Но Франк тихо, словно боится кого-то разбудить, говорит:
— Заходи!
И за плечо втаскивает меня в кухню. На столе стоит низкий ящик, Франк кивает, улыбается и подводит меня к нему.
— Полюбуйся на нее! — восклицает он, и я вижу в ящике маленькую сморщенную черепаху, которая пытается побить мой собственный рекорд на шестьдесят метров: ползет к листику салата, который положил для нее Франк.
— Правда, милашка? — лицо у него, как у ребенка. Я никогда, сколько его знаю, не видел этого взрослого человека таким веселым.
— Что это с тобой? — с удивлением спрашиваю я. — Разве ты не взял тайм-аут, чтобы подумать?
— Она помогает мне думать, — отвечает Франк, нахмурив брови. Но потом снова смотрит в ящик, и взгляд его искрится, как у четырнадцатилетнего шкета при виде любимой звезды экрана.
Франк явно очарован черепахой, хотя и меня она тоже не оставила равнодушным.
— Хочешь, я ее достану? — спрашивает этот взрослый человек и тянется за черепахой.
— Нет, мне пора домой, — отвечаю я и гляжу на часы. Там, где я живу, скоро обед, и Адам должен быть на своем посту.
Я шлепаю к входной двери, а он стоит на кухне и нюнюкается со своей черепахой, словно она ребенок.
— Между прочим, как ты ее назвал? — спрашиваю я, открывая дверь.
— Амммхххммм, S, — невнятно бормочет он.
— Как-как? — снова спрашиваю я и внимательно гляжу на него. Он становится пунцовым.
— Адам, — отвечает он после минутного раздумья.
— Спасибо, — сухо говорю я. Так мне и надо. Адам — подходящее имя для игрушки, такое невинное, такое, которым можно пользоваться сорок лет, пока не станешь по-настоящему взрослым. Судьба, как всегда, любит меня. По пути домой я пробую побить собственный рекорд по ползанью на шестьдесят метров. Несмотря на мои ожидания, мне это удается.
Дома я нахожу записку от мамаши. Они не поедут за город в эти выходные. Мамаша наложила запрет. Она пишет, что есть более интересные занятия, чем общение с Пером Папашей Гюнтом. И в этом она, безусловно, права.
Суббота, 20 июля
В эту субботу я просыпаюсь с великолепным планом в голове.
Я не спешу. «Ссссссссссссс» — шипит вода в душе.
Я приветствую Солнце.
— Привет, Толстяк! — говорю я.
Покупаю, что мне нужно. «…Клиррр…» — звенят деньги, падая в кассу.
Спрятавшись, я жду, когда Маленькая Буря придет на работу. У человека должен быть план. И поэтому я делаю все, что надо, в правильной последовательности. Надо научиться планировать, если хочешь победить. Бесполезно просто приходить, приходить и приходить.
Когда все готово, я качу в «Хауцц», держа одну руку за спиной. Качу на своих роликах и перед Маленькой Бурей делаю особенно красивый разворот. Ее начальница за стойкой делает мне замечание за то, что я не снял ролики в помещении. Но потом и она начинает с интересом следить за происходящим. Маленькая Буря видит меня, как только я появляюсь в дверях. Видит и хочет улыбнуться. Но мой способ передвижения и круг, который я делаю перед нею, вызывают у нее удивление.
Я опускаюсь на колени.
Да, Братья, это, конечно, глупо, но так надо.
Наверное, ни одна из вас, Сестры, не думала, что я решусь на такое? Но человек, у которого есть план, способен на все.
Итак, я опускаюсь на колени перед Маленькой Бурей.
Я смотрю на нее, смотрю ей прямо в глаза.
Они голубые-голубые, и мне кажется, что я даже слышу потрескивание, как от пламени сварочного аппарата, как от синего пламени в камине, как от неба в необычно жаркий летний день.
Я смотрю ей в глаза и протягиваю три красные розы.
Красные розы на длинных стеблях, люди! Это вам не какой-нибудь пустячок. Не мать-и-мачеха, не гвоздика, не цветок в горшке, не куст красной смородины. Я протягиваю ей три кроваво-красные розы.
Теперь уже все пялятся на меня. Видок у посетителей такой, точно они с луны свалились. Или, может, увидели чувака, который свалился с луны. Одни застыли с кофейными чашками, не донеся их до рта. Другие набрали кофе в рот, но забыли проглотить. Кофе течет у них из уголков рта. А они все продолжают лить его в себя, не спуская с меня глаз. Третьи перестали жевать и сидят с набитым ртом. Четвертые обжигают пальцы сигаретой. Но так и не выпускают ее из рук.
В такие мгновения время останавливается. Двигаюсь вперед только я. Говорю что-то только я. Вообще, шевелюсь только я. Несколько секунд я тяну эту историю и заставляю сердца биться быстрее.
Маленькая Буря берет розы. Наклоняется над ними и нюхает. Закрывает глаза так, что голубая сказка скрывается за веками, и вдыхает аромат трех красных роз, стебли которых еще хранят тепло моей руки. Пот от моей руки смешивается с потом ее руки в голубом блеске.
— Я приглашаю тебя на сегодняшний вечер, — громко говорю я. — Пойдешь со мной?
Сперва она серьезно кивает, потом у нее в горле что-то освобождается, и она отвечает так громко, что все в зале могут это слышать:
— Да, с удовольствием.
ДА! —
проносится сквозь меня. И это не такое многократное ДА, которое заполняет все страницы. А просто слово, полное радости, победы, влюбленности, и оно захватывает меня, Адама, целиком и полностью. Такое ДА уже останется со мной навечно.
Я встаю и делаю пируэт, чтобы показать, как я счастлив. И поскольку меня все еще переполняет ее ДА, это выглядит очень изящно.
— Великолепно! — говорю я.
— Потрясно! — кричу я.
— Yes, baby! — вою я и исполняю соло на воображаемой воздушной гитаре.
Мне выпала шестерка в костях, я наконец-то получил счастливую карту. Слишком часто мне выпадало в этой игре: «Ваш дом и отель горят. Вернитесь на старт». Но наконец настал мой черед. И по-моему, сейчас самое время.
Я собираюсь покинуть кафе на этом великолепном ДА, посылаю Маленькой Буре воздушный поцелуй и качу к двери не хуже чемпиона Олимпиады.
— Постой! — кричит она.
Я скатываюсь с высокого ДА и превращаюсь в дрожащее ЧТО.
— Я что-то не так понял?
— Когда мы встречаемся? — спрашивает она.
Ах да! Конечно! Маленькая деталь. Хотя и очень важная.
— В восемь часов, — отвечаю я задорно и красиво открываю дверь.
— Постой! — снова кричит она.
Ко мне возвращается прежняя дрожь, и я чувствую предательскую слабость в коленях.
— Ты можешь прийти ко мне, — она диктует мне свой адрес в Торсхове.
Ладно. Ладно. Еще одна незначительная деталь. Так легко забыть мелочи при раздаче призов. Я
