первую очередь должен думать об интересах государства и народа.»
В статье Тишкова приводятся имена 28 главных свидетелей, чьи показания были заслушаны, среди них: Богданова, начальника артиллерии РОА, старшего лейтенанта Ресслера, переводчика Власова, и Денисова, начальника Организационного штаба РОА, как и других. Среди этих свидетелей обвинения были лица, которые выдвигали клеветнические обвинения, хотя они вообще не принимали участия в самих событиях. Это были выдвинутые обвинением подставные лица.
В отчете о процессе сказано: «Кроме показаний свидетелей, были заслушаны выдержки из допросов 83 лиц, которые дали показания в связи с преступной деятельностью Власова и его соучастников».
Кроме того, были представлены документы, которые, по мнению советских властителей, представляли собой подавляющие доказательства виновности обвиняемых. Протокол упоминает о «документах, выдержках из газет и журналов, о листовках и фотографиях, которые как доказательства заполнили три больших тома. Особенно были достойны внимания выдержки из показаний Геринга и фельдмаршала Кейтеля на нюрнбергском процессе о непосредственных контактах Власова с Гиммлером.»
Суд, пишет Тишков, счел нужным просмотреть документальные фильмы «Недельных новостей», приложенные к обвинительному акту как доказательства.
Обвинительный акт
Тенденция отчета о процессе определенно ясна и подтверждается уже в введении, которое считает как общую вину «измену родине и другие опасные для государств военные преступления». Измена является самым презренным и подлым преступлением, и власовские люди в качестве таковых совершили самые отвратительные деяния. Они представляли самые кровожадные отряды, которые использовались гитлеровскими властями в оккупированных восточных областях для наказания русских жителей. Совершенно ложно считать этих людей за идейных борцов.
Власову ставят в вину его «добровольный переход на сторону врага». На самом же деле все было иначе. После уничтожения его Второй ударной армии генерал неделями скрывался в лесах и безуспешно пытался пробиться к своим. Лишь под влиянием голода он зашел в село, чтобы попросить хлеба. И крестьянин, к которому он обратился, предал его. Власова особенно упрекают за его дружбу со Штрик- Штрикфельдтом и его многочисленные разговоры с ним, которые частично цитируются из книги Штрикфельдта. Но также в обвинительный акт включены и его разговоры с полковником генерального штаба Алексеем фон Рённе, начальником отдела «Иноземные войска Запад», казненным как участник покушения 20 июля 1944 года.
Советник посольства Густав Хилгер тоже привлечен к процессу из-за его разговоров с генералом Власовым. Согласно протоколам этих бесед (которые будто бы оказались в Москве), Власов обещал советнику посольства Хилгеру после победоносного окончания войны уступить Германии Украину. Такого рода утверждение совершенно абсурдно. Хилгер был дальнозорким дипломатом, который никогда не стая бы защищать такую аннексию, особенно в разговоре с генералом Власовым. Как уже упомянуто, Хилгер принадлежал к числу немногих немецких высших чиновников, которые полностью осознали все единственное в своем роде значение власовского начинания. Хилгер сознательно положил свое имя и звание на чашу весов в пользу успеха этого движения. Власов никогда и никому не обещал даже клочка русской земли и всегда выступал в защиту взгляда, что «никто из нас не имеет права распоряжаться русской землей». Важным пунктом обвинения против Власова было утверждение, что он выполнял как агент задания Гестапо и немецкой службы разведки. И это — чистая выдумка. Власов всегда отвергал всякое участие в шпионаже, саботаже, терроре и борьбе с антифашистами в лагере военнопленных. В связи с этим, я хотел бы указать на важное обстоятельство, которое часто не учитывается в достаточной мере. В пределах Вермахта Гестапо нечего было искать. Любой человек, который имел военную платную книжку, служившую ему как удостоверение, что он входит в состав Вермахта, был защищен ею от всякого вмешательства Гестапо. Оно могло действовать против него только через учреждение Вермахта, и это было нелегко. В штаб Власова не решался проникнуть ни один чин Гестапо, так как Власов подчинялся Вермахту.
В дальнейшем Власова обвиняли в «признании своей преданности» Гитлеру. На самом деле текст присяги содержал клятву верности только по отношению к союзу с Германией под руководством Адольфа Гитлера как Главнокомандующего всеми антибольшевистскими боевыми силами в борьбе со сталинским режимом в России. Над такой формулировкой в свое время усиленно работали, как это уже было выше сказано. В общем, она представляла собой компромисс, ибо на практике обходились без клятвы: каждый солдат РОА знал, за что он должен был сражаться.
Власов также отказывался от всякого производства в чины со стороны немцев и никогда не носил немецкой формы. Он сам придумал себе форму: на френче и шинели у него не было погон и знаков отличия. И только на фуражке он носил кокарду в русских национальных цветах — бело-сине-красных. Все это не доказывает «признания в верности».
Как материал обвинения фигурировало также и удостоверение о награде, подписанное начальником всех добровольческих отрядов, генералом Кёстрингом. В нем было сказано: «От имени Фюрера Власов награждается медалью второго класса «за храбрость».» Такого рода грамота могла существовать. Но хотеть наградить Власова медалью второго класса — даже не орденом — было бы издевательством, и это было бы им, конечно, отвергнуто.
Обвинением были представлены также и листовки. Большинство из них было изготовлено без личного участия Власова. Но были и такие, которые он сам составил. Они содержали его программу и объясняли основы его выступления против советского режима.
К документам обвинения в первую очередь причислялся и Пражский Манифест. Он предлагал новый государственный строй с исключением коммунистов и капиталистов. «Без коммунистов» было равно богохульству, так как коммунизм является предпосылкой для существования советской республики и гарантией будущего рая на земле. Такой отказ был особенно опасным, поскольку он является самым сокровенным желанием почти каждого советского гражданина, и оно сводится к тому, чтобы жить не под давлением коммунистической партии.
Конечно, и Русская Освободительная Армия (РОА) была пунктом обвинения. Она была — так сказано в протоколе — армией военных «преступников и головорезов», которые против их воли голодом, угрозами и другими мерами были в нее загнаны.
Высокое число русских оказавшихся на немецкой стороне, опровергает судебную версию: 5,2 миллиона военнопленных, из которых 2 миллиона умерло, и которые сдавались немцам без сопротивления, не считая нескольких миллионов «остарбейтеров».
Еще в то время, когда генерал Власов сражался в рядах Красной армии, уже создавались разные боевые отряды, как например, части РННА или РОНА, возникавшие под флагом «свобода для России». Для многих немецких военных было поражающим впечатлением, когда русское население встречало их как освободителей.
В военной истории такого числа перебежчиков никогда не было. Мотивы для этого были многообразные. Само собой разумеется, что тут были и ловкачи, рассчитывавшие на более милостивую судьбу. Но большинство добровольцев знало, что если они вступят в эту армию, то будут врагами советского режима, врагами Сталина со всеми связанными с этим последствиями. Они испытывали такую глубокую ненависть к советскому режиму, что были готовы принять на себя полную ответственность за это. Эта ненависть оправдывалась их личной судьбой или судьбой их родителей и родных. Вступая в РОА, они надеялись найти пути для изгнания мучителей русского народа.
Из многих случаев, которые могут подтвердить такого рода настроения, особенно сохранившихся в моей памяти, я хотел бы здесь упомянуть об одном. Дело касается одного добровольца РОА, с которым я подружился. Он отпустил окладистую бороду, очевидно, чтобы изменить свою внешность, и поэтому по- русски назывался «борода».
Он рассказал мне: «Мне сейчас 33 года, и я 15 лет моей жизни провел за колючей проволокой. В 18
