Но только они собрались вставать, как Колобок вернулась в действительность и уставилась на товарищей ошеломленным взглядом:
– А ведь я вспомнила. Тем более что это все косвенно касается анорексии. Вспомнила! Тогда родители сильно обеспокоились моей худобой… да! Очень беспокоились! И частенько повторяли именно это слово: анорексия. Но врач их убеждал, что для подвижного, растущего шестилетнего ребенка такое строение вполне естественное. Да и я гонялась как сумасшедшая и чувствовала себя превосходно. Как родители меня ни закармливали, я оставалась все такой же… стройной.
Она опять замолкла на некоторое время, а забывшие про кофе мужчины даже не пошевелились в ожидании.
– Вот тогда это и произошло. И мне… ну да, как раз шесть лет с чем-то было. Драться я почти не умела и, несмотря на огромную подвижность, старалась не вступать в детские потасовки. Вот тогда и случилось то самое черное и неприятное. И сейчас воспоминание приоткрылось.
Третьей паузы уже не выдержал Чернов:
– Лилия, и что там тебе приоткрылось? Расскажи и нам, пожалуйста.
Теперь женщина взглянула на него с явным сомнением: рассказывать или промолчать. Но потом вспомнила, что здесь сейчас вообще происходит, и осознала полную абсурдность своих колебаний.
– Буду откровенной, хотя мне очень страшно и больно.
– Мы поможем!
– Одна девочка, моя сверстница, была, в отличие от меня, сильной, высокой, да еще и настоящей пышкой. И она меня несколько раз побила. Сильно побила. Я ничего не могла ей противопоставить. И помню, что я тогда страстно мечтала стать такой же толстой и сильной, а потом как следует поколотить обидчицу в отместку. Еще и ей желала стать такой худенькой, как я, чтобы она почувствовала, как это – быть слабой и беззащитной.
– И ты очень-очень хотела потолстеть?
– Да. Сейчас я вспомнила, что даже один раз всю ночь не могла заснуть из-за одолевавших меня желаний. А потом весь день ходила сонная и болезненная. Я очень хотела стать сильной и непобедимой. А потом про это забыла… навсегда. Но как раз с семи лет стала сильно поправляться. Или с семи с половиной?
Лилия нахмурилась, вспоминая. После чего без всякого перехода вскинула ладони к лицу и громко зарыдала. Сергей, вначале растерявшись, подскочил к женщине, рухнул на колени возле ее кресла и стал поглаживать по плечам и приговаривать:
– Ну и к чему эти слезы? Тебе отныне радоваться надо: если ты и в самом деле таким умением обладаешь, то обязательно сможешь сама себя и вылечить. Вот увидишь, как у тебя все получится! Пусть даже на это не год уйдет, а все два или три! Но надо верить! Надо действовать! И хватит уже слезы лить, ведь ничего страшного не случилось.
– Случилось! Еще как случилось! – воскликнула Монро в жутком отчаянии. И заплаканными глазами уставилась на Чернова: – Та девочка жутко исхудала и потом умерла в девятилетнем возрасте!
Признание ввело в шок и Чарли Бокеда, и Сергея Николаевича Чернова. Одно дело – умениями непроизвольно навредить самому себе, а другое дело – другому человеку. Пусть даже и существовала для этого веская причина, ради которой стоило отомстить. Недавно сказанные в шутку слова о чрезмерной опасности некоторых паранормальных свойств оказались пророческими. И пусть в далеком прошлом, пусть совершенно несознательно, но Лилия Монро уже имела на своей совести один труп. А прекрасно зная ее истинное лицо, ее внутренний духовный мир, Сергей живо себе представил, до чего может довести себя эта женщина в стремлении к покаянию и самобичеванию. Следовало немедленно и с максимальной убедительностью отвлечь внимание и доказать, что прошлого не вернуть и посыпа?ть сейчас голову пеплом слишком поздно.
Знаменитый сыщик гораздо быстрей сообразил, как помочь немедленно.
– В этом возрасте ребенок не несет ответственности за совершенные поступки.
– Значит, виноваты мои родители! – тут же воскликнула взбудораженная Лилия.
– Они тоже ни при чем, – спокойным, убедительным тоном стал вещать академик, рассевшись на ковре, словно на полянке с травой. – В твоем случае имеется только одна виновница: мать-природа! Ну, можно смело записать к ней в соучастники и совпадение, и случайность. Вот эти самые великие и непогрешимые вершители человеческих судеб и решают порой, кто из нас выживет, а чей род прервется. Естественный отбор в своей жуткой красе! Подобный отбор никто никогда не отменял и как бы ни старался – не отменит. И ведь всем известно: хоть и редко, но несчастные случаи со смертельным исходом бывают в любом возрасте. Так что давай рассуждать здраво. Та самая девочка, будучи наделенной значительно большей массой и силой, могла нанести тебе смертельный удар? – Не дожидаясь ответа от притихшего Колобка, он ответил сам: – Могла! Пусть опять-таки непроизвольно и неумышленно. А такое могло случиться, не воздействуй ты на нее своими умениями. И тогда бы ты погибла, причем уже с такими последствиями для виновной, что судьба ее осталась бы искалеченной навсегда, а родители могли на порядочный срок попасть в тюрьму. Но ведь сути для великой матери-природы это бы не изменило, кто-то бы все равно умер. И мать-природа вручила тебе оружие для защиты. Пусть и весьма опасное, ведь ты сама от него четверть века страдаешь, пусть и не сразу действующее, но ведь для защиты. И ты защищалась! Как могла, так и боролась за свою жизнь. Вот потому так и получилось.
Монро убитым голосом попыталась возразить:
– Это все – демагогия. Для общества я убийца.
– Вот! Еще одного виноватого отыскали! – воскликнул Чернов нравоучительно. – Общество! То самое общество, которое нас воспитывает и обставляет со всех сторон порой несуразными, а часто и убийственными законами. Ведь это именно оно в прошлые необразованные века уничтожало всех, кто хоть как-то выделялся своим умом или паранормальными способностями. Тогда как следовало поступать наоборот: лелеять и взращивать, беречь и защищать каждого человека с дарами, которые имеются у тебя и у Чарли. А что получалось на самом деле? Тотальный и беспощадный геноцид. А это лишний раз доказывает, что наше общество еще недавно напоминало все того же глупого ребенка, который в любом споре или сравнении руководствуется первой детской обидой. А представьте себе иные перспективы, представьте себе, если бы общество оберегало вас и заботилось? Если бы Лилию проверили на способности еще в раннем детстве и прикрепили к ней постоянных преподавателей, наставников? Да тогда и жирафу было бы понятно, что подобных несчастных случаев не происходило бы. И окружающие не допустили бы, и ребенок в более раннем возрасте осознавал бы свою ответственность. Или жили в среде себе подобных, где аналогичные направления страшных сил воспринимались бы как тренировка или обучение. Так что…
Он развел руками, хотя готов был и дальше убеждать, спорить, доказывать и даже ругать. Но если Лилия только тяжело вздохнула на этот длинный спич и продолжила молчать, то знаменитый сыщик рассмеялся довольно:
– Лихо ты завернул! Зато и меня заодно успокоил. А то я себя с самого детства считал каким-то… ну, порождением тьмы, мутантом, что ли. Хотя и сам себя старался переубедить примерно теми же словами, которые ты сейчас высказал.
– Это хорошо, – Чернов встал на ноги, – ибо горло мое уже пересохло от речей и волнений, а организм требует горячего чая или вкусного кофе с молоком. Лилия, тоже вставай, пойдем все вместе к нашему стюарду. Будем хоть так двигаться, если никто из нас не рвется в тренажерный зал. Полезно, понимаете ли.
Глава девятнадцатая
Именно само устройство, позволяющее каждому соправителю в виртуальном виде присутствовать в гостях у Отто Гранджа, и называлось непонятным термином «Гептокар». Причем непонятным для всех членов правящей Октавы. Да в принципе стоит ли задумываться над тем, из чего состоит телевизор, если ты привык его только смотреть и получать из него информацию? Понятно, что не стоит. Но вот хозяин этого замка задумывался очень часто, особенно когда входил в этот зал и бросал взгляд на круглый стол, за которым возникали фигуры коллег, словно те живьем появлялись прямо из подпространства. А потом еще и передвигаться могли по всей этой комнате без всякого неудобства. Разве что проходили сквозь друг друга при столкновении, как привидения. Пробовали. Никаких ощущений или неприятия.
