеньках отделения распили и эту бутылку. Их, конечно же, снова забрали и составили новый протокол. Причем милиционеры, решив, что распивают всегда на троих, включили в протокол и Петра Николаевича, несмотря на его возражения. Атак как он много спорил, с ним отказались идти на какие-либо «договоры» и направили протокол по месту службы. Там его наказали больше всех — как руководителя, не только допустившего нарушение общественного порядка, но и участвующего со своими подчиненными в этом вопиющем действии. Правда, отделался он лишь выговором по партийной линии, но для Петра Николаевича и это было трагедией, которую он несколько смягчил, забрав себе зарплату Сергея и Володи, причитающуюся им в Родиковом кооперативе.
