почему-то на один миг потерял сознание, и этого оказалось достаточным, чтобы он уже не смог предотвратить удар головой о дно реки. Сознание настолько быстро вернулось к нему, что он понимал возможность удара о дно, пытался вытянуть руки и смягчить удар, но не успел. А вот почему он отключился, почему потерял на короткое время сознание — он не знает. Ни до этого, ни в последующем ничего подобного с ним не случалось.
Благо был дежурный день института и наша клиника оказывала неотложную помощь пострадавшим. Дежурные врачи позвонили мне и попросили прийти: поступил журналист с переломом шейного отдела позвоночника и просит, чтоб я его посмотрел, а пока я добираюсь до клиники, они сделают рентгеновские снимки и проведут всю нужную подготовку на случай, если возникнет необходимость в оперативном лечении.
Германа я узнал сразу, несмотря на совсем необычную для наших встреч обстановку.
Мужественный и волевой человек, он и на сей раз не изменил себе, держался спокойно. Разве чуть растерянная улыбка, которой он встретил меня. И ни слова о случившемся, ни слова о своем состоянии, своей участи.
Осмотр Германа и знакомство со спондилограммами подтвердили, что у него «взрывной» перелом тела четвертого шейного позвонка со смещением заднего отломка в сторону позвоночного канала на три — три с половиной миллиметра и несвойственной этому виду повреждений позвоночника кифотизацией его на уровне повреждения вследствие того, что передние отделы тела оказались разделенными на несколько мелких отломков. Вялый паралич рук и ног объяснялся и травмой спинного мозга и спинальным шоком. Имелось несомненное сдавление спинного мозга спереди. Характер и степень повреждения вещества спинного мозга оставались неизвестными. Отсутствие
Я не мог предвидеть и предсказать, что в конечном итоге будет с Германом. Но мои действия, мое вмешательство, которое совершенно необходимо,
Если бы я не владел операцией передней декомпрессии или попал в условия, в которых нельзя ее выполнить, я бы воздержался от оперативного лечения и ни в коем случае при тех условиях, которые травма создала у Германа, не оперировал бы его, не делал бы ламинэктомию. Я бы принял все меры к быстрейшей возможности осуществления передней декомпрессии, а пока проводил бы интенсивное медикаментозное лечение.
Герман в операционной, в наркозе. Лежит на спине. Под спину вдоль позвоночника до уровня первого грудного позвонка подложен узкий валик высотой до десяти сантиметров. Голова его откинута кзади, а подбородок повернут чуть вправо. За кости свода черепа моими помощниками наложено скелетное вытяжение, удерживающее голову Германа в заданном положении. А я мою руки. Готовлюсь к операции. Мою и думаю. Добрый друг, хороший человек, нужный людям и обществу, попал в беду. Попал в беду в тех условиях, в которых ему случается бывать почти каждый день, в условиях столь привычных, что ни он, ни все его знающие и подумать-то не могли, что с ним может случиться беда, что он лишится здоровья. До чего же следует им дорожить! От каких только случайностей порой оно зависит! Жаль Германа, жаль его родных. Трудно оперировать близкого человека.
Края раны в области передней поверхности шеи слева от дыхательного горла и гортани моими помощниками разведены в стороны. Под крючьями, отводящими наружный — левый край раны, — левая сонная артерия и левые яремные вены, блуждающий нерв и нерв диафрагмы. Каждые десять минут этот край раны будет освобождаться от тяги, чтобы дать крови свободно течь по сдавленной сонной артерии и яремной вене, иначе может нарушиться кровоснабжение левого полушария головного мозга. Под крючьями правого — срединного края раны — гортань, глотка, щитовидная и паращитовидная железы, пищевод, петля возрастного нерва. Верхним крючком оттягивается кверху верхняя щитовидная артерия, а нижним — нижняя книзу.
Вот он, поврежденный позвонок. Около него под связкой темные, неправильной формы пятна кровоизлияния. Крови, пропитывающей околопозвоночные ткани, пока немного, она не успела еще распространиться по ним. С момента повреждения прошло неполных четыре часа. Отчетливо снижена высота поврежденного позвонка, не дифференцируются смежные межпозвонковые диски.
Коагулирую электроножом сегментарные сосуды выше и ниже поврежденного позвонка, а также третью пару на его уровне. Эту последнюю — на тот случай, если сосуды еще не успели затромбироваться, что обычно бывает под воздействием повреждения. Фартукообразно рассекаю переднюю продольную связку на протяжении тел трех позвонков, центральным из которых является пострадавший. Вместо тела позвонка каша из отломков кости и жидкой крови. Удаляю эту массу марлевыми шариками, костной ложкой, а более крупные — пинцетом. Часть из них удерживается разорванными фиброзными кольцами поврежденных дисков.
Чем глубже ухожу в рану, тем костное вещество сломанного тела становится более плотным. Вот и передняя поверхность заднего отломка. Она кровоточит, неровная, бугристая, цвета темной малины. Пытаюсь удалить этот фрагмент целиком. Это быстрее, менее травматично. Но мои попытки не венчаются успехом. Фрагмент подвижен, но не выводится из своего ложа. Осторожно костными кусачками уменьшаю его в размерах. Так постепенно, шаг за шагом, подхожу к его задней границе — компактной пластинке. Вот она передо мною — плотная и прочная, ушедшая кзади, в просвет позвоночного канала. Теперь только она остается внедренной в дуральный мешок и сдавливает спинной мозг.
Тоненьким распатором очень осторожно выделяю ее верхний край, кончиком костного распатора обхожу его сверху и еще осторожнее захожу за этот верхний край кзади, несколько оттесняя переднюю поверхность дурального мешка. Под защитой этого инструмента тонкими изогнутыми кусачками скусываю верхнюю часть пластинки, захватываю ее края и потягиваю кпереди. Хлынувшая из-под нее темноватая жидкая кровь заполнила, залила всю рану. Это кровь, излившаяся в позвоночный канал вследствие повреждения костных сосудов и венозных сплетений, соседствовавших со сломанным позвонком. Крови достаточно много. Последующее измерение показало, что удалено около 150 миллилитров. И все это находилось в пространстве между сломанным позвонком и дуральным мешком, распространяясь кверху и книзу от места перелома. Твердая мозговая оболочка темная, в ней кровоизлияния. Пульсации мозга не видно. Тонкой иглой прокалываю оболочки мозга, но крови не получаю. Да и так при тщательном осмотре создается впечатление, что под оболочками скопления крови, во всяком случае, значительного нет. Еще раз внимательно осматриваю рану. Промываю ее теплым солевым физиологическим раствором. Вроде бы все. Можно уходить.
Обнажаю смежные поврежденному тела позвонков по их каудальной и краниальной. поверхностям путем снятия замыкательных пластинок, чем и подготавливаю «материнское ложе» для трансплантата, который восполнит дефект сломанного и удаленного в процессе передней декомпрессии тела шейного позвонка. Взятый из гребня крыла подвздошной кости саженец, по форме соответствующий удаленному телу, а по величине чуть выше и чуть уже, восполняет дефект. Послойно ушиваю рану. Накладываю повязку. Все. Еще раз — в который? Все.
Так поступил я, когда жизнь свела меня с пациентом, подобным Володе.
Конечно, Герман не сразу встал на ноги и пошел. Конечно же, нет! Но признаки улучшения в работе его спинного мозга выявились вскоре после операции. Довольно быстро стала опускаться верхняя граница чувствительности. Отдельные виды ее восстанавливались неравномерно. Вот он стал чувствовать укол иголки ниже пупка, а в этом же месте нет чувства прикосновения и не ощущается разница между моей ладонью и металлическим ключом от дверного замка — отсутствует тактильная и температурная чувствительность. А на пятнадцатый день утром он порадовал меня «миганием» пальцев правой стопы, а вскоре такие же чуть заметные движения появились и в левой. К концу третьей недели восстановилось мочеиспускание. Это уже была серьезная заявка на будущее благополучие! И так день ото дня состояние Германа улучшалось. Утраченные функции спинного мозга восстанавливались и возвращали к жизни части его тела.
На девяносто шестой день после операции Герман ушел из клиники. Не выписался, а
