поэт.
– Давайте работать, – сказал я.
Мэл успокоился. Он понял, что победил, черты его крупного лица разгладились.
– Конечно, надо работать. Только вот чай допью! – Он вернулся к бутерброду с тунцом. – Мы, англичане, умеем работать. Megan, love, давай, начинай.
Меган встала к офортному станку.
– А все-таки ты не прав, Макс, – сказала она. – Дамиен Херст очень значительный художник. Зря в нашем мире денег не заплатят.
В свои ворота
Покупка российским богачом английского футбольного клуба переполошила знакомых англичан. Мой друг Роджер, документалист, немедленно затеял интригу по выявлению тайных махинаций футбольных клубов. Роджер видит свою миссию в том, чтобы говорить правду обществу, и эта правда, как правило, горькая. Он поведал британскому зрителю о Сомали и Руанде, о землетрясениях и войнах. А сейчас решил рассказать все о футболе. Если верить Роджеру, тайна Катыни – ничто по сравнению с футбольными интригами.
Требовалось придумать, как снять репортаж, – футбольные воротилы не допускают никого в свой мир, интервью не дают. Сделку с русским магнатом обтяпали втихаря, даже ушлые папарацци ничего не смогли сфотографировать. А уж сведения про комиссионные агенту, то есть именно то, что всякому избирателю знать любопытно, – вовсе отсутствуют. Эти комиссионные не давали Роджеру покоя.
– Пойми, – втолковывал он мне, – это может быть миллион фунтов! Или два миллиона! А налогов не платят! – и очень волновался.
Как бы проникнуть в ихнее футбольное закулисье? Роджер – мастер находить решения в трудных ситуациях. Он, например, придумал оригинальный способ разрешить мой конфликт с Мэлвином Петтерсоном, главой печатников в Брикстоне, когда мы повздорили из-за кадровой политики в мастерской. Мэлвин решил уволить печатницу Меган, я вступился, возникла производственная драма. Мэлвин сфабриковал обвинение (как сказали бы в былое время в иной стране) против несчастной Мэган, обвинил ее в транжирстве материалов.
В тот раз Роджер заехал за мной в мастерскую и сказал Мэлвину так: «Странное у вас имя, Мэлвин. Почему, интересно, вас так назвали?» – «Обычное имя». – «Нет, все-таки странно: Мелвин Осама Петерсон… Странно». Мэлвин побелел – в те дни как раз началась война с Ираком, а в Афганистане войска искали Осаму Бен Ладена, и подозрение, что он носит почти такое же имя, ему не понравилось.
– Bloody hell! Никакой я не Осама!
– А мне сказали: Мэлвин Осама Петтерсон…Вы, что же, стесняетесь второго имени? Или стесняетесь своей мусульманской родни?
– У меня нет мусульманской родни!
– Помилуйте, Мэлвин Осама! Разве христиане дадут такое имя ребенку?
Эта сценка помогла нам разрешить конфликт, Мэлвин увидел, как легко фабриковать факты и выносить ложные суждения – и устыдился.
В случае с футболистами Роджер тоже нашел оригинальный выход. Надо кому-нибудь выдать себя за русского олигарха и втереться в доверие к футбольным функционерам – просто и красиво. Когда излагал план, он внимательно смотрел на меня. Роджер предложил мне одеться в костюм от Армани, послиться в Дорчестере, пустить слух, будто я миллиардер и заинтересован в покупке футбольной команды – и тогда воротилы от спорта стекутся ко мне сами. Останется назначить с ними встречу и записать разговор. Роджеру казалось, что это очень остроумный план, и он не понимал, как такая исключительная затея может не нравиться.
– Роджер, – объяснял я, – все русские миллиардеры переписаны. На них заведено досье. Безвестных миллиардеров нет!
– Откуда ты знаешь? Главное – держись нагло! Закажи утром ведерко икры, шампанское…
– Спасибо, не надо.
– Не бойся, – говорил он, – мы все счета оплатим, и отель, и машину. Поживешь две недельки в Дорчестере, а мы тебя будем снимать скрытой камерой.
Снимать скрытой камерой Роджер ужасно любит, он однажды прицепил скрытую камеру на своего сотрудника и послал его в Брикстон вечером – запечатлеть на пленку жизнь местных бандитов (их называют yardies, то есть дворовые – это уроженцы Ямайки, весьма агрессивные люди). По замыслу Роджера, репортер должен был делать вид, будто снимает на видеокамеру, которую он, не таясь, держал в руках, жизнь низов. Эту видеокамеру, рассуждал стратег Роджер, его вскоре попросят убрать. Репортер уберет видеокамеру, бандиты расслабятся, а скрытая камера тем временем будет продолжать свою работу. Несчастную жертву роджеровских расчетов снарядили в Брикстон, а через два часа, с мигалками и сиренами, доставили в госпиталь: репортер продержался в Брикстоне двадцать минут. У него отняли видеокамеру, скрытую камеру, всю наличность, да еще крепко побили. Но, похоже, затея со скрытой камерой продолжала дразнить воображение Роджера.
Мне она не понравилась совершенно, и не только потому, что я не интересуюсь футболом. Я подумал, что настоящие олигархи могут обидеться, если я притворюсь олигархом. Они, наверное, ревниво относятся к своей должности, думал я. В своих диких реакциях они, пожалуй что, поспорят с бандитами с Ямайки. Да и в принципе притворяться не хотелось. Я сказал Роджеру, что мне нравится выступать под собственным именем.
– Но ты ведь не можешь купить футбольный клуб, – резонно заметил Роджер.
– Не могу.
– А олигархом притворяться не хочешь… – Ему было досадно, что из-за моей несговорчивости гибнет такое дело. – Тогда притворись хотя бы помощником олигарха. Допустим, ты приезжаешь в Дорчестер, говоришь, что ты секретарь олигарха. Следишь за моей мыслью? Потом пускаешь слух…
– Нет, Роджер, я никем не буду притворяться.
Роджер приуныл.
– Не хочешь помочь, – сказал он горько. – А общество должно знать правду про футбол.
– Зачем?
– Для демократии, – сказал Роджер. – Как ты не понимаешь?
– Дорогой Роджер, – говорил я ему, – в мире столько вещей, необходимых для демократии, что футбольные проблемы, право же, далеко не на первом месте.
Я рассказал ему об офицерах ГБ, о процессе над Ходорковским, о том, что российская общественность страдает от вертикали власти, о государственной коррупции, и еще много всего. В частности, о том, откуда берутся деньги, на которые покупают футбольные клубы.
– Ты вот из-за комиссионных расстроился. А сам клуб футбольный сколько стоит? Зачем ловить мелких мошенников, если крупные на свободе?
На Роджера это не подействовало. Он признавал важность иных проблем, но футбольная интрига занимала его более всего.
– Из-за таких, как ты, – сказал мне Роджер, – страдает открытое общество. Хочешь отсидеться в сторонке, чистоплюй! Знаю, что ты мне скажешь! Дескать, ты рисуешь картины и пишешь романы! Слышали мы такие аргументы не раз! А ты пойди на демонстрацию против войны в Ираке…
– И что, помогла твоя демонстрация, Роджер?
– Мы четыре часа ходили!
– А толку нет.
– Есть толк! Гражданское самосознание проснулось! Вот и сейчас: я предлагаю положить конец теневым сделкам! Это нужно твоей стране тоже!
– Послушай, Роджер, – сказал я ему, – что ты прицепился к футболистам? Как будто без них сюжетов нет.
– Слушаю тебя. Имей в виду, зрителям интересно про деньги.
– Пожалуйста. Мошенник крадет деньги из страны – скажем, миллиард. Приезжает с семьей в Лондон. Особняк, загородная усадьба, политические заявления, все как положено. Бросает жену, выделяет ей сто миллионов. Она заводит любовника – молодого сенегальца и спускает миллионы на жиголо: на его машины,
