голливудскому стереотипу — бедные американцы думают, как спасти человечество от ядерной угрозы, а в космосе носится грозный советский «Алмаз» и Павел Попович в шапке-ушанке (он был командиром первой экспедиции на станции «Салют-3») держит палец у кнопки и пристально вглядывается в космические дали — не появился ли в поле поражения какой-либо американский спутник, чтобы опробовать пушку Нудельмана и сковырнуть с орбиты «вражескую железяку».
Сегодня кому-нибудь, может, так и представляется суть вещей. На мой взгляд — все было значительно проще. Начало 70-х годов ознаменовано достижением нашей страной стратегического равновесия с США. На боевом дежурстве с обеих сторон находилось почти по полторы тысячи межконтинентальных баллистических ракет, и пока что о благоразумии не было и речи. Первые разведывательные спутники системы «Мидас», «Сэмос» и «Дискаверер-13» американцы запустили в 1960–1961 годах. На основе спутника «Сэмос» в начале 60-х был создан спутник для проведения радиотехнической разведки под названием «Феррет». На нем установили чувствительную радиоэлектронную и записывающую аппаратуру для перехвата сигналов советских радиолокационных станций. Начиная с 1971 года США регулярно запускали в космос разведывательные спутники «Биг Берд», которые получили название «шпион в небе». К началу 70-х годов космос бороздили уже десятки разведывательных спутников США.
Еще Дж. Кеннеди провозгласил тезис о господстве в космосе. Его преемник на посту президента США Л. Джонсон позже так изложил космическое кредо США: «Англичане господствовали на море и управляли миром. Мы господствовали в воздухе и были руководителями свободного мира с тех пор, как установили это господство. Теперь это положение займет тот, кто будет господствовать в космосе». Судя по той политике, которую проводят США сегодня — этого тезиса они придерживались всегда и придерживаются до сих пор.
В то время для нас вполне закономерным было наше стремление знать точно, что и где находится на территории США. Думаю, что у американского политического руководства и генералитета аналогичное по отношению к СССР желание было не менее горячим. И то что по некоторым направлениям в космических разработках мы опережали американцев, вовсе не свидетельствует о нашем милитаризме или кровожадности. Просто мы их опережали! Уже в то время фотоаппаратура, установленная на «Алмазе», имела разрешающую способность 1 метр.
Так вот, «Алмаз» — это прежде всего спутник многоцелевого назначения. Он был создан для ведения всепогодной детальной космической фоторазведки и, конечно, прежде всего в интересах Вооруженных Сил СССР.
По тому времени наш вероятный противник ничего подобного не имел. Когда в 1976 году прекратились полеты пилотируемых станций «Салют», в монтажно-испытательном корпусе Байконура уже стоял готовый к запуску «Алмаз», способный работать в беспилотном, автоматическом режиме. Это вообще было чудо космической техники, и здесь надо отдать должное таланту В. Н. Челомея и его конструкторов из ОКБ-52. Но к тому времени трения и разногласия, возникшие между Д. Ф. Устиновым и В. Н. Челомеем, стали причиной того, что ОКБ-52 вообще запретили заниматься космической тематикой. Утверждают, что именно тогда Д. Ф. Устинов произнес слова: «Челомею нет места в космосе». Испытатели Байконура на свой страх и риск сохранили тот «Алмаз». Он простоял в монтажно-испытательном корпусе почти 10 лет. А в 1987 году практически без всяких доработок успешно выдержал все предстартовые испытания и был запущен на орбиту под названием «Космос-1870». Американцы признавали тогда, что СССР опережает их и что спутник такого типа появится у них только через 5 лет. На сколько же лет мы опережали США в начале 70-х?
О деятельности М. Г. Григорьева в должности председателя Государственной комиссии мне много рассказывал В. П. Петровский, в то время — районный инженер. Для непосвященных: районный инженер — это представитель Министерства обороны (военпред) в ракетно-космической промышленности с огромными полномочиями. В его ведении находилось несколько военных приемок. Ему было разрешено принимать любое решение, для того чтобы военный заказ, объект отвечал всем тактико-техническим требованиям, заданным Министерством обороны страны, и без его подписи ни один объект не мог быть принят на вооружение или в эксплуатацию.
В. П. Петровский вспоминает, что, как и всегда, Михаил Григорьевич работал с Госкомиссией и испытателями космодрома предметно и конкретно.
Так, задолго до начала летных испытаний «Алмаза» он много раз посещал ОКБ-52, встречался неоднократно с В. Н. Челомеем и ведущими конструкторами орбитальной станции, присутствовал на испытаниях отдельных узлов и агрегатов, а также всей станции в заводском монтажно-испытательном корпусе.
Новая орбитальная пилотируемая станция была рассчитана на длительное пребывание на орбите космических экипажей. Михаил Григорьевич несколько раз посетил отряд космонавтов, Институт космической медицины, для того чтобы самому четко представлять, как будут работать на орбите космические экипажи, как будет организовано их питание, отдых и т. д. Институт космической медицины подчинялся руководству Военно-воздушных сил. В. П. Петровский сопровождал Григорьева во время этих посещений.
К этому времени Институт космической медицины уже имел серьезные наработки в отборе и подготовке космонавтов, медицинского обеспечения безопасности полетов, поддержании нормальной жизнедеятельности, здоровья и работоспособности экипажей. Сопровождал Григорьева и давал пояснения по всем интересующим его вопросам доктор медицинских наук, профессор, лауреат Государственной премии СССР А. М. Генин. Григорьев внимательно слушал пояснения, а затем начал задавать вопросы.
В. П. Петровский рассказывал, что, оставшись с ним наедине (Григорьев куда-то отлучился), А. М. Генин с восхищением сказал: «Виктор Петрович, меня даже зависть берет. Как же вам, ракетчикам, повезло, что у вас такие умные руководители. У меня такое ощущение, что над проблемами космической медицины ваш Григорьев работает уже несколько лет — настолько точны и конкретны вопросы, которые он мне задавал». В это время в фойе какой-то авиационный генерал пристально рассматривал себя в зеркало. Глянув в его сторону, Генин добавил: «Нашим бы руководителям хоть немного этого ума. А то разоденутся, как петухи, и потом часами любуются на себя в зеркало».
Еще пример конкретной работы Михаила Григорьевича. Подходил к завершению многомесячный цикл испытаний и подготовки к стыковке с ракетой-носителем 20-тонной орбитальной пилотируемой станции «Алмаз» в штатной комплектации. На космодром прибыла Государственная комиссия во главе с генерал- полковником М. Г. Григорьевым. На предкомиссионный доклад в кругу военных были приглашены А. А. Курушин (начальник космодрома), В. А. Николаенок (заместитель начальника космодрома по космической тематике), П. M. Катаев (начальник четвертого управления, которое испытывало комплекс ракета-носитель «Протон» — ОПС «Алмаз») и др.
Началось совещание. Первым докладывал В. С. Патрушев. Доклад прошел спокойно. Следующим на трибуну был приглашен П. М. Катаев. Он встал, вытащил из кармана справку о техническом состоянии и результатах испытаний ОПС «Алмаз», которую ему подготовили подчиненные и которую он не удосужился до этого даже как следует прочитать.
Михаил Григорьевич распорядился справку спрятать и продолжать доклад «без бумажки». Такого поворота событий никто не ожидал. Все слабо представляли себе состояние дел по орбитальной станции, «не царское это дело» — вникать в детали. Возникла немая сцена.
Первым нашелся А. А. Курушин, который предложил заслушать начальника отдела комплексных испытаний ОПС «Алмаз» № 01 майора А. П. Завалишина. Михаил Григорьевич согласился, но при этом заметил, что если один майор может заменить генерала и двух полковников, то он готов осуществить соответствующие перестановки. Так как Завалишин работал с комплексом практически круглосуточно, то уверенно доложил о его состоянии, оценил все просчеты и результаты, попутно вступил в полемику с начальником ГУКОСА А. Г. Карасем, который, стараясь защитить честь мундира, попытался некоторые промашки командования свалить на действия боевых расчетов космодрома.
В заключение Григорьев констатировал, что космодром все же «лицом в грязь не ударил». Но в последующем, если он хотел узнать реальную картину на комплексе, заслушивал, как правило, А. П. Завалишина.
Позже, когда сняли с должности начальника четвертого испытательного управления П. М. Катаева (несколько солдат выпили хладоагент и, естественно, отдали Богу душу), М. Г. Григорьев вызвал в Главный штаб А. П. Завалишина и предложил ему возглавить управление. Мотивировал свое предложение он так:
