где-то есть такая страна как Россия. Все, что майор мог посоветовать, так это оформить инвалидность и ждать очередного законопроекта. Глядишь, года за два-три, что-то и изменится.
Наконец, Толстый добрался до окончательного места своего путешествия, пятиэтажного дома где жил Зяма, верный друг еще со школьной скамьи. Поднявшись по грязной лестнице на второй этаж и остановившись напротив двери под номером 3. Толстый нажал на разболтанную клавишу звонка. Еле слышно, где-то в глубине квартиры прочирикала трель, но тишина, никто не торопился открыть дверь. Еще одна попытка — глухо как в танке, и никакой реакции от жильца. Третий день подряд, приходил Толстый к Зяме, а того не оказывалось дома, и ко всему прочему, старый номер его мобилы не отвечал. Что делать дальше, бывший младший сержант просто не представлял. Ждать здесь, так опасно, дело к вечеру, а с ребятами из этого района, он еще до ухода на службу, был на ножах. Возвращаться домой, смысла тоже не было, там как обычно коллективная пьянка — батя с матерью продолжали гужбанить вторую неделю, и судя по всему, останавливаться они не собирались. Как же, повод достойный — сын домой вернулся.
Плюнув на все свои опасения, Толстый решил дождаться Зяму по любому, и осторожно спустившись вниз, присел на лавку во дворе. Прошел час, а Зяма, все не появлялся. Стемнело, зажглись теплым желтым светом окна дома, и так стало Толстому себя жаль, что хоть волком вой. Там, за этими окнами, кто-то жил своей жизнью, кто-то кого-то ждал, любил, верил и строил планы на будущее, и только он, никому не нужен, сидит один. Сплюнув и встяхнув начавшими отрастать волосами, он отогнал подальше всю свою грусть-тоску. Прошло еще несколько минут, и Толстый, услышал шаги нескольких человек. Он насторожился, и не зря, так как к нему подошли три парня, и один из них, чиркнув зажигалкой перед его лицом, сказал:
— Гля, пацанчики-жиганчики, так ведь это сам Федька с Богатяновки.
Толстый их тоже узнал, и понял, что попал конкретно. Эти три великовозрастных ублюдка, отмазанные папашками от армии, и до сих пор играющие в 90-е годы, его не забыли. Старшим среди них был Костас, а двое других: Барабан и Дуст. С ними он столкнулся в последний раз, когда его проводы в армию отмечали, и на пару с Зямой, они им тогда славно наваляли. Папаша Костаса его тогда на нары упечь хотел, и ментам не хило проплатился за эту тему, но военком-мужик, не сдал бойца, и вне очереди отправил его с партией на Москву.
— Ну, че, падла, слыхали мы, что тебе лапу оторвало на войне? — продолжил Костас. — А это ничего, мы тебе сейчас добавим по полной, и второй лишишься, курва. Правильно я грю, пацанчики-жиганчики? — обернулся он к своим «шестеркам».
Те, только захохотали, а Толстый, поняв, что как бы там ни было, его сейчас будут жестоко избивать, а на помощь никто не придет, хоть кричи, хоть нет, резко взмахнул палкой и ударил Костаса в полную силу промеж глаз. Тот по бабьи завопил, и зажав перебитый нос ладонями, отскочил в сторону. Пока отвлеченные истошным и пронзительным криком Костаса, Барабан и Дуст тупо пялились на своего вожака, Толстый перенес вес тела на левую ногу и успел нанести еще один удар. На этот раз, под раздачу попал Барабан, и палка сильно, с оттяжкой, прошлась по его голове. Однако не расчитал Толстый, сильно подался вперед, потерял равновесие, и Дуст, видимо по инерции, а не от хороших бойцовых навыков, просто толкнул его вперед, и запнувшись через лавочку, Федор покатился по земле. Он попытался приподняться, да куда там, протез скособочился, а на одной ноге много не навоюешь. Попытался встать на колени, чтобы хоть так, но иметь равновесие, но его враги уже оклемались, и от сильного удара ногой в бок, он опять полетел на землю.
Мимо его головы, возле самого виска, просвистел тяжелый ботинок, и у Толстого, мелькнула одна короткая мысль: — «Вот и все, теперь точно конец». Так бы он, наверное, и сгинул в этом дворе — забили бы его насмерть, но в тишине, нарушаемой лишь сопением тройки уродов и глухими звуками ударов, раздался знакомый ему голос Зямы:
— Держись, братан!
Действительно, Толстому не померещилось, и это оказался Зяма, который влетел во двор в паре еще с одним парнем. Действуя умело, четко и слаженно, они быстро раскидали Костаса и его «шестерок» несколькими ударами, согнали в кучу, и теперь, пострадавшей стороной стали они. Как их учили уму-разуму, Толстый не видел — искал в темноте свой протез, а когда нашел, и на ощупь все же приспособил к ноге, дело уже было сделано. К нему подскочил с одной стороны Зяма, а с другой парень, помогавший ему, и подхватив его под руки, через проходные дворы куда-то поволокли.
Двигались они минут десять, выскочили на Ворошиловский проспект, тут же взяли такси, и Зяма, скомандовал водителю:
— Шеф, на «Динамо».
К стадиону «Динамо» подъехали быстро. Зяма взмахнул пропуском, они заехали во внутренний двор, и вновь подхватив Толстого под руки, парни потянули его куда-то внутрь. Пройдя несколькими коридорами, зашли в обширный спортзал, судя по всему по рукопашному бою, и Федора, усадили на стоящий в углу диван. Парень, имя которого Толстый так и не узнал, куда-то сразу же ушел, а Зяма, присев рядом с другом, сказал:
— Повезло тебе, братка. Мы с Темой, — он кивнул в сторону выхода. — там случайно оказались. Эти черти повадились местных на гоп-стоп брать, развлекались так, а мне бабули со двора, пару дней назад пожаловались. Вот и решили зайти, пообщаться с уродами. Идем, а навстречу сосед, говорит, что меня какой-то парень военный ищет. Я про тебя сразу и подумал. Заходим во двор, а там Костас с упырками своими, кого-то метелит. Ну, думаю, не иначе как Толстого.
— Все точно, — сказал Толстый. — Я тебя искал, а тут эти, за старое хотели посчитаться. Твари! Выручил ты меня, кореш, не в первый раз уже.
— Ладно, сочтемся, Земля, она ведь круглая. — Зяма похлопал его по плечу. — Сейчас врач придет, осмотрит тебя, а потом поговорим.
Через час, когда появился немногословный врач, и сделав Толстому несколько перевязок, ушел, они вдвоем уселись за стол в тренерской комнате, и под кофе с бутербродами, разговор продолжился.
— Ну, рассказывай, как оно, там, на войне? — Зяма внимательно посмотрел на Федора.
Толстый пожал плечами:
— Месиво…
— Понимаю, — кивнул Зяма. — Я и сам мечтал в армию, но ты ведь знаешь, медкомиссию не прошел, а потом, подумал, что наверное, оно и к лучшему. Мне и здесь дело нашлось, — он прервался. — Так чего искал-то меня, кореш? Отлежался бы дома, я бы тебя все равно, навестил позже.
— Тут дело такое… — замялся Толстый.
— Да, не жмись, говори уже. Мы с тобой с детства вместе, так что помогу чем смогу. Операция нужна, помощь, деньги? Я теперь приподнялся, квартиру на Ленина снимаю, некоторые вопросы могу порешать.
— Нет, тут тема иная. Ты ведь с Кудрявцевым — командором «акинаков», раньше был знаком?
— А что? — сразу насторожился Зяма.
— Есть кое-что, что будет ему интересно. Оттуда, — он мотнул головой. — с фронта.
Зяма приложил палец к губам, мол, помолчи пока. Встав, он вытянул из под диванчика черный прибор с непонятными закорючками по всему корпусу, нажал кнопку, и сказал:
— Глушилка, мардунская. Здесь вроде чисто, проверяем все постоянно, но на всякий случай.
— Серьезно все у вас, по взрослому, — удивился Толстый.
— А то, — усмехнулся Зяма, присаживаясь обратно на стул. — Что там, ты говоришь, с фронта привез?
Толстый вынул из кармана флэшку и положил перед Зямой.
— Вот, это очень интересно «акинакам» будет. Сможешь передать, чтоб адресата достигло?
— А это действительно важно?
— Очень.
Зяма хлопнул ладонью по краешку стола, и весело сказал:
— А-а-а, сделаем все как надо, братка. Пока, — он пододвинул флэшку обратно к Толстому. — пусть она у тебя полежит.
Толстый убрал носитель информации обратно в нагрудный карман потрепанного кителя, а Зяма достал из холодильника четыре бутылки пива, и то, что часто снилось Толстому во сне во время службы, большую
