Стихотворения

и в той стране, где нет пути назад,
черты родные всех, что сердцу святы,
я встретила и отвратила взгляд.

Была дыханьем огненным объята
я у разверстой пасти Сатаны,
заскрежетал он, словно мавр проклятый,

но вождь незримый с правой стороны
со мною шел, мне в сердце проливая
целительную влагу тишины.

За Женихом я шла, не уставая.
и невредима посреди огней
свершала путь, молясь и уповая,

сквозь все ряды мятущихся теней
по лестнице великой очищенья
и через седмь священных ступеней.

И каждый миг чрез новые мученья
меня влекла незримая рука,
изнемогая в муках восхожденья,

пережила я долгие века…

II.

Услышав зов, склонилась я к подножью,
дух ангельский и девственное тело
предав Кресту, объята сладкой дрожью,

и, плоть свергая, тихо отлетела.
(Последнее то было обрученье!)
Поникли руки, грудь похолодела,

и замерло предсмертное биение;
вот отступили дальше в полумрак
мерцанья, славословья, песнопенья;

как воск мощей, простерта в строгой раке,
беззвучно я запела «Agnus Dei!»,
и вот святые проступили знаки;

и миг последний был всего страшнее,
но тень крыла мне очи оградила,
я каждый миг свободней и смелее

по ступеням безмолвья восходила,
и близясь каждый миг к иным преградам,
при шаге каждом крепла в сердце сила.

Мой верный Страж ступал со мною рядом,
меня в пути высоком ободряя
то благостным, то непреклонным взглядом.

Вот заструились дуновенья Рая
неизреченны и невыразимы,
и луч не дрогнул, сердце мне пронзая.

А там, внизу, как стадо агнцев, дымы,
у наших ног теснясь благочестиво,
не двигались… Но мы неуловимы,

их ласке улыбнувшись торопливо,
влекомы восхождением упорным,
восстали там, где для души счастливой

последний путь отверст в окне узорном,
где искони в борении согласном —
два светоча на перепутьи горном —

луч белой Розы сочетался с красным…
Взглянула я, и вдруг померкли взоры,
и лик Вождя явился мне ужасным,

я вопросила с трепетом: «Который?»
Смешалось все, и сердце ослабело,
и замолчали ангельские хоры.