— Алёнка, что ж ты по темноте ехала? — пожурила меня бабка. — Быстренько, руки мой и к столу иди, я пирогов с капустой напекла. Мы тут с Андрюшей чай пьём.
Тут она понизила голос, хитро прищурившись.
— Хороший парень, хоть и малахольный.
Я усмехнулась. Знала бы она, что эльф этак раз — надцать её старше! И не удивлюсь, если эту реплику он тоже услышал. С такими-то ушами.
„Малахольный“ вольготно расположился за накрытым старенькой скатёркой столом и демократично дул чай „азербайджанский, байховый“. Ну и актёр! От лощёного и высокомерного высокорожденного не осталось и следа. Он не только переоделся во что-то приближённо современное, но и, по-моему, даже волосы перекрасил для маскировки. Только вот уши торчали.
— Приветуля, Андрюлик. — я плюхнулась рядом и подставила щёку для поцелуя. Эльф поморгал, но покорно троекратно облобызал нахальную смертную и отбил сет:
— Алёнушка, сколько лет, сколько зим? — знает ведь, что у меня аллергия на всяких алёнушек и иванушек.
— И полугода не прошло. Как жизнь молодая?
— Никак покоя не даёт, — отшутился эльф. — То одно, то другое. Проблемы, они сами по себе не рассасываются. Только накапливаются. Ты тут как, не одичала в своих архивах?
— Ну ты не сравнивай, пожалуйста, — меня этот вопрос здорово развеселил.
— Есть с чем сравнить, потому и спрашиваю, — не сдавался тот, потянувшись за очередным пирогом. Правильно. Я тоже один взяла. Их моя бабушка мастерски печёт.
— Как твой последний эксперимент закончился? — я размяла затёкшую от трехчасового сидения шею.
— Страшной смертью подопечного, — Ориэль вновь присосался к чашке. — Как он ещё должен был закончиться? Все ингредиенты качественные, пациент согласен. Ну, понервничали слегка, зато результат — пальчики оближешь. Тебе понравиться должно, когда приедешь.
Ну, вот. Хоть что-то полезное сделать удалось. А мои нервы — ну на них. Посижу лишнюю неделю на „Берокке“, да и дело с концом. И ехать никуда не собираюсь, тем более туда.
Не особенно вслушиваясь в наш трёп, бабуля выставила на стол три хрустальные стопки и бутылку „пятновыводителя“.
— Ну, за встречу, что ли?
Ориэль позеленел, но мужественно опрокинул. Ласково улыбаясь, я разлила по новой, он пообещал взглядом мне все муки преисподней. А что ты думал? Я ему провокацию того секс-марафона ещё не простила, провидцу этакому.
Ну вот, опять вспомнила, что не надо. А, ведь, между прочим, честно старалась всё забыть.
Даже на свидание себя заставила сходить пару раз. И что получилось? Скучно, нудно и вообще, целоваться не умеет, пахнет… умолчим. До того парфюм гадостный оказался! Третьего свидания не последовало. В ответ на конструктивную и изложенную правильным русским языком критику меня обозвали фригидной и вредной сучкой, в результате чего товарищ схлопотал в глаз (вот чего от себя не ожидала), и пожелание записаться на курс сексуального воспитания (тут уж в глаз едва не схлопотала я).
— Что у тебя случилось? — повернулась я к бабке, чтобы не расхохотаться при виде наливающейся краской физиономии.
— Сердечко прихватило намедни, — с готовностью сообщила та. — Я уж к Елене Васильевне сходила, она направление в госпиталь выписала. Месяц целый полежать придётся. Ох-ох-онюшки, так и помру, внуков не дождавшись.
Бабка окончательно пошла в роль наставника молодёжи.
— Наташку, вот, пристроили, а ты, Алёнка что себе думаешь? Чай, не восемнадцать, двадцать пять стукнуло, а всё в девках ходишь. Что у вас молодых только в голове? Косищу, вон, какую загубила.
Ну, с „косищей“ это она погорячилась, и до лопаток волосы не доставали, но, что загубила, это точно. Моя подруга парикмахерша два часа обкорнанный затылок в порядок приводила. Ох, и ругалась! Одно хорошо: порез Мара заговорила качественно, даже шрама не осталось, иначе бы лежать Милке в обмороке.
Зато теперь на моей голове красовалось симпатичное мелированное „каре“ и об утерянной причёске типа „Коса девичья, никакая“ я не горевала.
— Ничего, — эльф мельком взглянул на мою новую причёску, но язвить по этому поводу не стал. — Обрезала, значит надо было. Волосы — не зубы… А Алёну мы с любыми любим. Да, Елена Николаевна?
— Вот, Андрюша — хороший парень, — немедленно переключилась бабка на него. — Хоть и нечастый гость, а всё одно — радость. Только, касатик, бросай ты энту свою траву курить. И с милицией проблемы, и для здоровья очень вредно… особенно умственного. Ишь чего удумал — уши резать. Как тебя только с работы не попрут за такое?
— Бабуль, ему без ушей никак, — вступилась я. — Это же имидж такой.
— Какой-такой имидж с ушами заячьими! — рассердилась бабка. — Одним курам на смех. Пороть вас некому!
Эльф позеленел повторно, но смолчал. Герой, уважаю.
— Андрюша — химик, — попыталась я её урезонить. — В лаборатории без разницы: уши, не уши. Главное — мозги. А его на работе ценят и уважают. Без него никак. Вот, недавно важный опыт успешно закончил. А ты говоришь — для мозгов вредно. Ах, да, про мозги. Ты, мой сокол, что здесь вообще потерял? Неужели только похвалиться заскочил?
— На родное КПЗ полюбоваться захотелось, — съязвил Ориэль, выразительно указывая глазами на бабушку. — Не дай, Менделеев, снесли историческое место. Елена Николаевна, что нового, да необычного на деревне?
Поинтересовался он вроде равнодушно и походя, но я насторожилась.
— Да что у нас нового быть может? — вздохнула бабка, усаживаясь за стол. — Всё по-старому. Пенсии задерживают, в исполкоме второй председатель за год сменился, Нинка-шалава в третий раз тяжёлая, да от кого, как и в прошлые разы, не знает. А пить меньше надо. Вона, только у Матвеевны-то, с соседней улицы, мужик опять загулял. Два месяца уже. Она и заявление уж в милицию, дура, отнесла.
— Это дядя Витя, что ли? — наморщила я лоб. — Это она и впрямь поторопилась. Тот может. Помнишь, как он раз за грибами пошёл, а через полгода его в Саратове милиция нашла у любовницы?
— Натерпелась она с ним, а всё одно мужик в доме, да непьющий, — покивала бабуля. — Да в Поберёзовке Пашку-охламона месяц уже ищут. Сгинул, небось в болоте по пьяни.
— Так Пашка всему селу денег должен. Мне — и то задолжал. Сбежал куда-нибудь, чтобы долги не отдавать.
— А может и не сбежал, — негромко вставил эльф, до этого внимательно слушавший.
Мои нехорошие подозрения усилились.
— Ну, что, посидели — и хватит, — бабуля засобиралась спать, — и вы тут не полуночничайте. Завтра нам раненько выехать надо будет.
В гробовом молчании выждав минут десять, я прижала Ориэля к стенке.
— Что происходит?
Тот только вздохнул.
Боже, что случилось?!
— Не пугай меня так! Что-то с Марой, или Мором? Зариэль повесился на почве неразделённой любви?
— Ну тебя! — открестился он. — Скажи, лучше, ты когда возвращалась, ничего не заметила странного?
Я задумалась. В памяти само собой всплыло охватившее меня в какой-то момент ощущение леденящего ужаса. Я ещё списала всё на последствия злоупотребления.
— Говори ты толком.
— В общем, одновременно с тобой ещё одно перемещение засекли, — тихо сообщил эльф. — Мне стражи поначалу даже доложить побоялись. Уж больно невероятным это им показалось.
— Кто, известно? — у меня похолодел позвоночник.
