Хотя теперь, чего уж там, хоть себе-то самой можно признаться, что, когда Ирочка беременная ходила и Костик так идиотски глупо гладил ее животик, Лиля скрипела зубами и представляла себя на месте Ирочки.
И еще раз представляла себя такую с животом, а рядом того мидовца, к которому азиатская президентша во всем блеске заявилась. Или это снова зависть была? К могуществу его любовницы? Ты хоть и мультимиллионерша, бриллиантов на одном платье у тебя больше, чем в мамином магазине на самой дорогой витрине, но я с твоим благоверным все дни в этой лечебнице провожу, а тебе полчаса отмерено, да и то глаза и уши отовсюду торчат!
И что этот ее узкоглазый водила медлит? Ведь пропустили их туда, где проезд воспрещен. Майор из кордона охраны взял под козырек, только предупредил, чтобы у Политехнического выворачивали осторожно. Загляделся куда-то узкоглазый с подходящей фамилией Китаев. И чего он там, у аптеки, увидел?
Нет, так не бывает! Бывший замминистра с допотопной сеточкой, в которой пакет кефира и батон болтаются. Неужели он?! Постарел-то! И где та мощь и краса, что сводила с ума диктаторш? Жена, говорили, после скандала и отставки Карасина бросила. Вот она, любовь императриц — чревата! Но он-то почему так легко сдался? Его ж перед самой перестройкой выперли, когда номенклатурные изгнания могли быть только на руку! И в депутаты мог избраться, и новую карьеру замастачить. Сейчас, глядишь, ораторствовал бы на митинге рядом с Самим.
Может, предложить Карасину новую должность? Ей нужны свои люди в российском МИДе. Но такой, как этот Григорий Александрович, никогда не станет «своим». Как он смотрел тогда во время лечебной физкультуры — ничего лишнего! И улыбается вроде бы, и комплименты говорит, а стена между взглядами железная!
Почему ж он с сеткой этой жалкой? К распределителю не прикрепили? Здесь же, за углом, в Большом Комсомольском, хороший распределитель. И неужели Ими ему ничего не оставила? При ее-то богатстве. В «Международной панораме» показывали разоблачения новой их президентши. Корасон говорила, что Ими с недавно помершим муженьком страну разграбили и миллиарды долларов вывезли. После их бегства в президентском дворце нашли ее гардеробную с двумя тысячами бальных платьев и тремя тысячами туфель. Но денег ни правительство Корасон, ни ЦРУ не нашли. Не могла влюбленная женщина, легко выбрасывающая миллионы долларов на бюстгальтеры и туфельки, с пустыми руками явиться к мужчине, заставившему трепетать ее сердце. Сотни розочек не в счет.
А это кто там с Карасиным разговаривает? Что-то знакомое… Фотографша, которая ее в прошлом году в Грановитой палате снимала и снимки сделала хорошие. Разве что слишком стервозной Лилю изобразила, эдакая императрица в царских палатах. Но так и надо. Пусть стервозность и лезет наружу, стелиться перед ней пуще будут! Почему девчонка эта всегда напоминает ей Иришку? И что она рядом с Карасиным делает? Тоже снимала его? Идут вместе куда-то… Неужели у них роман?! Быть не может! А почему, собственно, не может? Разница в возрасте? У нее с Самим тоже разница. Или ей просто не хочется, чтобы у этой девчонки был роман с мужчиной, которого ей не удалось прибрать к рукам…
***
Штурм с погромом не случился. Вместо толпы на Старой площади нарисовалась жалкая кучка маловыразительных людей, из которых хорошей съемки не выжмешь. Женька расстроилась. Выданный в американском агентстве спутниковый телефон разрядился. Этот трехкилограммовый ящик нужно теперь всю ночь заряжать, чтобы наутро раза три-четыре прокричать что- то в трубку. На пятый звонок этого отрывателя плеч не хватало.
Вот и сейчас телефон сдох традиционно не вовремя. Срочно нужно звонить, узнавать, что делать дальше — ждать ли возможного развития событий, не двигаясь с места, а за отснятыми пленками америкосы курьера пришлют, или самой ехать в агентство. Самоволки в этих буржуинских конторах не приветствуются, не понимают они нашей разгулявшейся демократии. Все телефоны при входе на станцию метро «Площадь Ногина» сломаны. Жетоны глотают и предательски молчат. На другой выход к Солянке бежать нельзя, вдруг за это время здесь что-нибудь случится, и Рейтер или японцы вездесущие успеют отснять, а она упустит. Американцы ей такого не простят. Вот и приходится стоять на углу и ломать голову, откуда же позвонить?
Рядом с ней немолодой мужчина засмотрелся на дамочку в черной «Волге» с номерами Верховного Совета. Пассия Самого, что ли, пожаловала? Похоже, что она, за рулем ее узкоглазый водила. Мадам еще и из машины выглядывает. Женька решила, что кардиналыпа ее узнала, но потом заметила, что мадам смотрит мимо нее, на этого остановившегося возле аптеки мужчину.
В руках у мужчины сетка с бултыхающимися в ней батоном и кефиром. От допотопной этой сетки так и веет одиночеством и неприкаянностью. Хотя что такого уж одинокого может быть в этом кефире. Может, просто жена послала проверить, не отоваривают ли талоны, а в продуктовом на углу Большого Комсомольского ни сахара, ни водки (сама по пути на этот штурм проверила). Вот и пришлось мужичку кефиром довольствоваться.
И все же сетка эта навевает тоску.
— Извините, — решилась Женька. — Судя по кефиру, вы здесь недалеко живете. Не пустите ли к себе позвонить? Я журналистка, а ни один автомат в округе не работает и эта бандура вырубилась.
Мужчина посмотрел на навьюченные на Женьку кофр, телефонную сумку и две камеры.
— Идемте. Протянул руку.
— Помогу, давайте. Не то надломитесь!
— Не надломлюсь, — оправдываясь, Женька засеменила следом. — Позвонить нужно, чтобы срочно приехали пленки забрали, пока в других агентствах ничего подобного на ленте не появилось.
— Конкуренция народилась?
— Конкуренция у хозяев. Мы больше имитируем. Мы ж для западников кто? Стрингеры. Вот и стрингуем, но с учетом своих национальных особенностей. И информацию друг другу сливаем, и пленками делимся. Пока в Белом доме во время путча сидели, все шутили, что если бы во Франс Пресс узнали, что по их сотовому телефону звонят в Рёйтер, с ума бы посходили…
— Правильно произносите, — сворачивая во двор, заметил Женькин спаситель.
— Что?
— Вы правильно произносите — «Рёйтер». В этой стране все говорят Рейтер.
— А вы откуда знаете, что правильно, а что нет? Кефир с батоном в Женькином представлении со знанием тонкостей английского произношения не вязался.
— Я много чего знаю. Лифт не работает. Придется пешком.
Старый дом. Последний этаж. Хозяин забрал у нес кофр, но Женька все равно запыхалась. Пока хозяин ключ по карманам искал, из соседней двери высунулась старушка, внимательно оглядела Женьку, зачесала волосы гребнем, еще более древним, чем сама. Эстетствующая такая старуха.
— Снова потоп, Лидия Ивановна?
— Так ведь каждый день дождь, Гришенька. Женька удивилась, что ее спутника кто-то по-детски зовет Гришенькой.
— Я скоро освобожусь, только помогу своей гостье дозвониться до ее редакции и зайду к вам. Будем в ЖЭК звонить и Вику переоденем.
Старуха еще раз взглянула на Женьку.
— Это, Лидия Ивановна, журналистка, э-э-э-э…
— Женя.
— Да, Евгения. Откомандирована снимать штурм ЦК.
— Что, уже и ЦК штурмуют?!
Старуха милостиво снизошла до улыбки и со словами: «Викуля, ты слышишь,
