нос: «Тэ-экс», — хлопнул ладонью по карте и шагнул к двери.
На корме «Альбатроса» Глыбин очутился в тот момент, когда рыбаки шутливо голосовали за Митрофана Ильича.
— Что расшумелись, как галки на платане? — весело спросил кэп-бриг. Разморенно уселся на планшир, помял большим пальцем босой ноги вязкую колоску смолы между двумя досками палубы, запрокинул голову к небу и шумно вздохнул: — Ну и смалит светило!
Пришел Брага. Боцман остановился около Павлика, тоже пошаркал носком сандалия по доскам, покачал головой:
— Прохлаждаешься?
— Жарко. А что?
— Экий ты недогадливый! — досадливо поморщился Брага. — Палубу окати. Живо!
Павлик беспрекословно опустил ведро за борт, поднял его и принялся плескать воду на палубу. Делал он это механически, потому что сейчас его интересовало совершенно другое: хотелось услышать, как отнесется кэп-бриг к предложению рыбаков.
Брага следил за Павликом прищуренными глазами.
— Кто ж так делает — ворчливо сказал он. — Начинай от якорной лебедки.
— Я уже тут начал…
— Говорю: от лебедки начинай! — строго повторил боцман. — Склон оттуда.
Павлик недовольно поморщился, топчась на месте.
— Ишь, уши развесил! Иди, иди! Тут и без тебя обойдутся.
Бренча пустым ведром, Павлик поплелся на бак, недовольный. Позади себя он услышал голос Гундеры.
— Слышь, Макар! У нас к тебе разговор есть.
— Разговор? Какой разговор? — Глыбин устало вытянул ноги.
— Мы тут толковали… Надо бы камбальную и белужью посуды бросить. Что ж торчать на якоре, пока скумбрия захоронилась? Хоть себе на харч выудим!
Павлик оставил свое занятие и следил за кэп-бригом из-за угла надстройки: неужели заупрямится? Очень хотелось посмотреть, как ловят красную рыбу и камбалу, вкус которой он хорошо знал еще дома, в далекой Ильичевке. Правда, маманя покупала камбалу не свежую, а свежемороженую, привезенную с Дальнего Востока в вагонах-ледниках. Но одно дело — есть вкусную рыбу, а другое дело — видеть, как ее ловят, даже участвовать в этом лове.
Между тем Глыбин не говорил ни да ни нет. У него почему-то нервно перекатывались желваки под обветренной коричневой кожей. Отчего кэп-бриг нервничает, Павлик понял минуту спустя.
— Мда-с! А я сам как раз с этим сюда пришел, — наконец произнес Глыбин с сожалением. — Мозговал недавно в каюте. Даже местечко подходящее на карте выискал…
— Вот и прелестно! — обрадованно произнес Мыркин. — Так как же?
Глыбин подумал немного, затем сказал:
— Против камбальных сетей не возражаю. Есть охота — ставьте. А насчет крючьев — это вы перехватили. Чем их наживлять, позвольте поинтересоваться? Голые, что ли, белужка глотать стешет?
— Зачем — голые? — встрепенулся Митрофан Ильич.
— Разве что макаронами наживлять! — засмеялся Глыбин.
— Макаронами… — обиделся старый рыбак. — Макароны ты и сам за милую душу поешь. У нас скумбрия имеется. Давеча две кадушки засолили. Тузлучок слабенький делали.
— Тузлучок слабенький! Я, старче, о той скумбрии тоже маракувал…
— А чего, рыба как рыба! — вставил Мыркин, спрыгивая с площадки. — Для наживки в самый раз. Пахучая, за версту белуга учует.
Глыбин недовольно посмотрел на радиста, качнул головой:
— Без тебя знаю, что пахучая. Да только какой от нее запах, когда она соленые ванны приняла? Я еще не слышал, чтобы на соленую наживку ловить. Узнают, на все море смех поднимется. Как же, соленые рыбаки объявились!
— Умные смеяться не станут, а дуракам — потеха! — отчеканил Лобогрей, до этого не вступавший в разговор. — Над поисковыми эхолотами тоже посмеивались. А теперь поищи катер без эхолота. Как ты хочешь, а попытать счастья надо.
— Тэк-с, — почесал затылок Глыбин. По его виду можно было понять, что он держит в голове какую- то другую мысль, которую не решается высказать вслух. — Тэк-с, — повторил он и хлопнул себя по колену. — Насчет белуги у меня другая хорошая думка была…
Лобогрей настороженно уставился на кэп-брига.
— Договаривай, — сказал он.
Глыбин молчал.
— Говори, Макар! Может, думка толковая… — поторопил Иван Иванович.
Лобогрей поморщился, сказал:
— Я его думку знаю, он мне уже говорил о ней. И местечко на карте показывал…
Глыбин повел плечами, неторопко поднялся и уколол Лобогрея зрачками:
— Не ерепенься! Я не с тобой разговор веду! — И, отвернувшись от него, обратился к Моченому: — У меня вот какое предложение. Когда мы сюда шли, я в море буйки заметил. Флажки на них черные. Белужьи. Я на всякий случай то место на карте пометил.
— Поняли, какая у него думка? — не выдержал Лобогрей.
— Не мешай! — отмахнулся от него Глыбин. — По-моему, надо сходить туда, поднять посуду и… А потом опять бросить на место. Никто и знать не будет, кроме нас самих.
— Ай-яй-яй! — покачал головой Митрофан Ильич. — Вот это намаракувал!
— Такое не пройдет! — твердо сказал Лобогрей. — За такие делишки под суд отдают. Кроме того, мы сами рыбаки и знаем, как белуга достается.
— Нет, воровать не гоже, милейший! — поддержал Лобогрея радист. — В воришках еще не ходил, да и не имею такого желания! От своих мозолей рыбешка куда аппетитней!
— На чужом горбу в рай не пустят! — подал свой голос Печерица.
Брага понял, что Глыбин попал впросак, и решил помочь ему.
— А мы всю белугу забирать не станем, — прошепелявил он, покашляв в кулак. — На котел парочку — и хватит. — Боцман угодливо покосился на Глыбина, но тот не обратил на него никакого внимания. Брага осекся и замолчал.
Убедившись окончательно, что номер не удался, Глыбин решил свое предложение перевести в шутку. Он вдруг неестественно загоготал, выкрикивая:
— Молодцы! Го-го-го. Ей-богу, молодчаги! Я в вашей честности нисколько не сомневался! Понятное дело, за такие фортели по головке не погладят. А ну — по местам! Белуга так белуга! Вира якорь!
Павлик отбросил ведро под шлюпку и с радостью метнулся к якорной лебедке, чтобы помочь вращать розмахи[12]. Теперь-то он наверняка узнает, как ловится «крупнокалиберная» рыба!
Но тут ему дорогу преградил Брага.
— Слушай, что ты за человек? — с укором сказал он. — Или ленивый или нарочно делаешь…
— Вы о чем, Фрол Антонович? — удивленно спросил Павлик и добавил: — Я же палубу окатил. Проверьте!
— Ну и пацан! — поморщился боцман. — Неужели ты и дома такой?
Павлик насупился.
— За что вы все время на меня нападаете? Стыдите…
— Ишь, притворщик! — сокрушенно покачал головой боцман. — Вроде не понимает. Ты куда ведерце швырнул?
— А-а! Так бы и сказали! Я сейчас! Я быстро! В одну минуту!
