дальше. Конституционалист Барнав, всегда стоявший за ограничение монархии, теперь делился своей тревогой: «Революция должна остановиться. Еще шаг по пути свободы, и мы уничтожим королевскую власть. Еще шаг по пути равенства, и мы увидим уничтожение собственности».
Противоречия в демократическом лагере обострились до такой степени, что пролилась кровь. В июле наметили справить «праздник федераций» - единства всей Франции. Левые противники монархии организовали на Марсовом поле, на воздвигнутом там «алтаре отечества» сбор подписей под требованием о низложении короля среди собиравшегося на праздник народа. Но по распоряжению собрания «для пресечения беспорядков» на Марсово поле прибыли отряды армии и национальной гвардии во главе с Лафайетом и мэром Парижа Байи. В солдат полетели камни, а те дали залп по толпе. На ступеньки алтаря повалились убитые и раненные.
Барнав и другие сторонники конституционной монархии оставили якобинский клуб и образовали собственный «клуб фельянов» (названный тоже по имени монастыря), к которому примкнул и Лафайет. Среди якобинцев остались только горячие сторонники республики и дальнейшего движения к равенству. Их клуб развернул еще более активную агитацию среди массы беднейшего населения.
Тем временем короля, по крайней мере, внешне, реабилитировали. 14 сентября 1791 г. он клятвенно утвердил перед собранием окон
536
чательный текст конституции. После этого Учредительное собрание самораспустилось, чтобы уступить место Законодательному.
Депутаты прежнего собрания постановили самим на выборы не идти, чтобы не быть заподозренными в намерении любой ценой зацепиться за власть. Народ, занятый собственными проблемами, поостыл к дарам демократии - в некоторых департаментах на выборы явилась едва четверть имеющих право голоса. В то же время якобинцы, создавшие сильную организацию, развернули бурную агитацию по всей стране. Они смогли получить довольно много мест, особенно в департаментских и городских советах.
В Законодательном собрании на смену прежним политикам пришли более молодые и более решительные. Депутаты, выступающие за конституционную монархию, составили теперь не центр, а правый край собрания.
Слева были демократы-республиканцы, большинство которых принадлежало к партии жирондистов (от департамента Жиронда с главным городом Бордо). Среди них было немало умных голов и талантливых, ярких ораторов из провинциальной торгово-промышленной буржуазии, а также адвокатов, ученых и других представителей интеллигенции. Главным их идеологом был социолог и математик Жан Антуан де Кондорсе (1743-1794 гг.), который в свое время был близок к Вольтеру и Тюрго и сотрудничал в Энциклопедии. С просвещенческих позиций Кондорсе ратовал за самоуправление, свободу печати, права женщин, освобождение невольников в колониях. Ему был свойственен культ разума и прогресса: «Отныне совершенствование человека не зависит более от сил, которые могли бы его остановить, и ему нет иных пределов, кроме существования нашего земного шара».
Но в столице жирондисты не имели надежной опоры. Парижская мелкая буржуазия, ремесленники, рабочие, небогатая интеллигенция находились под влиянием не состоящих в Законодательном собрании ораторов и публицистов из Якобинского клуба: колоритного и громогласного Дантона (достаточно напомнить, что в его роли снимался Жерар Депардье), Робеспьера, Марата (в своем «Друге на5- ~4-3 537 рода» клеймившего не только открытых и тайных врагов революции, но и всякого рода спекулянтов, сумевших очень неплохо устроиться и при новой власти).
Тревогой веяло из-за рубежа. Число эмигрантов росло. Принц Конде набрал из них армию, расположившуюся на Рейне. Австрия и Пруссия явно были готовы поддержать ее.
Законодательное собрание реагировало: был назначен крайний срок, по истечении которого не вернувшиеся в страну подлежали смертной казни, а их имущество конфискации. Но в революционном запале собрание совершило большую ошибку: постановило, что неприсягнувших священников, если они не одумаются, тоже ждет кара. Они могут быть лишены сана и на два года заключены в тюрьму. А ведь многие приходские кюре пользовались уважением своей паствы и имели на нее большое влияние.
Людовик XVI наложил на эти декреты вето, и опять начались разговоры о его связях с эмигрантами и с враждебно настроенными дворами. Жирондисты в собрании высказались за то, что не следует ждать интервенции - надо всенародно ополчиться на внешних врагов и тем самым вызвать революции в их собственных странах.
Король, рассчитывая, по-видимому, вернуть доверие своего народа, пошел на решительный шаг: сформировал министерство из жирондистов и 20 апреля 1792 г. объявил войну Австрийской империи. В стране опять поднялся революционный энтузиазм, в армию потекли добровольцы. Именно тогда, охваченный в ночи вдохновением, военный инженер Руже де Лиль сочинил свою «Боевую песню Рейнской армии». Волонтеры из Марселя занесли ее в Париж, и с тех пор она известна как «Марсельеза» - национальный гимн нынешней Франции.
Для Людовика же дело обернулось совсем не так, как он надеялся. К столице со всей страны стали стекаться «федераты» - отряды добровольной милиции. Собрание постановило устроить для них лагерь на 20 тысяч человек, но король был против. Жирондистские министры, вняв призыву своей партии, подали в отставку.
20 июня 1792 г. народ устремился к Тюильрийскому дворцу, где находился тогда королевский двор. Часть толпы прорвалась внутрь, добралась до зала, где ее встретил восседавший в кресле король. Его осыпали бранью, требовали, чтобы он отозвал свое вето. Людовик держался с мужественным самообладанием, заявил, что действует ? ^ 538 ^ Z согласно праву, данному ему конституцией. Когда ему поднесли стакан вина, чтобы он выпил его за здоровье народа - он охотно согласился сделать это. Выпил, стоя у открытого окна, а потом еще и раскланялся с подданными. Тогда народ опять резко сменил гнев на милость - короля наградили рукоплесканиями.
Страсти улеглись, а лагерь федератов образовался сам собой, невзирая ни на какие вето - в Париж непрерывно прибывали все новые их отряды.
Назначенный командующим приграничной армией Лафайет с тревогой следил за происходящим в столице. Обещал королю всяческую поддержку, обещал «разделаться с якобинской шайкой». А ему бы следовало пристально глядеть в другую сторону - прусские войска вступили во французские пределы.
СВЕРЖЕНИЕ МОНАРХИИ
Стоявший во главе вражеской армии герцог Брауншвейгский выступил с декларацией, всколыхнувшей всю Францию. В ней объявлялось, что с захваченными в плен национальными гвардейцами пруссаки будут поступать как с бунтовщиками против своего законного государя. Герцог грозился сровнять Париж с землей, если его жители осмелятся еще раз приступить к Тюильри.
Возмущение было огромно. Народ уверился, что во дворце измена. Все парижские секции (самостоятельные общины, на которые разделялся город), кроме одной, проголосовали за низложение короля. Якобинцы перехватили инициативу у заколебавшихся жирондистов. Поднятые и вооруженные ими обитатели предместий захватили здание ратуши и образовали новый, демократический состав коммуны (этим старинным названием центральный орган городской власти стал опять именоваться в годы революции).
