финансируемых из федерального бюджета, генеральный инспектор Почтовой службы США Кеннет Уивер объявил, что Landslide — это «верхушка айсберга» в том, что «Нью–Йорк таймс» охарактеризовала своими словами как «растущий рынок детской порнографии в Интернете». Эта история была на первых полосах газет во всех регионах, где я только не проверяла, а «Нью–Йорк таймс» поместила ее на место, зарезервированное для самой важной новости дня — в правую верхнюю колонку.
Были ли эти подписчики предрасположены к совершению преступлений, кроме незаконного акта смотрения на образы несовершеннолетних, занимающихся или не занимающихся сексом? Гуллотта в беседе с Кинкейдом сообщил ему, что типичный представитель «улова» не имеет прежних судимостей. Из таких дел почти ни одно не доходит до судебного процесса; обвиняемые подписывают признательные сделки. Правительство называет это лишним свидетельством их вины. Но, опять–таки, при ближайшем рассмотрении таких случаев (на самом деле, большинства обвинений в «злоупотреблении детьми») оказывается, что на признательные сделки обвиняемые часто идут по совету адвокатов, чтобы исключить вероятность осуждения на длительные сроки, а также чтобы минимизировать ту личную катастрофу, которую представляет из себя публичное разбирательство по таким делам для обвиняемых, даже если оно оканчивается оправдательным приговором.
К сожалению, признательные сделки, из–за отсутствия в них подробных письменных показаний, судебных допросов и версий событий, изложенных стороной защиты, делают почти невозможным определить, в чем человек на самом деле обвинялся, не говоря уже о том, делал ли когда–либо то, в чем «признался» (по американским законам, «признание» в признательной сделке может быть в любом уголовно наказуемом деянии, лишь бы было на то согласие прокурора и обвиняемого и одобрение судьи — прим. перев.). Федеральная статистика картину не проясняет. Как пишет Кинкейд, ни ФБР, ни Национальный центр пропавших и эксплуатируемых детей теперь не ведут статистику детей, реально «заманенных в опасность» в результате онлайновых знакомств, то есть того «исхода», страх перед которым и мотивирует все эти операции. А вот журналистов, мягко говоря, недостаточные данные очень даже обескураживают. В 1995 году, когда я освещала первый случай вынесения обвинительного приговора за обладание «похотливыми» видеозаписями несовершеннолетних, которые не были ни обнаженными, ни делающими что–либо сексуальное, я прибыла в Министерство юстиции в Вашингтоне, только для того чтобы узнать, что мой запланированный просмотр улик отменен, потому что… ну да, видеозаписи были незаконными. Если потерпевшие предстанут моим глазам, объяснил мне агент, это причинит им преступный вред (позже я узнала, что эти записи уже были частично показаны по Court TV [общедоступный телеканал, посвященный судебным процессам и вопросам правосудия — прим. перев.]). Проведя еще шесть часов за рулем, я добралась до западной Пенсильвании, где секретарь суда усадил меня перед телевизором с видеомагнитофоном и я, зевая, просмотрела несколько часов плохо отснятого видео, уровень «похотливости» которого был не выше, чем у какой–нибудь рекламы туров на Багамы. Похожие ограничения были наложены и на освещение «дела Landslide». Как писала «Нью–Йорк таймс», «власти не раскрывают реальные адреса [зарубежных] сайтов», якобы предлагавших детскую порнографию, а единственные «модели», о которых сообщалось, были братом и сестрой из Великобритании, в возрасте шесть и восемь лет соответственно. При этом не уточнялось, были ли эти дети сняты в сексуальных сценах, а журналистам, понятное дело, не предоставили возможности убедиться в чем–либо воочию. В 1999 году ветеран журналистики Лэрри Мэтьюз, проработавший тридцать два года на радио, был приговорен к полутора годам федеральной тюрьмы за то, что получил и переслал детское порнографическое изображение в процессе журналистского расследования чатов, используемых для обмена детской порнографией. Что примечательно, в поле зрения прокуроров он попал потому, что сам донес о том, что назвал «ужасными вещами», — о постинге, оставленном матерью, похоже на то, предлагающей своих детей взрослым для секса.
Статистика, которую мне предоставили в Национальном центре пропавших и эксплуатируемых детей в 1996 году, показывает, что столь пугающая многих возможность, которая и мотивирует всю эту деятельность, редко становится реальностью. Между 1994 и 1996 годами всего лишь двадцать три несовершеннолетних были соблазнены их взрослыми ухажерами на то, чтобы прийти к ним в моллы и гостиничные номера, ни один из этих «детей» не был младше тринадцати лет, а большинство были как минимум на пару лет старше. Опрос, проведенный в 2001 году Университетом штата Нью–Гемпшир, выявил, что почти каждый пятый из лиц в возрасте от десяти до семнадцати лет, выходивших в онлайн, получал сексуальные предложения от «незнакомцев», среди которых могли быть и взрослые, процент которых не уточняется. Тем не менее этому опыту вряд ли можно приписать какую–то широко распространенную вредоносность. Три четверти детей и подростков сказали, что эти предложения не доставили им никаких неприятностей. И, как пишут исследователи, «ни один несовершеннолетний в данной выборке не подвергся реальному сексуальному нападению в результате контактов по Интернету» (по законам большинства штатов, как «сексуальное нападение» квалифицируется любой сексуальный контакт с лицом, не достигшим возраста согласия данного штата; в данном исследовании имелось в виду именно это — прим. перев.). Что же касается педофилов, пойманных с поличным, насколько могу судить, известен всего один такой случай: печально известный клуб «Орхидея», члены которого по очереди занимались сексом с ребенком перед видеокамерами, транслирующими все это в реальном времени их собратьям. Этот акт сексуального насилия был преступлением и до законов о детской порнографии, остается им и должен оставаться.
Тем временем местные власти с диким энтузиазмом ринулись в ширящиеся юридические определения «грязи», в результате чего все больше граждан оказываются не в ладах с законом из–за того, что производят и хранят в подлинном смысле слова невинные образы. В начале 1990–х годов генеральный прокурор штата Небраска приказал местному полицейскому сжечь девять тысяч слайдов с изображениями обнаженных детей (на каждом слайде было по одному ребенку, отличному от изображенных на остальных слайдах), собранных психологом Уильямом Фэрраллом для использования совместно с фаллоплетизмографом — прибором для измерения полового возбуждения. Психологи использовали показ этих картинок в сочетании с фаллоплетизмографическими измерениями для оценки успехов лечения тысяч осужденных за сексуальные преступления по всей стране. После принятия Акта о предотвращении детской порнографии в 1996 году полиция штата Оклахома конфисковала из пункта видеопроката копию фильма «Жестяной барабан», снятого по роману Гюнтера Грасса, удостоенному Нобелевской премии, за то, что в нем содержится совсем не откровенная сцена, в которой мужчина, отказывающийся вырастать из своего детского тела (чтобы не участвовать в фашизме), занимается с взрослой женщиной тем, что некоторые интерпретируют как оральный секс. В 1990–х годах стали множиться случаи, когда служащие пунктов проявки фотопленки, проинструктированные сообщать в полицию о всех «подозрительных» снимках, «сигнализируют» о таких классических фотках «на память», как мама в ванне с ребенком, что приводит к арестам фотографов, а то и того хуже. В Нью–Йорке служащие фирмы Fotomat донесли об обнаженных снимках шестилетнего мальчика, сделанных его отцом — студентом–фотографом. Парня увезли из дома в наручниках, а его детей прямо в пижамах срочно госпитализировали в целях диагностирования «растления». Никаких признаков растления не нашли, и судить парня не стали, но запретили ему появляться у себя дома в течение двух месяцев и видеться со своей младшей дочерью. Синтию Стюарт, мать из Оберлина, штат Огайо, «замели», когда служащий пункта проявки усмотрел «порнографию» в снимке ее восьмилетней дочери, купающейся в ванне. Стюарт удалось избежать уголовного преследования (и потенциальной тюрьмы) только тогда, когда она согласилась публично заявить, что два из ее снимков можно интерпретировать как «сексуально ориентированные», и позволила прокурорам их уничтожить; также она согласилась пройти шестимесячный курс психотерапии. Хотя она находит унизительное лицемерие всех этих «мероприятий» омерзительным, она пошла на них, чтобы спасти дочь от травмы уголовного процесса.
Поборники гражданских свобод называют все эти законы неконституционными, потому что в них отсутствует правовая определенность: разумный человек не может знать заранее, нарушает он их или нет. Они оттянули миллионы долларов налогоплательщиков от реальной заботы о детях и создали атмосферу пуританской слежки за всеми гражданами страны во имя сомнительной цели поимки небольшого числа людей, которые, предоставленные самим себе, возможно, не стали бы делать ничего более вредного для несовершеннолетних, чем мастурбация на картинки детей в купальниках.
Но законодательное наследие педофильской паники не только подрывает права, гарантированные Первой поправкой. Для американцев, осужденных за любые сексуальные преступления, законодательство, принятое в 1990–х годах, не без оснований можно считать жестоким и необычным, и при этом бессрочным,
