– Не соврал. К сожалению, жить ему не так уж и много осталось. Вы же помните, когда он умер, вы уже почти взрослой девочкой были. А еще и Джуниор…
– Кто это?
– Да он же. Гумбольдт. Только молодой. И другой.
– Тогда почему Джуниор, а не Гумбольдт?
– Потому что не Гумбольдт. Двух Гумбольдтов для одной семьи многовато. Младший сменил имя. Сначала просто назвался иначе и, в общем, логично назвался. А потом, видимо, сделал это официально.
– Они живут вместе? – в голосе Осы почуялось тревога.
– Пока да.
– Он говорил, что не хочет вмешиваться в жизнь… ну, в свою жизнь…
– Вы знали о его путешествиях в прошлое?
– Я не знала… То есть он говорил… мельком… не подробно… но я думала, что придумывает… Он вообще в последние два года каким-то странным был…
– Когда он говорил вам, что не хочет вмешиваться в свою жизнь?
– В последний раз, когда мы виделись. Недели две назад, что ли… Или чуть больше.
– Если честно, то по-черному врал вам.
– Подождите! А если Гумбольдт воспитывал своего юного двойника, то двойник-то вырос. Или не так?
– Или так. Вырос. Успешен. Поминает Гумбольдта добрым тихим словом. Зовется Джуниором. Удивляется, что вы исчезли из его жизни с тех пор, как уехали в Италию.
– Уехала. Точнее – улетела. Но я писала маме, отцу, Гумбольдту. Звонила. Я же не знала, что их стало двое…
– И до каких пор писали-звонили?
– Пока мама не умерла. Но я потом довольно быстро вернулась. И отца сама хоронила. Гумбольдт, кстати, помогал… А вообще-то, когда я вернулась, времени для общения у меня было с гулькин нос. Ну – Италия, это марка. Но марка-то сама по себе никому на фиг не нужна. Ее раскручивать надо… Оперной певицы из меня не вышло, голос маловат, а на эстраде я хорошо пошла. Сами знаете, чего я вам рассказываю…
Замолчала. И Легат молчал. Он ей информацию выдал, пусть теперь переварит ее.
Переварила быстро. Спросила:
– Выходит, у меня теперь другой братец есть? А кто он?
– Языковед. Доктор наук. Женат на женщине по имени Ассоль. Не в вашу ли честь жену подбирал?
– Откуда вы знаете, что я – Ассоль?
– Джуниор сказал. Его маленькую сводную сестру так звали. А дома называли Осой. Так? Отсюда псевдоним?
– Это уже не псевдоним. Это – имя. Я и по паспорту – Оса… Я бы хотела познакомиться с ним. Как это сделать?
– Попробуем, – набил себе цену Легат, хотя познакомить Осу с новообретенным сводным братцем – дело пустяковое. – Где-нибудь на той неделе, идет?
– На той неделе у меня гастроли за океаном. Целых пятнадцать дней. Семь городов…
– Вернетесь – познакомлю. Две недели раньше, две недели позже. Поживите пока с новой информацией. Думаю, она не сразу приживется.
– Да уж… – сказала Оса и умолкла.
Гумбольдт ушел на Набережную – пустую в этот не ранний час, проскочил ее мухой и через Птичье шоссе вывернул на Проспект Садовода.
– Здесь направо и сразу налево. Вот мой дом, – сказала Оса.
Во дворе дома было еще теснее, чем на улице.
– Вот мой подъезд, – сказала Оса. – Зайдете чайку попить?
– Оса, милая вы моя, сил у меня – ну никаких! В другой раз, ладно?
– Пусть будет другой раз, – согласилась она. Открыла дверь, правую ногу на асфальт поставила и вдруг замерла.
– Что-то не так? – обеспокоился Легат.
– Что-то не так, – согласилась она. – Понимаете, Легат, я уже четверть века, как похоронила Гумбольдта, а он воскрес, и теперь я боюсь, что он вернется.
– Вы его боитесь? – удивился Легат.
– Вы не поняли. Я не знаю, кто из них настоящий.
– Вы о ком?
– О Гумбольдте и о Джуниоре.
– Они оба настоящие.
– Они оба – один человек. Только раздвоившийся. Помните историю про Джекила и Хайда?
– Помню, конечно. Кто из них кто?
– Вы о ком?
– О Гумбольдте и Джуниоре.
– Странная параллель…
– Считаете? По-моему, ничего странного. Просто хочется понять: кто из них Хайд?..
– Говоря не столь литературно, кто из них Зло?
– Добро меня тоже интересует. Джекил и Хайд, Зло и Добро… Высокие понятия! А мне бы опустить их до уровня земных человечков. Я – женщина глупая и наивная. Мне надо потрогать, понюхать, понять. Сделать вывод. И жить дальше. А литературная ассоциация – это так, для красного словца. И чтоб вам, писателю, понятней было…
И вышла из машины, аккуратно прикрыв дверь. И пошла к подъезду. А хам Легат, даже не проводивший даму до подъезда и не заметивший собственного faux pas, ложного шага, крикнул вслед:
– Зло – Гумбольдт!.. Тут не только писателю, тут и голому ежу ясно.
Но Оса не услышала. Она уже вошла в подъезд, и дверь за ней громко хлопнула…
И Легат уехал домой, смятенно раздумывая, прав ли он в своем выборе, если Оса, которая знала обоих наизусть, не умела выбрать, кто Хайд.
А вопрос, похоже, интересный…
Надо подумать, всерьез подумать.
Тут как раз мобильник проснулся. Кому это не спится?
Оказалось – Полковник.
– Не разбудил?
– Пока нет, – осторожно сообщил Легат. – А что горит?
– Да ничего не горит. Есть пожелание.
– Я – одно большое ухо.
Полковник хохотнул.
– Так я прямо в ухо. Есть мнение, что не надо вам больше туда ходить…
– В смысле?
– В прямом. Забыли про тоннель. Забыли про Очкарика. И Диггера, кстати, побережем. А от своего обещания про Общество я не отрекаюсь, передай ему…
– А чье это решение?
Легат почувствовал, как что-то у него внутри отрывается и ухает вниз. Разом. Знакомое ощущение, хотя и редкое. Оно возникало, когда Легата били, фигурально выражаясь, кувалдой по голове. Типа – ошарашивали. Раз десять за минувшую жизнь – это, в общем, немного. Но памятно. Нынче – одиннадцатый.
– С самого верху, говорят.
– А что самому верху до нашего проекта?
– Не знаю. Я – человек служивый. Пожелание начальства – приказ для меня… Диггеру передай, чтоб звонил, не стеснялся…
