Плохо знакомого с ней человека такая манера поведения могла шокировать, но мы были знакомы уже пять лет, и я прекрасно знал, что за грубовато-вульгарными изречениями таится искреннее беспокойство обо мне. Екатерина Юрьевна, прозванная в отделе Фаиной за несомненное сходство с Раневской, была душой нашего отдела. Умная, ехидная, толстая и невероятно добрая, она по-матерински заботилась о нас, стараясь прятать эту заботу за грубоватой манерой общения. Ей ничего не стоило, надев одну из своих знаменитых шляпок чудовищного цвета и фасона, поехать в ГУВД «на разборки», если ей казалось, что сотрудников нашего отдела кто-то «обижает». Она жалела проституток и так ненавидела политиков, что любые разговоры на эту тему пресекала решительно и матерно. А еще она кормила нас чудесными пирожками собственного приготовления и давала мудрые советы. Последнее обстоятельство и заставило меня рассказать ей события последних дней, ожидая если уж не совета, то хотя бы участия. Ага, дождешься от нее...
— Сереженька, — ласковым басом сказала она. — Отгадай загадку: если перед ослом поставить ведро с водкой и ведро с водой, то что он станет пить?
— Естественно, воду, — удивился я, невольно вздрагивая при упоминании о водке.
— Правильно, — похвалила Беликова, — а почему?
— Ну... Потому что он пьет воду...
— Потому что — осел! — заявила она. — Такой же, как ты. Кто, задержав преступника «на горячем», расспрашивает его о нем самом?! Он и так твой. С потрохами. Закрепиться — да, надо, но сначала требуется узнать у него о подельниках, о «крыше», о начальстве... Именно эту информацию надо тянуть у него, пока он тепленький и растерянный... Записные книжки убитых отрабатывают?
— Разумеется, «убойный отдел», — ответил я, несколько обиженный таким резким нравоучением.
— Кассеты просмотрели?
— Вскользь, но там только детская порнография. Первые две так и остались исключением. Хотя покойный Платонов договаривался с моим информатором о постоянных поставках. ФСБ что-то знает, но они не скажут. Да и «убойный отдел» ждать... Мучительно долго и стыдно.
— Полезное чувство, — одобрительно покивала она, — его никогда не бывает слишком много. Интересно...
— Что интересно? — насторожился я, наблюдая, как на лицо Беликовой снизошло задумчивое выражение.
— Почему киллер убил четверых сразу, а для устранения пятого выбрал такой странный и опасный для него способ? Такому профессионалу это не составило бы труда провернуть в мгновение ока... Скорее всего, он пытался получить от него какую-то информацию. А вот получил или нет, мы это никогда не узнаем. Но если совместить слова твоего подполковника из ФСБ и этот факт, то можем с уверенностью констатировать, что вскоре ТСБ сообщит своим зрителям о новом заказном убийстве... Съемки они проводили на той квартире, где ты взял Платонова?
— Да... Там еще была какая-то загородная дача, но я только-только отдал кассету на экспертизу.
— Ты упоминал, что этот подполковник рассказывал о предыдущем деле киллера — в институте? Ты выяснил, что там произошло?
— Разумеется. Не первый день работаю... Перестаньте меня обижать.
— Ой-ей-ей, — покачала она головой, — какие мы нежные! Тебя пороть за такую работу надо, а не «обижать». Рассказывай, что там в институте произошло?
— Он пришел туда посреди бела дня, вызвал с занятий студента прямо в кабинет директора и искалечил. Кастрировал.
— Но оставил в живых? — задумалась Беликова. — Значит, пожалел... Это значит, что он так же, как и мы, не обладает полной информацией о своих клиентах, а работает в поиске, добираясь до них последовательно и постепенно. Плохо только, что он все время опережает нас.
— Меня, — поправил я. — Вы-то здесь при чем?
— Да ни при чем, — подозрительно легко согласилась она. — Ну, я пошла.
— Подождите. Екатерина Юрьевна, — всполошился я. — Куда же вы? Не посидели толком, не поговорили. Чайку не попили.
Она гордо и величественно удалялась.
— Ну постойте! — взмолился я. — Виноват! Каюсь! Больше не буду! Не уходите, скажите, что вы придумали?!
Она неторопливо обернулась, глядя на меня хитро и высокомерно:
— Кто умница?
— Вы, вы умница, Екатерина Юрьевна!
— Кто осел?
— Я! Я осел! Ну, не томите, говорите!
— То-то, — удовлетворилась она местью. — Неуважение к старшим... и мудрейшим в следующий раз будет караться куда жестче. Примерно как крестьянское восстание Пугачева, в котором, кстати, мой прадед принимал самое деятельное участие. Но к делу. Что у нас имеется, помимо трупов? У нас имеется живой свидетель. Свидетель, который общался с киллером и дал ему основополагающую информацию. Не полную — иначе ему не было бы смысла рисковать с Платоновым, — но основополагающую...
— Вы имеете в виду того парнишку из института? — поморщился я. — Не вижу никакого смысла работать с ним. Во-первых, с ним уже поработал киллер и, надо полагать, получил все, что можно. Сомневаюсь, что парень способен на игры в ТАКИХ условиях. Нет-нет, он выдал все, что знал, да еще наверняка и лишнего приврал с перепугу. К тому же с ним уже работали парни из ФСБ. Так что...
— Так что осел выбирает воду, — закончила за меня Беликова. — Подумай сам: в каких условиях приходилось работать киллеру? Это мы восхищаемся: «Ах, нахал! Ах, циник!», а ему было крайне неудобно проводить работу в таких условиях и в таком месте. Он торопился, работал нарочито топорно, чтобы запугать, вызвать шок, получить главное. Я больше чем уверена, что он мечтает вернуться, чтобы закончить разговор, но не пойдет на это — профессионал. Почему он начал с него? Парень знал состав группы. Значит, так или иначе, но был связан с ними. Если у них была «крыша», он не мог ее не знать. Киллер просто не задал этот вопрос. Он задумался об этом позже. Или получил какую-то дополнительную информацию. Например, наблюдал за ними и зафиксировал встречу с «кураторами», а отследить их возможности не было. Пришлось рисковать...
Я почувствовал, как холодеют у меня кончики пальцев. Перед глазами явственно встала широкоплечая, налитая гибкой силой фигура «нищего калеки», сидящего перед входом в офисный центр. Блондин с голубыми глазами... Я уже встречал подобные приметы в процессе этого расследования...
— Вообще он странный тип, этот киллер, — задумчиво продолжала Беликова. — Его действия нестандартны не в частностях — это всего лишь хорошо продуманные и выполненные операции, — а в целом. Малый работает до того на совесть, что поневоле задаешься вопросом о личной заинтересованности. Или ему очень хорошо заплатили, или мы имеем дело с самым страшным из всех убийц — с фанатиком. Это только с первого взгляда он делает «благое дело». Со своими возможностями и заблуждениями он опаснее даже тех, кого убивает... Кстати, ребята из ФСБ тоже вряд ли смогли нормально допросить этого студента. Сначала шок, операция — реанимация, а потом подоспели новые события, закрутилось-понеслось... Да и вряд ли он им что-то сказал, когда пришел в себя. Какой смысл? Нет, с ним еще можно поработать. Вдумчиво и всерьез.
— Какой ему смысл говорить что-то нам, если он ничего не сказал ни киллеру, ни ФСБ? — резонно ответил я.
— А вот это уже другой вопрос. Берем следующий кусочек мозаики, который ты совсем упустил из виду. Мальчишка, поставлявший школьниц для порносъемок, должен быть знаком с «покупателем»? Обязан. Иначе сделка не состоялась бы так быстро. Это — во-первых. А во-вторых, судя по кассетам, он поставлял ему девочек не первый раз. Что из этого вытекает?
— Ну... Они знакомы, — выдавил я версию.
— «Знакомы», — передразнила меня Беликова, — естественно, знакомы! Да не просто знакомы. При такой плотной работе сотрудничество зиждется не только на деньгах, должны быть более весомые гарантии. Не так-то просто выйти на рынок подобных услуг. Подойди ты к этому мальчику хоть с тысячью долларов — будешь послан в те места, где живут лишь такие же примитивные и простейшие... Что —
