– Да.
– Александр Бубненков.
– Нет.
– Арнис Скалнис.
– Да.
– Татьяна Бурцева.
– Да.
– Игорь Мордвинцев.
– Нет.
– Игорь Северцев.
– Да.
– Елена Власенкова.
– Да.
– Джек Сойер.
– Да.
– Александр Свинков.
– Нет.
– Елена Чередниченко.
– Да.
– Богуш Скалон.
– Нет.
– Игорь Летягин.
– Нет.
– Андрей Альхимович.
– Да.
– Сергей Лукьянко.
– Да.
– Вильма Швельде.
– Да.
– Наталья Мигачева.
– Да.
– Ольга Жаворонкова.
– Нет.
– Николай Самодуров.
– Да.
– Олег Фирсов.
– Нет.
– Игорь Басаргин.
– Да.
– Ирина Сухоручкина.
– Нет.
– Кристина Ралеска.
– Да.
– Олег Крыгин.
– Да.
– Андрей Соколов.
– Нет.
– Ингрид Сеген.
– Да.
– Валентина Северцева.
– Да.
– Сергей Земцов.
– Да.
– Наталья Бубненкова.
– Нет.
– И мои два – «за», – подвел я итог. – Десять – «против». Двадцать один – «за».
– Взвейтесь кострами, синие ночи! – загорланил Север. – Мы пионеры, дети рабочих… не все, впрочем… Близится эра светлых годов. Клич пионера: «Всегда будь готов!»
– Будете… готовы! – Саня вскочил, швырнул в Игоря сучком и с руганью пропал в темноте. Бэн метнулся за ним. Сморч и Наташка Бубненкова, смущенно посмотрев на остальных, пошли за ними.
– Ты вылепил, Олег, – заметил Колька, толкнув плечом Фирсова. – Труханул?
– Да так… – спокойно улыбнулся Фирс. А я вдруг понял – вот только сейчас! – что он изменился. Не внешне. Нет.
Что все изменились. И что трусов среди нас нет. А значит, за десятью «нет» стояли мотивы, которых я не понимал.
И это было плохо.
– Решено, – отрезал я. – Начнем искать способ для переправы. Тань, сколько тут?
– Немного, – отозвалась она. – Километров сто – сто двадцать.
Все ясно с Наташкой, Сморчом и Бэном. Они вместе с Саней. Сам Саня?! Вариант «боится» отметем сразу и для всех… Неужели – неужели ему нужна моя власть?! И подумать мерзко, кроме того, он же не был против, когда меня выбирали князем. Нет, неясно. Ничего не понимаю. Андрюшка Соколов. Ленка Черникова – «за», он – нет… Тоже странно… Ирка Сухоручкина – она, кажется, просто вместе с Мордвой. А он – он всегда был осторожным и обстоятельным, вот и вся причина. Олька Жаворонкова – вот она боится, но боится не за себя, а за тех, кого могут ранить или убить… Богуш. Поляк показал себя смелым и надежным парнем. Тоже черт его знает. И самое странное – Олег Фирсов.
Я зевнул и по дуге бросил палку, которую стругал ножом, в темноту. Позади светил еще наш костер, возле которого сидели часовые, впереди – костер немцев, возле которого ностальгически пиликала губная гармошка и два голоса непонятно, но печально ей подпевали. Ночь вокруг меня была теплой и насыщенной ароматами, к которым я уже начал привыкать… и начал скучать по неяркому, но родному лету России. Хотя тут, на этой древней земле, было, спору нет, очень красиво.
Впрочем, здесь у земель нет истории. Не строили в этих местах прекрасных храмов, не населяли ручьи и рощи красивыми духами, не отваливали от берегов глазастые корабли… Да и в моей России не возводили соборов, не было ни Невского, ни Кутузова… Мир без памяти. Без истории.
Или с непонятной историей.
На осыпи зацокали камни. Я замер, всматриваясь сквозь ажурно-кованую из черной тени путаницу листвы в склон холма. По нему спускались олени. Вдали тяжело, хмуро взревел какой-то зверь, судя по звуку – здоровенный, и я подумал: не далеко ли зашел?
Краем уха я уловил тихий хруст ветки за спиной и, быстрым плавным движением отступив за ствол
