пощадите. Видите же, что началось. Первый раз предупредили, второй раз оплеуху отвесили. Третьего раза не будет. Посадят. Оставьте это дело. Ничего здесь не попишешь. Придет время, и тогда…
— Если сейчас ничего не делать, то это время никогда не придет, — сказал я. — Но если пронесет, от помощи Ракитина мы откажемся. Все удары в него приходятся. Раз игра пошла не по правилам, то и я могу слегка согрешить. Есть у меня для них один подарок…
— Успокойся, Коля, — сказал Никитин. — Ты из угро ушел? Ушел. Вот и живи в свое удовольствие. У тебя, между прочим, жена есть. О ней подумай. А тебя, батюшка, я очень прошу в свой приход вернуться. Все, сказки кончились. Началась суровая быль. Остановитесь, ребята. Они сильнее вас. Это плохо кончится.
— Ответить я не успел — дверь распахнулась, и в кабинет ввалился тучный, похожий на кривоногого бульдога мужчина лет сорока пяти в форме полковника. Обвисшие щеки гневно сотрясались.
— Это что же творится у вас, майор?! — с порога зарычал он и недоуменно замолчал, уставившись на рясу иерея. — Это кто? — ткнул он в нашу сторону короткопалой лапой.
— Посетители, — спокойно сообщил Никитин.
— Пусть подождут за дверью, — голосом капрала на плацу скомандовал полковник.
Я заметил, как недобро блеснули глаза Разумовского, и незаметно махнул ему рукой, призывая не обострять ситуацию.
— Ну? — поторопил Щербатов. — Граждане, мы торопимся, подождите в коридоре.
— Полковник, — спросил я, — вы занимаетесь борьбой с коррупцией?
— Ну? — буркнул Щербатов, недовольный нашей неторопливостью.
— Запомните меня. Я — необразованный, тупой, и я живу в шестикомнатной квартире.
— Не понял? — нахмурился Щербатов.
— Просто запомните, — сказал я и поднялся. — До встречи, полковник…
— Что ты как ребенок малый? — спросил меня Разумовский, когда мы вышли из отдела. — Зачем его дразнить? Его сажать нужно, а не дразнить.
— Я просто представил, как он смотрит в зеркало и готовит для прессы отчет о борьбе с коррупцией в рядах милиции. Вот такие, как он, чистки в милиции и проводят, а потом удивляемся, где честные и опытные работники. Где, где… Вычистили. Чистки — аббревиатура от «Чистые руки». Борьба с нечистоплотностью в милиции должна быть нормой. Жестокой, справедливой, непредвзятой нормой. А иначе будут сплошные чистки. «ЧИСТые руКИ». Пошли в машину, Будем ждать, пока все это кончится. Раз Никитин обещал, значит, сделает. Но какая активная работа! Спарринг, а не расследование. Хорошо хоть, кирпичи пока на голову не падают.
— При таких заступниках это им ни к чему, — заметил Разумовский. — Эти одними проверками да обвинениями так спрессуют, что повеситься времени не останется, не то что на расследование. Ты действительно намерен продолжать? В одиночку?
— С тобой, а не в одиночку, — нахально заявил я. — Сам взбаламутил, вот сам и расхлебывай. В крайнем случае, будем через стенку в камерах перестукиваться, — я трижды сплюнул через левое плечо. — Но перед этим я им покажу «необразованного и коррумпированного».
— Ты сказал, что у тебя какой-то «подарок» припасен? Есть идея?
— Пока только наметки, — уклонился я. — Но это на самый крайний случай. Сперва попытаем счастья с версией о машине. И если уж не получится…
— Хоть хорошая идея-то?
— Тебе не понравится, — заверил я.
Разумовский открыл было рот, но посмотрел на окна кабинета Ракитина, в которых беспрерывно мелькал кряжистый силуэт полковника, на зарешеченные окна дежурной части, и неожиданно кивнул:
— Значит, хорошая.
Ракитин прикурил новую сигарету от окурка старой и, погасив его в пепельнице, вздохнул.
— Вот такие пироги, — растерянно сказал он. — Топорно, но эффективно.
— Заканчиваем, Игорь, — сказал я, но Ракитин упрямо покачал головой:
— Ерунда все это… Пугают больше. Ежу понятно, что все это «липа».
— Ежу-то понятно, а вот будет ли понятно суду? Связи у Щербатова немалые и… разнообразные. Сфабриковать дело в наше время так же просто, как выкурить сигарету, а уж с тобой, как с офицером угро, им недолго возиться придется. Пока что они действуют грубо: сказываются нехватка времени и излишняя самоуверенность. А вот дальше все может оказаться очень серьезно. Тебе это надо?
— Нет. Сесть я не могу, — уверенно сказал Ракитин. — Это сразу конец всему, что есть, и всему, что будет. Нет, посадить себя я им не дам. Дело не только во мне. Дело в тех, кого я люблю. Жена, дети — им не на что будет существовать, а это обречение на нищету и умирание… Есть еще один близкий мне человек. Грязь, которой навечно будет измазано мое имя? Нет, посадить себя я не позволю.
— Вот и хорошо, — кивнул я. — Ты сделал все, что мог. Мы хорошо поработали. И хватит на этом.
— Посадить себя я им не дам, — повторил Ракитин. — Но и дело так просто не оставлю. Вы ведь тоже не намерены возвращаться домой? Или я что-то недопонимаю?
— Мы — это другое, — сказал я. — У нас преимущества перед тобой, мы не госслужащие.
— Веселое время, — вздохнул Ракитин. — Когда расследование выгоднее вести гражданским, чем госслужащим… С машиной что-нибудь прояснилось?
— Нет. Пусто.
— И я ничего не нашел. Если завтра остальные гаишники тоже ничего не вспомнят, придется начинать долгую и кропотливую разработку. Через официальные структуры теперь и я действовать не могу. От дела меня отстранили, и теперь любая моя деятельность будет рассматриваться совсем в ином свете. Придется задействовать частных детективов. Есть у меня друг, он ушел в отставку и сейчас владеет частным сыскным агентством.
— Собираешься установить наблюдение за горбуном или за Щербатовым? Это ничего не даст. Теперь уже не даст. Теперь они будут особенно осторожны.
— Ничего, придумаем что-нибудь. Дай-ка карту… Она позади тебя лежит на тумбочке.
Я протянул ему карту города. Разложив ее на столе, Ракитин ручкой отчеркнул место расположения дачи и обвел кружком базу порностудии.
— Вот все, что у нас есть, — сказал он. — Помимо этого имеем трех «актрис», в жизни не слышавших о нашем «искомом», одного «актера», одуревшего от наркотиков, горбуна, один раз в жизни встречавшегося с маньяком, но ничего о нем не знающего, посаженного в «Кресты» Остапа, прикрывающего студию Щербатова и длинную цепочку бандитов, толстосумов и политиков, к которым стекаются деньги, приносимые вот такими порностудиями и которые любому горло за эти деньги перегрызут… Много… Но не густо. Совсем не густо.
— Есть еще девушка погибшего оператора, — напомнил я. — Может быть, она о чем-то знает? Какие-то крохотные, незначительные на первый взгляд детали, которые могут оказаться для нас на вес золота… Во всяком случае, поговорить с ней надо. Если не ошибаюсь — Светлана Пономарева.
— Не ошибаешься, — подтвердил Ракитин. — И еще одно. Установили, кто та девочка, которая… там, на кассете. Антонина Гусева, двенадцать лет. Она пропала в сентябре прошлого года. Из неблагополучной семьи. Мать-алкоголичка и младший брат. Дело ведет Кировское РУВД. Завтра встретьтесь с ведущими дело оперативниками и отдайте им все, что знаете. Чем больше народу знает об этой истории, тем лучше. «Погасить» дело можно тогда, когда оно «тлеет», а вот когда вспыхнет, да не в одном месте, а в десяти… тушить его будет сложно. Расскажите им все. Даже о Щербатове. Пусть будут осторожны. И постарайтесь завтра же подтолкнуть их к осмотру вот этой мусорной свалки, — он подчеркнул на карте местечко недалеко от дачи покойного оператора. — Нужно прочесать все поле, перерыть все эти помои…
— Трупы! — догадался я. — Он должен был где-то прятать трупы. Если мы осмотрели дачу и не нашли там следов, то… Да, вполне вероятно. Смотри-ка, хороший испуг идет тебе на пользу. Адреналин стимулирует умственную деятельность. Не обижайся — шучу. Когда ты догадался о свалке?
— Утром, когда разговаривал с инспектором ГИБДД. Мимо нас проезжали машины с мусором. Я
