— А зачем спички? — с испугом спросил Котька.
— У каждого буду прикуривать просить? Соображать надо!
— А-а, — протянул Котька.
— Бэ-э! Глядеть противно. Трясешься, как щенок! По-русски же сказал — никаких пожаров. Тряхни-ка лучше мелочью. На трамвай найдется?
— Найдется.
— Проверим. — Грека запустил руку в карман его штанов. Вытащил, несколько монет. — О-о! Даже полтинник! Богато живешь. Это и на такси хватит. — Он положил монету в карман, остальную мелочь сунул Котьке.
«Неужели и правда поедем на такси?» — подумал я.
Как бы не так! На соседней улице Грека подвел нас к трамвайной остановке, куда, блестя зелеными глазами, уже подкатывал полупустой вагон.
На мягком диванчике Грека устроился, как у себя дома. Развалился, ноги вытянул, рассеянно уставился в окно.
— Молодые люди, — вдруг раздалось в динамике над самой головой, — оплатите свой проезд.
Котька толкнул Греку:
— Слышишь?
— С ушами! Меди, что ли, не можешь в кармане сыскать? Все я, я!
Нет, я бы не стерпел. А Котька покраснел словно рак и пошел к билетному автомату.
«Только бы не растеряться, — подумал я и покосился на Греку. Колонизатор какой! Ну, обожди, посмотрим, что у тебя за нервы…»
Ждать пришлось порядочно. Проехали остановок десять. Здесь и улицы были мне незнакомые. Наконец Грека поднялся:
— Выходим.
Шли молча. В окнах разноцветными огоньками светились новогодние елки, встречались смеявшиеся люди, а мы шли и угрюмо молчали. Куда идем, зачем? Поджигать в каком-то чужом подъезде рукава от старого ватника. До чего же глупо, бездарно! Как бы я себя чувствовал сейчас, если бы шел делать именно это? Если бы обо мне сейчас не волновались Алеша и Марина…
Возле угла пятиэтажного дома Грека неожиданно остановился. Достал сигарету и чиркнул спичкой. Сломалась. Чиркнул вторую. Сломалась. Волнуется, понял я. Трусит. Наверное, где-то близко. У меня тоже гулко застучало в груди.
Грека затянулся дымом и бросил быстрый взгляд по сторонам. Потом задрал голову и долго смотрел вверх. Наконец выдавил:
— Здесь. Первый подъезд.
— Может, не будем, Гриш? — жалобно прошептал Котька.
Грека выругался:
— Шавка! Учи таких!.. Встанешь у подъезда, и все! Пошли.
Нам и правда вряд ли что грозило, но как трудно было идти вперед!
У подъезда — никого. Понятно: в каждой квартире готовятся к встрече Нового года. Не до гуляний. Котька остался стоять возле дверей, а мы с Грекой вошли в подъезд. Ступеньки справа вели вверх, ступеньки слева — в полутьму подвала. Тихо. Где-то играет музыка, где-то гудит пылесос.
Грека потянул меня за рукав. Мы переступали со ступеньки на ступеньку. Ниже, ниже. Пахнуло теплой сыростью, запахом кошек. Куда-то свернули, и наступила почти полная темнота. Я задыхался. Стал судорожно расстегивать пуговицы пальто. Вот она, книжка! Я сжал ее, нащупал пальцем между страницами острый край пакета. И тут же услышал звук лопнувшего шпагата. Пора! Я что есть силы швырнул книгу куда-то в темноту. Я ожидал треска, был готов к нему. Но в уши ударил не треск. Послышался настоящий грохот. Что-то трещало в темноте и билось, как живое и страшное существо. Меня швырнуло в сторону, едва не сбило с ног. Это Грека. И в ту же секунду раздался его стон.
Когда я взлетел по ступенькам наверх, то увидел Греку. Лица не увидел. Обеими руками он держался за голову. Котька уже скрылся за углом. И мы побежали туда.
Остановились только на улице. Дышали тяжело — не могли говорить. К нам, то и дело оглядываясь, подошел Котька.
— Что это там? Думал: убили вас.
— Черт его знает… — Грека застонал. — Голову расшиб. — Он отнял от лица руку. — Кровь есть?
— Не видно, — сказал Котька.
— Слышал? — обернулся ко мне Грека.
— Еще бы! Чуть не умер со страху. — Я не врал. Сам не предполагал, что так испугаюсь. А каково было Греке? Он-то совсем не ожидал.
— Ничего не пойму. — Грека сплюнул. — Как застучит? Прямо под ногами где-то.
— Может, это у них такая сигнализация специальная, тайная? — сказал я. — Пожалуйста, заходи, подвалы открыты, а потом — раз!.. Хорошо, что на месте преступления не захватили.
Котька снова оглянулся:
— Пошли отсюда скорей…
Обратно ехали еще более молчаливые. Я-то радовался, вспоминая все подробности происшествия, но виду — ни-ни!
Сидел мрачный и будто страшно злой. А Грека все прикладывал к огромной шишке на лбу пятак, который из жалости пожертвовал ему Котька.
Такие же хмурые, недовольные и расстались мы. О новой встрече не уславливались. У меня, правда, чесался язык поздравить Греку с Новым годом, но я все же удержался.
Я забежал во вчерашнюю телефонную будку с разбитым стеклом, набрал номер и, не очень заботясь, что меня могут услышать снаружи, радостно сказал:
— Алеша! Докладывает «2-Б»: операция диверсантов созвана. Противник понес потери.
— Потери? — переспросил Алеша.
— Грека фонарь набил себе на лбу. Вот такущий! — Я показал кулак, будто Алеша мог видеть его.
— Боря, ты молодец!
— Командир, поздравляю с Новым годом!
— Спасибо! Тебя — тоже.
— И Марину поздравляю!
— Обязательно передам сейчас.
Я повесил трубку. Молодца-то, наверное, дома ждут не дождутся.
Глава пятнадцатая, в которой рассказывается о необыкновенной моднице, ее чудесных нарядах, а также выясняются некоторые подробности Грекиной жизни
Почти весь следующий день я снова провел с Алешей и Мариной. До обеда пришлось заниматься с малыми ребятишками возле елки. А что поделаешь — ходят следом и канючат: загадки хотим, хороводы… Потом надумали мы устроить ледяную горку. Помощников нашлось хоть отбавляй. Одни подвозили на санках или тащили просто в руках снежные комья, а другие из этих комьев сооружали горку. Ладная вышла. Высотой в человеческий рост и длинная. У Виктора Санеева олимпийский рекорд в тройном прыжке больше семнадцати метров был. Так вот, может, только Санеев и мог бы тройным прыжком сигануть от начала и до конца нашей горки.
Сначала думали горку водой обливать, но мороз совсем упал, и неизвестно, сколько бы пришлось ждать, пока вода превратится в лед. А ждать никто не хотел. И не надо было ждать. Через час горку так укатали — кто ногами, кто штанами, что блестела не хуже ледяной.
