– Это нужно еще доказать, особенно теперь, когда есть второй Папа, – ответил Маркус Розин, и в его голосе прозвучало удовлетворение.
– Ты хорошо информирован.
– Мне позволено слушать радио, и я включаю его очень часто. – Маркус Розин постучал указательным пальцем по солнечным очкам. – Что же мне еще остается?
– Я знаю, что ты выступаешь против реформ Кустоса и, прежде всего, против него самого, ведь он лично хочет воплотить их в жизнь, – вздохнув, сказал Александр. – У тебя еще сохранились контакты с единомышленниками?
– Ты имеешь в виду моих братьев и сестер?
– Называй их, как тебе угодно.
– Как же мне поддерживать с ними контакт? Читать, что ли, их тайные записки, которые они передают в камеру контрабандой? – Маркус Розин коротко и безрадостно рассмеялся. – Составленные с помощью алфавита для слепых?
– Есть разные способы и пути, – ответил Александр с намеренной многозначительностью.
Отец скептически ухмыльнулся:
– Александр, ты пришел сюда для допроса?
– Я хотел бы попросить тебя о помощи, отец.
– Я весь внимание.
Это было невозможно, но Александру казалось, что отец с любопытством смотрит на него.
– Если ты внимательно слушаешь радио, то наверняка знаешь о двух убийствах священников в Ариччии и Риме.
– Да. И что?
– Что тебе известно об этом?
– Наверное, меньше, чем тебе. В отличие от меня, ты можешь читать еще и газеты.
– Возможно ли, чтобы в этом деле были замешаны бывшие члены ордена «Totus Tuus»?
Пальцамиправой руки Маркус Розин выбивална столешнице барабанную дробь.
– Александр, я только теперь понял, что именно это и привело тебя ко мне? А сначала я подумал, что это… кровные узы.
– Ты хочешь обидеть меня? В прошлом я доказал, что ты мне небезразличен. Но сегодня я действительно пришел по делу.Еслиты что-нибудь знаешь об этих убийствах, скажи мне, пожалуйста! Может быть, это предотвратит следующие жертвы.
– Неужели ты считаешь меня предателем? – с упреком произнес Маркус Розин.
– Я и предположить не мог, что ты будешь так упрямиться, – разочарованно ответил Александр. – Я думал, что майские события и потеря зрения заставят тебя задуматься и направят на путь истинный. Но, наверное, я ошибался.
– Да, разумеется, ты ошибался! Вы лишили меня зрения, заперли меня здесь, вполне вероятно, до конца моих дней, и ожидаете, что я вам помогу? – Горечь в голосе Маркуса Розина сменилась яростью. Он закричал: – Уходи, Александр, исчезни!
– Нет, это не я и мои товарищи отняли у тебя зрение, а кошки, которые на тебя напали. Но то, что мы стояли по разные стороны баррикад, верно. Тогда я испытывал к тебе отвращение, отец, за то, что ты сделал. Наверное, в тот момент я даже ненавидел тебя. Но потом я все обдумал и решил, что ты сделал то, что было необходимо в данной ситуации. Я все еще считаю твои убеждения ложными, однако, по крайней мере, пытаюсь понять твои поступки. Ты так верен своим идеалам. И все же я думаю, что ты все это время думал только о себе, переживал за себя и бежал сам от себя, взваливая вину за свою исковерканную судьбу на других. Мне жаль, отец, однако, похоже, чувства перехлестнули через край.
Александр покинул комнату свиданий, не сказав больше ни слова. Он, конечно, не рассчитывал на то, что получит какие-то сведения от своего отца об убийствах священников. У него были лишь беспочвенные подозрения, что члены ордена «Totus Tuus» как-то причастны к убийствам. Александр стремился использовать любую возможность, поэтому и пошел к отцу. Но его разочаровало не то, что он не получил никаких сведений от него, а упрямство Маркуса Розина, его нежелание хоть раз взглянуть на вещи с позиции своих идейных противников. Александр догадывался, что отец ненавидел их всех до глубины души, и задавался вопросом, не распространяется ли эта ненависть и на него.
Северная Тоскана, вблизи Борго-Сан-Пьетро
Они оставили патрульную машину на поляне и начали пробираться через густой кустарник вслед за Эццо Писано. Колючий плющ цеплялся за штаны Энрико, ветки хлестали по лицу после каждого неосторожного движения. В его памяти всплывали неприятные воспоминания об их бегстве с Еленой от разъяренных деревенских жителей. Он уже давно потерял всякие ориентиры, да и Фульвио Масси едва ли ориентировался лучше. Но Писано шел очень уверенно и, казалось, находил верный путь даже в самых густых зарослях. То и дело он бил вокруг себя палкой, которую подобрал по дороге, чтобы отбросить в сторону строптивый кустарник. Несмотря на свой возраст, он был довольно проворным и ловким. Здесь Писано чувствовал себя как дома, потому что, наверное, исходил окрестные леса вдоль и поперек еще мальчишкой. Он перепрыгивал через небольшие, не высохшие после недавнего дождя лужи, чтобы не замочить ноги, в то время как у Энрико и Масси уже давно испачкалась и промокла обувь.
– Трудно представить, что кто-то построил дом в такой глуши, – проворчал комиссар, когда в последнюю секунду проскочил мимо грязной лужицы. – Нужно быть настоящим отшельником, чтобы решиться на такое.
– Анджело и есть отшельник, – раздался голос Писано. – И он живет не в доме. Во всяком случае, не в таком, как вы думаете.
Энрико заметил остатки каменных стен, которые высились среди зарослей тернового кустарника. Вскоре он увидел круглую каменную хижину – на такую же постройку они набрели, спасаясь от погони два дня назад. То была гробница этрусков, как им тогда объяснил таинственный Анджело. Подлесок поредел, и вскоре слева и справа стали появляться другие гробницы, выложенные из камня. Они были частично оплетены растениями, будто представляли симбиоз с живой природой.
– Это все гробницы? – спросил Энрико.
– Здесь их намного больше, – ответил Писано. – Борго-Сан-Пьетро стоит на руинах города этрусков. И здесь, в этих лесах, этруски хоронили мертвых.
Он остановился возле двух сравнительно больших гробниц и огляделся. Впервые за то время, что они провели в лесу, Писано выглядел неуверенным.
– Он должен быть где-то здесь, – пробормотал он и обернулся вокруг своей оси. – Ах да, вот это правильная дорога!
Они шли за Писано, пока тот не остановился у одной из каменных хижин. Это была большая гробница примерно пятнадцати метров в диаметре. Внутрь вела лестница, которую изрядно разрушили ветер и непогода. Внизу виднелся зияющий вход. Снаружи это была всего лишь черная дыра. Что находилось внутри, разобрать было трудно. Писано осторожно спустился по лестнице, за ним – Энрико и Масси.
– Темно здесь, – заметил Энрико, когда они остановились перед входом.
– Сейчас исправим. – Масси достал из кармана небольшой фонарик.
Энрико, кивнув в знак благодарности, сказал:
– Вы, кажется, готовы ко всему, комиссар.
– Лучше уж так, чем иначе… – ответил полицейский и расстегнул кнопку на кобуре, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств можно было быстрее достать оружие.
Они медленно вошли в темноту, которую прорезал тонкий луч фонаря Масси. Проход был узкий, по его бокам были проделаны отверстия, напоминающие двери. Перед каждым проемом Масси останавливался и освещал помещение фонарем. Здесь, внизу, они увидели целые комнаты со сложенными из камня кроватями или столами, словно мертвые должны были вести привычную жизнь. Но больше всего Энрико впечатлила настенная живопись, яркие краски которой на удивление хорошо сохранились. На стенах были изображены сцены из повседневной жизни умерших, наверное, для того, чтобы покойники и в потустороннем мире не отказывались от своих привычек. В глаза бросились изображения крылатых мужчин, похожих на христианских ангелов, – они были на большинстве росписей.
Когда Энрико спросил об этом комиссара, тот ответил:
