держала, а я крутил изо всех сил. Ей то и дело выворачивало руки, из-за чего она смешно морщилась.
– Ну вот, все. – Я встряхнул джинсы и перекинул ей. – Давай теперь сами погреемся.
– А? – как-то опасливо спросила она. Я молча выбрал камень и присел на него, поставив пятки на край и обняв колени. Через несколько секунд теплая спина Танюшки привалилась ко мне сзади.
– Мы все равно отсюда выберемся, – тихо сказал я, чуть откинув голову назад. Становилось жарко, и я подумал, что впереди в любом случае еще долгое-долгое лето.
– Конечно, выберемся, – согласилась Танюшка. И я, увидев у своей щеки ее закинутую через плечи руку, осторожно пожал тонкие пальцы.
– А поесть я что-нибудь добуду, – пообещал я.
– Давай немного поспим, – предложила девчонка, – очень хочется.
– Тань, идти надо… – начал было я, но потом кивнул: – Давай. Только веток натаскаем, а то простынем. – Я соскочил с камня и полез за ножом.
Я думал, что проснусь часа через два – больше даже в теплый солнечный день без одеяла не проспишь на природе, тело остывает и само будит. Но проснулся я аж во втором часу и обнаружил, что накрыт своими вещами и Танькиными тоже. Я выкопался из-под них и потянулся с подвывом.
Танька – по-прежнему в купальнике – бродила внизу по отмели и за чем-то часто нагибалась. Я лег на краю берега на живот – трава высохла – и, опустив подбородок на кулаки, начал следить за ней. Потом негромко свистнул.
Она вскинула голову и, улыбнувшись, помахала какими-то двумя мешочками. Не зашумела – по воде все слышно отлично. А через секунду уже карабкалась наверх.
– Ракушки, – сообщила она, отдуваясь. – Там их много, на отмели… Перловицы. Не устрицы, конечно…
– Устриц пусть буржуи едят, – весело ответил я. Мне было очень хорошо при мысли, что она меня укрыла. – А это мы вечером рубанем, на привале. Давай сполосни носки и одеваемся.
Мне сейчас хотелось есть еще сильнее, чем раньше. Танюшке, конечно, тоже. Но мы бодро засобирались. Высохшая одежда, конечно, залубенела, но это ничего. Только вот Танюшка вдруг ойкнула и с размаху села на то место, откуда встала.
– Голова закружилась, – успокаивающе, но в то же время жалобно объяснила она, когда я подскочил.
– Ничего, посиди еще немного. – Я отошел перегрузить ракушки в свою куртку, которой вновь предстояло играть роль мешка.
А ведь у меня тоже голова временами кружится… Неужели от голода так быстро начала?!.
Эта мысль пугала…
…Косвенное подтверждение тому, что мы идем правильно, мы получили через какой-то час, когда речка почти сошла на нет, превратившись в ручеек. Мы шли по самому берегу – галечному и пологому. И Танюшка остановилась, даже подавшись назад. Я тут же – честное слово, рефлекторно! – оказался перед ней, сжимая в кулаке нож.
Но бояться было нечего. Мертвых вообще не надо бояться.
Слева пологий откос был расчищен от зелени – давно, но надежно, только трава росла там. И среди этой травы лежали три каменные глыбки. Кто-то принес их сюда, уложил и выбил на плоских гранитных боках белесые строчки.
– Могилы, – прошептала Танюшка. – Олег, я боюсь.
Скелета она не испугалась. А могил почему-то – да.
– Подожди, Тань. – Я осторожно подошел ближе, сам испытывая неприятное ощущение. Не страх, но какую-то щемящую опаску.
Save God – Трое, по пятнадцать- шестнадцать лет, – через плечо сказал я. – Больше двух лет назад погибли…
– Англичане? – Танюшка все-таки подошла.
Я кивнул:
– Написано по-английски… Генри, Макс и Питер… Наверное, эти ребята были вместе с тем… ну, скелет которого. Только его уже некому было хоронить.
Мы посмотрели по сторонам, прошлись вокруг. Но ничего не нашли. Я, если честно, и не ожидал, а вот Танюшка, похоже, разочаровалась. Уж не знаю, что она собиралась обнаружить.
Я тем временем еще раз определился с западом и выбрал ориентиры, до каких доставал взгляд. Это занятие меня так увлекло, что я и не заметил подошедшей девчонки. А она обратила мое внимание на то, чего не замечал я.
Густой лес впереди – километров на пятнадцать, почти до горизонта – сменился рощами и лугами. Веселенькая такая местность, да еще солнечная… Но Таня указала на одну странность.
– Смотри. – Она вытянула руку. – Это что, дым?
Я только сейчас заметил, о чем она говорит. В самом деле – в двух или трех местах на равнине словно бы держались расплывшиеся облака дыма. Серый флер, задергивавший траву и деревья, прозрачный, но все же различимый.
– Не знаю. – Я всмотрелся. – Больше на туман похоже… Промахнем до темноты эту равнину?
– Ага, – согласилась Танюшка.
Вблизи этот странный туман выглядел облачками бледно-бледно разведенной черной краски, сквозь которую все видно, а сама она почти незаметна. Первое такое облачко окутывало симпатичную рощицу, и я было сунулся туда, но Танюшка вцепилась в меня:
– Не ходи! Вдруг это какой-то газ!
– Да ну, газ, – для проформы и самоутверждения пробурчал я, но внутрь и правда не пошел. Серое облачко действительно как-то отталкивало, и мы и от остальных держались подальше.
Мы все-таки добрались до леса – как раз к тому моменту, когда солнце за него село. Не стемнело, но резко смерклось.
– На опушке заночуем? – спросила Танюшка устало. Я хотел было кивнуть…
И не кивнул.
Я никогда в жизни не ощущал того, что называется «взглядом в спину». Только в книжках читал. Но, наверное, что-то такое сидит в каждом человеке – от предков, что ли? И просыпается, когда «подопрет».
Уж куда сильнее, чем подперло нас…
Короче – я ощутил этот самый взгляд. Тяжелый и… не то что угрожающий, нет. Но неприятный, словно меня оценивали.
Я обернулся – спокойно, будто решил просто взглянуть на путь, пройденный за день. И – вот честное слово! – на какую-то даже не секунду, а на ее хвостик – увидел промельк движения. В том самом месте, где мы спустились с откоса.
Пятнадцать километров – это много, на таком расстоянии нельзя увидеть одно живое существо, даже крупное. Тут словно черная капля перелилась…
Группа. Стадо, косяк, что угодно. Только как-то странно для животных, словно выглянули – и назад. Животные так себя не ведут.
Именно группа. И если эти – кто бы они ни были – появились именно в этот момент, то они нас, конечно, не видели. А если наблюдали уже давно?..
– Нет, Тань, – спокойно сказал я, – давай уйдем подальше. В лес.
Ракушки оказались никакими, хотя мы, морщась, сдабривали их пеплом, чтобы хоть чуть-чуть посолить. Однако есть хотеться перестало. Я улегся на траву, закинув руки под голову. Танюшка сидела боком, одной рукой опершись оземь, другой – перебирая пустые раковины, красиво отблескивавшие перламутром изнутри в свете гаснущего костра.
– В них бывает жемчуг? – спросила она вдруг.
– Нет, кажется, – рассеянно сказал я, – это в речных жемчужницах… Но у нас их давно не
