15 сентября немецкие танковые части соединились в районе Дубны — Лохвица (170 км к востоку от Киева), окружив таким образом 21, 5, 37, 26 и 38-ю Армии. В гигантском «киевском мешке» в немецкий плен попало, по сводкам командования вермахта, более шестисот тысяч человек. Не останавливаясь на достигнутом, 1-я Танковая группа снова развернулась, на этот раз на 180 градусов, и практически без оперативной паузы, 24 сентября, начала наступление на юг, к Азовскому морю. Продвинувшись за 15 дней на 450 км, немцы окружили и взяли в плен в районе Мелитополя ещё 100 тысяч человек, затем, развернувшись на 90 градусов, прошли ещё 300 км на восток и к 21 ноября 1941 г. заняли Таганрог. Итого: более полутора тысяч километров маршрута (не считая неизбежного в ходе боевых действий маневрирования) по «противотанковым» советским дорогам, на танках с узкими гусеницами и малосильными бензиновыми моторами.
В середине этого «большого пути» (в конце августа — первых числах сентября) безвозвратные потери танков в 1-й ТГр составили: 33 Pz-IV, 101 Pz-III (всех модификаций), 37 лёгких Pz-II, (2 командирских PzBef. Итого — 183 танка за два месяца боёв. (10, стр. 206) Кроме того, значительное число танков было повреждено и временно вышло из строя. В указанный момент времени таких небоеспособных танков в 1-й ТГр числилось 198 единиц (общее число подбитых и восстановленных за два месяца танков было, разумеется, ещё большим). Таким образом, число боеготовых танков в 1-й ТГр сократилось к началу сентября более чем в два раза, до 370 единиц. Приняв эти цифры к сведению, как базу для сравнения, обратимся теперь к анализу потерь трёх наиболее мощных, вооружённых сотнями новейших танков, мехкорпусов Юго-Западного фронта.
Начнём с самого мощного 4-го мехкорпуса. В состав корпуса входили, как и положено, три дивизии: две танковые (8-я и 32-я) и одна моторизованная (81-я). Количество танков, стоявших к началу боевых действий на вооружении этих дивизий (не считая плавающие танкетки Т-37/38), указано в следующей таблице:
Самым удивительным числом в приведённой таблице является номер дивизии, на вооружении которой оказалось самое большое среди всех танковых дивизий Юго-Западного фронта количество танков новых типов. 32-я танковая дивизия была новой дивизией, начавшей своё формирование в апреле 1941 года, в рамках реализации загадочного решения о развёртывании 20 новых мехкорпусов. 4-й мехкорпус не входил в чисто «новорождённых», но в один из новых корпусов (15-й МК) из прежнего состава 4-го МК была передана полнокомплектная и хорошо подготовленная 10-я тд. Её и должна была заменить 32-я тд. Как пишет в своём отчёте от 2 августа 1941 г. командир 32-й тд полковник Е. Г. Пушкин (погиб в звании генерал-лейтенанта танковых войск 11 марта 1944 г.):
В результате 32-я тд к началу боевых действий представляла собой рекордное количество новейших танков, на которых предстояло воевать, говоря современным разговорным языком, «зелёным салагам» — и это при том, что в Красной Армии были тысячи танкистов с опытом войны в Испании, на Халхин-Голе и в Финляндии. Странное это решение было усугублено очень низкой укомплектованностью дивизии автомашинами и тракторами. Из общего числа 2 854 автомобилей 4-го мехкорпуса 32-й дивизии досталось только 420 машин, а из 274 тракторов и тягачей — всего 24. Поверить в подобное трудно, но именно такие цифры стоят в докладе командира дивизии. (63, стр. 189–192)
По предвоенным планам 4-й МК должен был действовать на направлении главного удара, наступая в составе «конно-механизированной армии» из района Жолкев — Яворов
В скобках заметим, что по сравнению с предвоенными планами Директива 3 была ещё очень осторожным, умеренным и сдержанным документом, так как она предполагала нанесение только одного удара (на Люблин) вместо трёх (на Краков — Катовице, на Сандомир — Кельце, на Люблин), предусмотренных майскими (1941 года) «Соображениями по плану стратегического развёртывания». Все эти планы с началом настоящей войны «прожили» не более нескольких часов. Уже в ночь с 22 на 23 июня на командном пункте Юго-Западного фронта в Тернополе с участием прибывшего из Москвы начальника Генштаба (и одного из подписантов Директивы № 3) Жукова были приняты принципиально новые решения.
Советские генералы отказались от намерения «играть свою игру» и добровольно отдали инициативу действий противнику.
От глубокой наступательной операции (теоретическая разработка которой неизменно приводится во всех толстых книгах как пример высочайшего уровня советской военной науки) решено было отказаться в пользу торопливого «латанию дыр» посредством поспешно организованных встречных танковых атак. Эти удары по наступающим в полосе Луцк — Радехов двум танковым корпусам вермахта должны были нанести 22-й МК и 15-й МК. Находящиеся на самом острие «львовского выступа» 4-й МК и 8-й М К должны были отойти назад, на 100–150 км к востоку от границы, догнать рвущийся вглубь оперативного построения советских войск немецкий «танковый клин» и нанести ему удар во фланг и тыл. Правда, для этого надо было ещё точно знать, куда именно двинется этот «клин» после прорыва линии пограничных укреплений…
Выполнение решения, принятого начальником Генерального штаба и командующим войсками фронта, было немедленно сорвано командующим 6-й Армией Музыченко. Легко и непринуждённо командарм-6 проигнорировал многократно повторённые требования старших по должности и званию военачальников и «не отдал свой» 4-й МК. Более того, даже попытался (и не безрезультатно!) «отныкать» у командования фронта «чужой» 8-й МК. Но об этом чуть позже. В конечном итоге мощнейший 4-й мехкорпус не стал ни овладевать г. Люблин «к исходу 24 июня», ни догонять и громить 1-ю Танковую группу вермахта. Огромные, многокилометровые колонны танков, автомобилей, тракторов 4-го мехкорпуса несколько дней метались в «заколдованном треугольнике» Немирув — Мостиска — Львов в качестве «пожарной команды», с помощью которой Музыченко пытался остановить продвижение немецкой пехоты на Львов. В докладе командира 32-й тд события тех дней описаны так:
