пощупал его изнутри и, к своему облегчению, сырости там не обнаружил. Осторожно сдвинув в сторону решетку, он освободил для себя лаз. Внутри была тьма кромешная. Он выставил вперед трость и спустился в открывшийся лаз. Тут хватало места, чтобы двигаться на четвереньках. Он полз вперед, стараясь делать это как можно тише.
Метров через пять желоб разветвлялся на три: в стороны и вверх. Он прислушался — голоса доносились сверху, с того этажа, с которого он только что спустился. Он поднял голову, увидел слабый световой блик и направился туда. Он полз вверх, упираясь ногами в боковины лаза, чтобы не свалиться вниз. Ход, по которому он полз, по мере приближения к световому пятну принимал горизонтальное положение, но двигаться ему становилось все труднее, потому что на металлической поверхности появился какой-то скользкий налет. Может, сажа? В темноте понять это было невозможно, и он выругался — выйдет отсюда весь в грязи, — но продолжал ползти на свет. Наконец его пальцы нащупали уступ, а за ним — металлическую решетку, ухватившись за которую он подтянул вверх свое тело, чтобы можно было выглянуть наружу. Увидел он только покрытый плиткой пол и занавеску. Он прислушался — до него донесся чей-то незнакомый голос.
— Он протеже моего дядюшки. Я, конечно, не в восторге от моего дяди, так что эта рекомендация не из лучших. Он надежно связан? Отлично. Вы должны понять, что я — принимая во внимание недавние события — не склонен рисковать, так что обойдемся без всякой показной учтивости.
В ответ раздался вежливый смешок — явно женский. Чань нахмурился. Голос говорил с иностранным акцентом вроде докторского, но неспешно растягивая слова, произнося их по одному без всякого учета смысла или разговорного темпа, отчего они казались механическими.
— Извините, что прерываю, но, может, мне стоит вмешаться…
— Не стоит.
— Ваше высочество!
За этим обращением послышался щелчок каблуков. Второй голос тоже принадлежал немцу.
Первый голос продолжил, обращаясь явно к женщине:
— Чего люди не хотят понимать — мы этого прежде не знали, — так это огромного бремени ответственности.
— Да, ответственности, — согласилась она. — Нести это бремя могут лишь немногие из нас. Чаю?
— Благодарю. Он может дышать?
Этот вопрос был задан из любопытства, а не из сочувствия, а ответом на него (так это, по крайней мере, услышал Чань) стал легкий удар по телу, за которым последовал мучительный приступ кашля.
— Он не должен умереть, прежде чем Процесс преобразит его, — продолжал голос методичным тоном. — Лимон есть?
Голоса доносились до него с некоторого расстояния, может, с другого конца комнаты — точнее сказать было трудно. Чань подался наверх и осторожно надавил на решетку. Она подалась, но не отошла. Он надавил еще, прикладывая большее усилие.
— А что это за человек с ними? — спросил первый голос.
— Преступник, — ответил второй человек.
— Преступник? Зачем нам такой человек?
— У людей из разных слоев общества разные наклонности, ваше высочество, разный опыт, — сказала женщина ровным голосом. — И если нам нечему больше учиться, то и жить дальше не стоит.
— Конечно, — нетерпеливо согласился голос. — И если следовать этой логике, то вы, майор, проживете еще долго, ведь вам многому нужно научиться!
Чань логично предположил, что второй голос, видимо, принадлежит майору Блаху, а первый — Карлу-Хорсту фон Маасмарку, но вовсе не эти голоса интересовали Чаня. Женский голос принадлежал Розамонде, а вернее, графине ди Лакер-Сфорца. Он не мог понять, что она здесь делает, его волновало другое — она говорила о нем.
— Майор злится, ваше высочество, потому что этот человек доставил ему массу неприятностей. Но именно поэтому мистер Баскомб по моей инициативе обратился к нему с предложением присоединиться к нам.
— А он захочет? Он поймет, в чем суть? — Принц отхлебнул чаю.
— Мы можем только надеяться, что его благоразумие не уступает вашему.
Принц снисходительно усмехнулся, услышав это нелепое предположение. Чань прижался к решетке. Он знал, что это глупо, но ему очень хотелось увидеть ее и того (потому что он узнал характерные звуки), кого пинали на полу. Он почувствовал, что решетка подалась, но понятия не имел, какой звук она издаст, когда окончательно выйдет из пазов. Но в этот момент с треском распахнулась дверь, раздались чьи-то проклятия и громкий крик. Он услышал голос Баскомба, который взывал о помощи, и тут же в комнате воцарился тарарам — злобные ругательства Ксонка, выкрики Розамонды, требовавшей воды, полотенца, ножниц; принц и Блах отдавали противоречивые распоряжения тем, кто находился в комнате. Чань подался назад, потому что все внизу пришло в движение и он увидел своих врагов.
Крики перешли в свирепое бормотание — Ксонку обработали его раны. Баскомб попытался рассказать, что произошло в его кабинете, объяснил, что он ушел вперед, оставив Ксонка беседовать с их спутником.
— Почему вы это сделали? — резким голосом спросила Розамонда.
— Я… мистер Ксонк попросил, чтобы…
— Я же вам говорила. Я же вам говорила, но вы пропустили это мимо ушей.
Но эти слова были обращены не к Баскомбу.
— Не пропустил, — прошипел Ксонк. — Вы ошибались. Он бы все равно не подчинился.
— Он бы подчинился мне.
— В следующий раз встречайтесь с ним сами… а потом расхлебывайте последствия, — злобно ответил Ксонк.
Они поедали друг друга глазами. У Баскомба явно был побитый вид, принц (на его лице все еще оставались шрамы) поглядывал с любопытством, словно не будучи уверен, насколько это касается его, тогда как Блах взирал на все это, почти не скрывая своего неодобрения. На полу между ними, связанный и с кляпом во рту, лежал коренастый, плотный человек в костюме. Чаню он был не известен. На коленях по другую сторону от Ксонка стоял другой человек — лысый в сильных очках, он бинтовал его обожженную руку.
Ксонк сидел на деревянном столе, свесив ноги между болтающихся кожаных ремней. Вокруг на полу лежало несколько длинных ящиков. К стенам с помощью булавок с цветными головками были приколоты карты. Над столом на длинной цепи висела люстра. Чань посмотрел наверх — потолок был очень высокий, а комната — круглая; они находились в одной из угловых башен. Под потолочными балками имелся ряд небольших круглых окошек. По виду с улицы он помнил, что они располагаются чуть выше уровня крыши, но способа добраться до них не видел. Он снова обратил взгляд к картам и, вздрогнув, понял, что это карты Северной Германии. Макленбургского герцогства.
Ксонк с вскриком спрыгнул со стола и зашагал к двери. Лицо у него было искривлено, он прикусил нижнюю губу, судя по всему превозмогая мучительную боль.
— Куда вы? — спросил Баскомб.
— Спасать мою руку, черт бы ее подрал! — выкрикнул он. — Мне нужен врач! И вообще я ухожу, чтобы не прикончить кого-нибудь из вас!
— Теперь вы понимаете, что я имею в виду, ваше высочество, — весело сказала Розамонда принцу. — Ответственность сродни мужеству. Вы не знаете, есть ли оно у вас, пока не приходит час испытаний. Но в этот момент уже слишком поздно — вы либо терпите неудачу, либо побеждаете.
Ксонк остановился в дверях, едва сдерживаясь, чтобы не застонать. Чань мельком видел его багровую, в пузырях, руку, перед тем как ее забинтовали.
— Вот уж в самом деле… ваше высочество, — злобно прошипел Ксонк, словно хотел ужалить своими ядовитыми словами. — Нежелание нести ответственность может быть смертельно опасно — трудно себе
