где в беспредельность мертвой пустотыглядятся ножки желтых клавикордов…Вот бальный зал, весь полный суеты,больных цветов и вычурных аккордов,где повседневны вечные слова,хрусталь зеркал прозрачней льда фиордов,где дышит смерть, а жизнь всегда мертва,безумны взоры и картинны позы,где все цветы живые существа,и все сердца искусственные розы,но где на всем равно запечатлентвой странный мир, забывший смех и слезы,усталости волшебной знавший плен,о, маг, прозревший тайны вышиваньяв игле резец и кисть, Жиль Гобелен!Пусть все живет — безумны упованья!Равно бесцельно-скучны долг и грех;картинные твои повествованьятаят в себе невыразимый смех!Ты прав один! Живое стало перстью,но грезы те, что ты вдали от всехсплел, из отверстья к новому отверстьюводя иглой, свивая с нитью нить.бессмертие купив послушной шерстью,—живут, живут и будут вечно житьзагадочно, чудесно и капризно;им даже смерть дано заворожить.В них тишина, печаль и укоризна,Тебе, о Жиль, была чужда земляи далека небесная отчизна,—ты отошел в волшебные поля,где шелковой луны так тонки нити,толпы теней мерцаньем веселя,и где луна всегда стоит в зените,там бисер слез играет дрожью звездна бархате полуночных наитий,там радуга, как семицветный мострасшита в небе лучшими шелками…О Гобелен, ты был лукав и прост!Как ты, свой век, владыка над веками,одно лишь слово — изощренный вкус —запечатлел роскошными строками;божественных не признавая уз,обожествив причуды человека,ты был недаром гений и француз,прообраз мудрый будущего века.
Сонеты-гобелены
«Шутили долго мы, я молвил об измене…»
Шутили долго мы, я молвил об измене,ты возмущенная покинула меня,смотрел я долго вслед, свои слова кляня,и вспомнил гобелен «Охота на оленей».Мне серна вспомнилась на этом гобелене, —насторожившись вся и рожки наклоня,она несется вскачь, сердитых псов дразня,бросаясь в озеро, чтоб скрыться в белой пене.
