как облупленного — столько лет работали вместе. Ни один грим не даст такого эффекта.
— Правильно, — сказал я. — В тот раз роль «Протея» играл другой человек. Ты знал, что его не станут задерживать, надеясь выйти через него на остальных участников организации, и решился на этот шаг без особого риска. Я полагаю, это был твой агент, которому ты сказал, что надо сыграть роль подставного лица: «заказчик» хочет нанять киллера. Он был уверен, что перед ним настоящий «заказчик», а Дивов был уверен, что перед ним настоящий киллер... Я полагаю, что этим подставным лицом был мой, ныне покойный, агент. Он ведь был и твоим агентом, так? Такое иногда случается с людьми, которые, как Фигаро, хотят угодить сразу всем, чтоб спокойно делать свой маленький гешефт. Мое «кураторство» стало его со временем тяготить, вот он и решил втравить меня в это дело, «слив» информацию о «черном порно». Мелкая пакость, но вдруг бы да сработала... Установить это несложно — подполковник посмотрит фотографии агента и, полагаю, сможет опознать.
— Да глупость это, — фыркнул Пискунов, косясь на выходящих из дома и прислушивающихся к нашей беседе людей. — Я — Протей?! Бред! Да мы даже близко не похожи!
— В этом и был секрет твоей неуловимости, — согласился я. — Ты — усатый, кареглазый брюнет, он — голубоглазый, безусый блондин — что может быть общего? Но Протей не маскировался, ибо он сам был маской. У тебя усы накладные, Коля. И парик. Кому придет в голову дергать за усы капитана ФСБ? Ты менял парики, отклеивал усы, вставлял контактные линзы — и Протей оживал. В случае опасности скидывал личину, и на месте преступления появлялся озабоченный розыском капитан Пискунов.
— Но... Ты же видел меня там, в ресторане! — не сдавался он. — Служба наружного наблюдения зафиксировала, как он нырнул в подземный бункер, а я разговаривал с тобой буквально через минуту!
— Минут через семь-десять, — поправил я. — Вполне достаточно для того, чтобы в подземных коммуникациях сбросить форму офицера погранслужбы, поменять парики и вылезти через ближайший люк к заранее припаркованной машине. Ты — умница, Протей. Говорю это без всякого сарказма. Ты отличный боец, прирожденный мастер комбинаций и, по-своему, честный человек. Но ты сделал две ошибки. Первая заключается в банальной истине, что людей все же убивать нельзя. Ну нельзя и все! А что касается второй... Ты так привык работать с мужчинами, что забыл о почти врожденной работе с макияжем и косметикой у женщин. Понимаешь, о чем я? Мужчины смотрят на манеру поведения, жесты, построение фраз, телосложение и умение вести себя, а женщины — на то, как ты выглядишь. Ты мог обмануть гримом меня, но не Беликову. А уж когда ты вошел в ресторан как «капитан Пискунов», но с плохо смытыми следами грима на лице... Я понимаю: где в катакомбах взять приличное средство для сведения грима? Она схватила тебя за задницу не оттого, что сексуально озабочена, а потому, что был шанс, что в спешке ты натянул брюки поверх форменных штанов пограничника. А это была бы неопровержимая улика. Но тут ты ошибки не допустил. Пришлось рисковать. А риск с таким умницей, как ты, всегда чреват жертвами... и это наша вина... Надо было брать тебя еще тогда...
— Ничего бы не доказали, — спокойно сообщил Пискунов. — Как и сейчас.
— Сохранили бы жизни и здоровье людей, — вздохнул я. — Ты и впрямь слишком хорошо играешь... Я тебе аплодирую, но пора опускать занавес. Сдай оружие.
— Уверен, что сможешь доказать хоть что-то? — с жалостью посмотрел он на меня. — Исключено.
— Да, — вынужден был согласиться я. — Отпечатков Протея не было потому, что на место его преступления сразу прибывал капитан Пискунов и оставлял СВОИ отпечатки. Связь твою с остальными членами организации установить практически невозможно. Свидетелей нет... Но тебе все равно конец. Улики найдутся. Обязательно найдутся. А ты в это время будешь сидеть под следствием и никого уже не сможешь убить. А твои коллеги... бывшие коллеги, из ФСБ, я думаю, постараются от души. Достаточно взглянуть на подполковника Дивова.
Пискунов невольно рыскнул взглядом по окровавленному лицу подполковника и усилием воли заставил себя усмехнуться:
— Есть в этой истории один нюанс...
— Какой? — вежливо осведомился я.
— Меня еще взять надо, — улыбнулся он, неторопливо доставая пистолет. — Или вы думали, что в сказку попали?
Со всех сторон заклацали передергиваемые затворы. Пискунов пренебрежительно усмехнулся:
— Стра-ашно...
— Убьют ведь, — вздохнул я. — Силы неравны.
— А тебе жалко? — удивился он.
— Жалко, — честно признал я. — Вроде бы — убийца, подонок, даже в некотором смысле предатель, а почему-то жалко. Вот такой я сентиментальный и чувствительный. Я тебя живым возьму... Как думаешь, это будет красиво?
Он с сомнением посмотрел на рукав моей куртки, набухший от крови:
— Ты ранен.
— Царапина, — отмахнулся я. — Осколком от машины задело. Не помешает.
— Если победишь ты — расклад ясен, — прищурился он. — А если я?
— Совсем отпустить мы тебя не можем, — признал я. — Но... Ты получишь шанс. Маленький, но шанс. Откроешь ворота, сделаешь шаг... И это будет твоя фора. Дальше начнется охота.
— Жиденькая перспектива. Неравные какие-то шансы — не находишь?
— А ты думал, в сказку попал? — передразнил его я. — Сейчас у тебя шансов нет вообще. Одного... Ну, может, двух ты еще зацепишь. Остальные нашпигуют тебя свинцом так, что впору будет сдавать в прием цветных металлов.
— Идет! — решился он, отбрасывая пистолет и вставая в стойку.
— Я не позволю! — тяжело поднялся с земли Дивов. — Я не допущу этого безумия! Никаких договоренностей с этим... типом не будет! Взять его!
— Стоять! — донесся до нас тихий, но яростный голос. Лежащий на земле бледный как мел спецназовец дрожащей рукой с трудом удерживал автомат, направленный прямо на подполковника.
— Пусть этот парень возьмет его, — с трудом выдавливая слова, сказал он. — Сделай это, приятель... За меня... За нас...
В наступившей тишине спецназовцы опустили оружие.
— Это что такое?! — непонимающе огляделся Дивов. — Да как вы...
— Помолчите, подполковник, — тяжело посмотрел на него второй искалеченный взрывом боец, окровавленный, страшный. — Давай, парень. Давай!
Медленно мы сблизились, пошли по кругу, не сводя друг с друга глаз. Пискунов нанес удар первым, обозначив ложный выпад ногой и довольно болезненно достав меня кулаком по ребрам. И тут же получил классический удар локтем в челюсть. Упал, перекатился на спину и, вновь оказавшись на ногах, бросился на меня, осыпая целым градом хорошо скомбинированных ударов. Но он уже плыл, плыл! И в образовавшиеся бреши обороны я сумел просунуть еще два точных, сильных удара. Он сбился с дыхания, отскочил. Я шагнул вперед... И пропустил мощнейший удар ногой по корпусу. Тут же последовал прием, называемый «хвост дракона», и я оказался на земле. Оттуда, опираясь о землю всем телом, ответил сдвоенным ударом ног. Его аж в воздух подбросило... Любой другой на его месте давно вышел бы из строя... Как и на моем, признаться, не слишком комфортном... Поднявшись и заметно шатаясь, мы вновь стали сближаться. В напряженной тишине раздался металлический удар, ворота с треском распахнулись, и двор молниеносно заполнился вооруженными людьми. Краем глаза я заметил спешащую ко мне Беликову.
— Стоять! — браво заорал какой-то худосочный полковник в милицейской форме. — Милиция!
Пискунов сплюнул на землю сгустком крови, кисло усмехнулся и поднял руки.
— И все же я лучше, — сказал он мне. — Без обид. Я бы тебя сделал.
— Не факт, — ответил я. — После драки кулаками не машут... Кстати, это твоя ошибка. Ты все время пытался соревноваться с милицией, а это глупо. Убийца не может быть лучше сыщика, а сыщик — лучше убийцы. Можно быть профи в своем деле, но нельзя путать разные понятия. Расклад дашь?
— Дам, — неожиданно сказал он.
Признаться, я даже удивился. Улик против него и впрямь было с гулькин нос. Что с того, что его вина была очевидна всем присутствующим. Не редкость, когда личность преступника известна всем, а юридически сделать ничего невозможно. Как шутит та же Беликова: «Перед законом все равны... А перед
