меж яблони ветвей, злорадно извиваясь, висел проклятый змей, сгубивший смертный род, налево от меня, виясь и изгибаясь, две балюстрады вкруг тянулись, у стола, где был раскинут труп, нежданно обрываясь. И был он весь обрит, и кровь с него текла, по камням медленно струясь и застывая, как стынет в сумерках горячая смола. В меня стеклянный взор вперив и не моргая, застыл кровавый труп в ужасной наготе. все ткани, мускулы и нервы обнажая. Казалось мне, что был он распят на кресте… раскинуты его. я помню, были руки… О, если бы на миг забыл я руки те!.. Казалось, морщили еще все тело муки… Как будто заживо он здесь изрезан был, и замерли совсем недавно воплей звуки… Я: полный ужаса, над мертвецом застыл, не в силах оторвать от глаз стеклянных взора, и мнилось, что живой с умершим говорил. Никто досель не вел такого разговора!.. А вкруг скелеты птиц, и гадов, и зверей (О, этот адский сонм я не забуду скоро!..) толпились, словно рать воскреснувших костей. Ты зрел ее, пророк, бесстрашными очами, когда Господен зов достиг души Твоей!.. В кортеже дьявольском недвижными рядами сидели Чудища, и свет, скользя в окно, удвоил их ряды гигантскими тенями!.. Скелеты важные, истлевшие давно, застыли вкруг меня в движеньях всевозможных!.. И было каждому по знамени дано. О ты, страшнейшая из грез моих безбожных, о нет, тебя родил не смертный ум, сам ад!.. Не знает только он в веленьях непреложных ни сострадания, ни страха, ни преград!.. На каждом знамени иссохшего скелета немые надписи читал смятенный взгляд, на языке, что стал давно владыкой света. Гласила первая: «Nos summus — umbra!..» Там, за ней тянулася еще, прося ответа: — «In nobis nosce te!..» За ней еще очам явилась страшная и вечная загадка: «Mors — rerum ultima est linea!..» Но сам, от страха трепеща, я все ж прочел украдкой: «Mors sceptra omnia ligonibus aequat!..» Как надпись ту прочесть в тот миг мне было сладко! «Nascentes morimur!» прочел на третьей взгляд… Ее держал скелет оскаленный ребенка; когда же взор отвел в смущенье я назад, мне вдруг почудилось, что он хохочет звонко. Но все сильней заря пылала, и в окне плясал пылинок рой, решетки контур тонкий яснел на каменной, заплесневшей стене; я снова бросил взор на мертвеца немого, и мысль безумная тогда предстала мне (Хоть выразить ту мысль теперь бессильно слово!..) В его чертах я вмиг узнал свои черты и весь похолодел от вихря ледяного…
