произнести ни слова. Теперь его схватят. Он слабо пошевелился на спине, словно перевернутая черепаха. В помещении было почти темно — наверху осталась только одна лампа, ее корпус сместился, отчасти блокируя луч света, посылая сквозь пелену дыма лишь призрачный рыжеватый отблеск.
Он ждал, что вот сейчас враги навалятся на него, заколют, как свинью, сразу пятью саблями. Вокруг слышались звуки пожара и льющейся воды, крики мужчин и чуть дальше — крики женщин. Неужели его не видят? Неужели они сражаются только с огнем? Может быть, пламя отрезало их от него? С трудом Свенсон перевернулся и пополз по полу, усеянному стеклом и металлом, следом за женщинами. Его душил кашель — видимо, он наглотался дыма. Он продолжал ползти, по-прежнему сжимая револьвер в правой руке. Он вдруг словно во сне вспомнил, что коробка с патронами осталась в кармане его шинели, которую он отдал Элоизе. Если он не догонит ее, то у него против всех сил Харшморта останется лишь два патрона.
Свенсон добрался до края сцены и сполз вниз. Проход здесь поворачивал, и доктор наткнулся на что- то, лежащее на полу, — сапог, потом ногу. Это был тот самый человек, которому он попал в плечо. При таком освещении невозможно было сказать — мертв тот или просто наглотался дыма. У Свенсона не было времени на размышления, он с трудом поднялся на ноги, перешагнул через лежащего, нашел дверь, толкнул ее и набрал полные легкие свежего воздуха.
Комната была пуста. На полу здесь лежал толстый ковер, стены были уставлены шкафами и зеркалами, как в гримерной оперного театра или (если только между этими двумя была какая-то разница) собственной гардеробной Карла-Хорста в Макленбургском дворце. Мысль о том, что она соединялась с анатомическим театром, предназначенным для демонстрации хирургических операций, была, вероятно, тем более отвратительной, что здесь можно было узнать кое-что о характере Роберта Вандаариффа. Шкафы были открыты, их содержимое в беспорядке, на полу разбросаны предметы одежды. Он сделал несколько шагов, стряхивая стекло и пепел со своего мундира, ноги его утопали в роскошном ковре. Он остановился. На полу около шкафов, изодранное и совершенно очевидно снятое с Элоизы, лежало платье, которое было на ней в Тарр-Манор. Он оглянулся — по-прежнему никакой погони. Куда исчезли женщины? В горле у него саднило. Он пересек комнату, осторожно повернул ручку другой двери и одним глазком выглянул наружу.
Ему пришлось тут же захлопнуть дверь. Коридор бурлил активностью — слуги, солдаты, крики тащить больше воды, призывы о помощи. Его там непременно схватят. Но может быть, у женщин там было больше надежды? Он снова повернулся к двери, ведущей на пандус. Из нее в любую минуту могут появиться его враги. Свенсон был исполнен сочувствия к людям, которых он застрелил, к мисс Пул (несмотря на всю его ненависть к ней), которая наверняка пострадала во время пожара. Но разве у него был выбор? Что еще будет он вынужден совершить?
Не было у него времени ни на какие размышления. Может быть, женщины прячутся где-то в комнате? Чувствуя себя последним глупцом, он громко прошептал:
— Мисс Темпл? Мисс Темпл! Элоиза!
Никто ему не ответил.
Он подошел к стене, у которой стояли открытые шкафы, собираясь быстро просмотреть их содержимое, но вместо этого подобрал с пола платье Элоизы и с горьким чувством погладил пальцами разодранные края корсета, остатки кружев. Он прижал его к лицу и, потянув носом, вздохнул, понимая всю безнадежность своего порыва — платье пахло потом и синей глиной (едкий, горький, неприятный запах). Вздохнув еще раз, он уронил платье на пол. Он обязан найти женщин, конечно, он должен сделать это… но… ему хотелось завыть от отчаяния… что делать с принцем? Где сейчас принц? И что может сделать Свенсон, кроме как убить его до свадьбы? Эта мысль напомнила ему о словах мисс Пул, сказанных ею в театральном зале, — о блондинке и отвратительном снадобье. Она говорила о месячном цикле девушки… «пока ее цикл не пришел в полную готовность»… Это явно было каким-то образом связано с сатанинской магией графа или Файляндта. Свенсон пришел в ужас — мисс Пул говорила также о «судьбе» женщины. Он вдруг понял, что уступчивая блондинка, демонстрировавшая свою пассивную верность заговорщикам, была Лидией Вандаарифф. Неужели Вандаарифф настолько бессердечен, что пожертвовал своей дочерью? Свенсон усмехнулся — настолько очевиден был этот ответ. А если собственная кровь и плоть лорда значили для него так мало, какое ему дело до принца или вопросов наследования в Макленбурге?
Он тряхнул головой. Соображал он сейчас медленно. У него было такое ощущение, что он только попусту тратит время.
Свенсон шагнул к буфету, и под ногами у него захрустело стекло. Он посмотрел вниз — нет, это было вовсе не то, что он стряхнул с себя… На полу валялись сверкающие осколки… Он поднял голову… зеркало? Дверцы двух ближайших буфетов были открыты внахлест друг на друга… Они скрывали то, что могло быть за ними. Он закрыл дверцы, и за ними обнаружилась большая неровная дыра в стене, пробитая в том месте, где прежде было большое, в полный рост, зеркало в резной золоченой раме с листовым орнаментом. Он осторожно переступил через осколки. Стекло было каким-то странным… бесцветным? Он подобрал один из кусков покрупнее и покрутил его в руке, потом посмотрел сквозь него на свет. С одной стороны, это было обычное зеркало, но с другой — стекло было странным образом прозрачным, хотя и темноватым. Это было зеркало-обманка, позволявшее из другого помещения видеть, что происходит в комнате, и одна из женщин (это могла быть только мисс Темпл) знала об этом и разбила его. Свенсон бросил на пол осколок и шагнул сквозь пролом, не забыв раскрыть за собой дверки буфетов, чтобы сделать этот проход невидимым. Ему пришлось перешагнуть и через деревянный табурет, которым они, судя по всему, и разбили зеркало — на деревянном сиденье были видны мелкие сверкающие осколки.
Комната по другую сторону зеркала подтверждала все худшие опасения доктора Свенсона о жизни в Харшморте. Стены были выкрашены, как в борделе, в красный цвет, на полу лежал квадратный турецкий ковер, на котором стояли стул, небольшой письменный стол и обитый бархатом диван. Сбоку располагался шкафчик, в котором кроме блокнотов и чернил стояли бутылки виски, джина и портвейна. Лампы тоже были выкрашены красным, так что яркий свет не мог через зеркало выдать наблюдателя. Эта комната показалась доктору кричаще безвкусной и омерзительной. С одной стороны, он был готов признать, что есть вещи куда как более отвратительные, человеческая похоть, а с другой — понимал, что это зеркало самым жестоким образом унижает невинных и ничего не подозревающих людей.
Он быстро наклонился перед ковром — не остались ли на нем кровавые следы: женщины могли порезаться, пробираясь через битое стекло. Ничего такого на ковре не обнаружилось. Он выпрямился и продолжил поиск, припустив неуклюжей рысцой. Вдоль его пути повсюду были те же красные лампы, некоторые разбитые или выкрученные. Сколько еще нужно пробыть в этом доме, чтобы понять, что в нем происходит? Часто ли слуги сбиваются тут с пути и надолго ли, и еще: какое наказание может получить незадачливый слуга, по ошибке оказавшийся в тайной комнате вроде этой? Он не удивился бы, увидев где-нибудь скелет в клетке — предупреждение всем любопытным горничным и лакеям.
Он остановился — этот туннель все продолжался — и рискнул шепнуть еще раз:
— Мисс Темпл! — Он подождал. Нет ответа. — Селеста! Элоиза! Элоиза Дуджонг!
В коридоре было тихо. Свенсон повернулся и прислушался — он никак не мог поверить, что погоня все еще не обнаружила его. Попытался размять лодыжку и поморщился от боли. Упав с мостков, он еще больше растянул ее, и скоро ему придется ковылять, волоча ногу, или снова перейти на нелепые прыжки. Он остановился, оперся рукой о стену, жалея теперь о том, что не сделал еще несколько глотков коньяка в кабине дирижабля. С каким удовольствием он бы выпил сейчас. Или выкурил сигарету! Ему вдруг отчаянно захотелось курить. Он уже забыл, когда курил в последний раз. Его портсигар остался во внутреннем кармане шинели. Он чуть не выругался вслух. Немного табаку — неужели он этого не заслужил? Он засунул себе в рот кулак, чтобы не закричать, и укусил себя изо всех сил. Не помогло.
Он захромал дальше к пересечению коридоров. Слева от него коридор уходил дальше. Впереди заканчивался тупиком с вертикальной металлической лестницей. Справа была занавеска из красной материи. Свенсон ни секунды не колебался. Хватит с него лестниц — он поползал сегодня по лестницам и находился по коридорам, а потому откинул в сторону занавеску и выставил вперед револьвер. Он увидел еще одну комнату для тайного наблюдения — дальняя ее стена представляла собой еще одно прозрачное зеркало. В красной комнате никого не было, в отличие от комнаты за зеркалом.
Перед ним разворачивался спектакль наподобие средневековой пляски смерти, шествия людей всех сословий, уводимых Смертью и ее приспешниками. Цепочка людей — священник в красной мантии,
