специями, инженеров наконец-то прогнали из информационного шатра. Можно было разобрать, прислушавшись, как Мари строго отчитывает обоих, а заодно и их переводчиков, за нудность и предвзятость беседы.
Теперь вещал англ-трассер, он говорил по-ликрейски сам, хотя и медленно, с ошибками. Не жалел никого и не имел симпатий, поскольку домой не собирался, а обид после травмы и ухода из гонок успел за пять лет забвения накопить на всех и каждого. Начал с франконцев, которым добрые ликрейцы дали и магов, и даже гусиный жир для их нежной кожи. А они, неблагодарные, охаивают единственный местный экипаж в «золотом» заезде. Хотя дома, на правах хозяев соревнований, без зазрения совести выпускали по пять своих машин против трех дозволенных правилами от одной страны. Следом узнали правду о себе и англы, семь лет назад упустившие лидерство по проектированию двигателей настолько, что у них и украсть-то уже нечего…
Главного трассера порой перебивали, излагая сводки. Пока что «Тачка Л» держалась впереди, но ее преимущество на длинном прямом скоростном участке таяло. Впрочем, все ближе были столичные улочки и площади, требующие иных навыков и заведомо выгодные для Рони – местного жителя, знакомого и с зимой, и с городом.
После длинного обеда Береника во второй раз за день ушла гулять с малышкой, используя очередной перерыв у магов-информаторов.
Последние два часа гонки все обитатели дома смотрели в зеркало неотрывно. Сперва великолепный белый автомобиль арьянцев вынужденно отстал, поскольку менял покрышку. Потом «Тачка Л» угодила в городе в большой затор из пяти машин и утратила лидерство. Почти тогда же у мага из Аттики от переутомления носом пошла кровь и экипаж решением судейской коллегии совсем уже сняли с соревнований… Но южане пришли в крайнее отчаяние, и для них было сделано исключение. Маг экипажа франконцев, сошедшего по причине поломки двигателя, был временно зачислен в команду Аттики. На призовые места после суеты, пусть самой спешной, с улаживанием формальностей и доставкой мага, рассчитывать не приходилось. Зато стало возможно закончить гонку – что неплохо для престижа…
На участке, видимом с трибун стартового поля, «Тачка Л» была четвертой, на заднем бампере у нее висели арьянцы, а впереди была последняя петля по лесу и короткая финишная прямая. По мнению Береники, Лешка Бризов выглядел немногим лучше снятого с гонок мага из Аттики, да и Рони устал: ему пришлось помогать вручную растаскивать машины в городе и затем наспех править смятое переднее крыло.
Машины одна за другой ныряли под полог серого, предвечернего леса, растворялись в поземке, доведенной слишком старательными магами до густоты настоящей метели… Из рупора голос Мари с огорчением подтвердил очевидное: просмотр событий на трассе невозможен. И маги перенастроили зеркала для показа экипажей «серебряного» заезда, увязнувшего всей своей массой в скользких переулках вечернего города.
Лена возмущенно фыркнула и взялась месить тесто для пирогов. Так, ей казалось, проще успокоиться. Когда из рупора сообщали, например, что лучший экипаж франконцев накрепко увяз в болоте, баронесса одобрительно похлопывала тесто. Услышав же про лидерство арьянцев, возмущенно мяла его кулаками.
– Люба, а почему наша Надя так странно разговаривает? – осторожно спросила Береника. – Как маленькая. Ей ведь лет девять, а то и десять.
– Ты была не лучше, – нехотя призналась Лена, не дав сиделке начать пояснения. – Совсем младенцем выглядела по уму, но потом быстро повзрослела.
– Именно так, – согласилась Люба. Тяжело и нехотя добавила: – Маги старались ее уничтожить и преуспели во многом, даже чересчур, пожалуй. Надя утратила себя настолько, что не могла сопротивляться. Между тем ее требовалось не просто уничтожить. В момент гибели должна была сохраняться фальшивая, призрачная возможность спасения. Тогда смерть стала бы не просто концом жизни, но и полным разрушением отпущенного ей дара птицы удачи. Мне представляется, что в случае с Надей последним живым еще огоньком потухшего очага удачи был Рома. Не зря его оставили умирать с ней вместе, тем странно связав две судьбы.
– Вы много знаете про удачу, – отметил Торгай, подавая на стол привычный у него на родине чай с жиром и специями. – Попробуйте. В холода полезно, хотя не все этот напиток признают годным к употреблению.
– Спасибо, я как раз охотно выпью, – улыбнулась Люба. – Мой муж готовил такой чай… давно. В прошлой жизни, наверное. Я едва ее помню, что, пожалуй, к лучшему. Но вот Рома – я начала о нем говорить – это большая неожиданность. Взрослые птицы принимают всем сердцем, как родного человека, того, кто становится их магом и хранителем.
– Высшим магом, – вставила Береника, слышавшая похожие слова от отца.
– Да. У детей не бывает хранителей, но у Нади – есть… Это невозможно.
Береника возмущенно дернула плечом, подражая маминому жесту. Вот еще! Она прошла вдоль полок и достала одну из красивых жестяных банок, повсюду расставляемых запасливым Саней. В этой – мелкие сухие плоды полудикого шиповника, собранные по осени в парке за домом. Береника придирчиво выбрала три крупных, положила на стол, убрала прочие. Добыла из кладовки яблочную начинку в большой банке, выставила на стол и села лепить пирожки. Люба сперва смотрела, а потом присоединилась к занятию, как и Екатерина Федоровна. Шиповник был размещен в трех пирожках, незаметно.
– Зачем? – удивилась Люба.
– Шиповник – потому что с пуговицами мы уже наигрались, – хмыкнула Ленка. – Сколько раз защипывали их в вареники и пельмени, столько мой Колька и крошил об них зубы. Ох и ругался! А шиповник безопасен для зубов.
– Но если вы знаете, кто скушает сюрприз, – еще больше удивилась Люба, – то какой в нем смысл?
– С некоторых пор шиповник достается не одному Кольке, уже и Саня его ел, и я, и Евсей Оттович, – рассмеялась Ленка. – А смысл… Да просто забава, Береника это ценит. Говорит, полезно. Я не мешаю, пусть забавляется.
Зеркало мигнуло, голос мага-информатора стих. В путанице веток ночного леса, в серой мгле поземки блеснул огонек далеких фар-«молний». Первая машина достигла опушки, теперь ее от финишной черты отделял лишь участок ровного поля длиной пять километров. Если арьянцы, то их победа как лучших по скорости неизбежна…
– Юрка, – безмятежно улыбнулась Лена.
– Вы не маг, откуда вам знать? – нахмурилась Люба.
– Люба, Наденькину удачу сберег Рома, а мою выходила и выкормила мама Лена, – подмигнула Береника.
Сиделка задумчиво дрогнула бровью и промолчала. Отблеск света приблизился, разделился на две отчетливо видимые круглые фары. Машина обозначилась темным пятном, замелькала, раскачиваясь и подпрыгивая на неровностях: казалось, она рвется из силков леса, старается обрести свободу от густо сплетенной ловчей сети теней и веток. Вот нырнула в овраг, высоко выпрыгнула из него совсем рядом с зеркалом, ослепила на миг прямым ударом света фар – и сгинула за кромкой области обзора…
– Юрка, – согласилась Береника, часто мигая ослепшими от сияния зеркала глазами и оттого защипывая новый пирожок наискось, неловко. – Ему бы хоть полминуты запаса!
Повисла тишина. Почти сразу Екатерина Федоровна сердито заохала: не дали полминуты. Вон уже новые фары обозначились, и еще одни. Торгай, сохраняя достойное мужчины и воина спокойствие, разместил пирожки на противне и задвинул в печь. Даже не обернулся на шум за спиной. Ленка, бросив кулинарные затеи, уже снова болела за своих. Люба шептала, Екатерина Федоровна охала «боже мой»… Береника кусала губы и молча сжимала кулаки, изо всех сил сдерживая себя от наполненных азартом пожеланий.
«Тачка Л» за пять километров ровной дороги растеряла все свое преимущество. Почти все. Никак не более чем на длину мятого переднего крыла она опередила белый автомобиль арьянцев… А сзади уже накатывался франконский экипаж, не желая уступать третье место на подиуме нахальным пройдохам из Нового Света.
По коридору частой дробью застучали обутые ноги. Ленка не возмутилась: понятно ведь, кто-то спешит, чтобы увидеть финал заезда. И даже ясно кто. Ромка влетел на кухню как был: в заснеженной шапке с
