Образование Маленького Дерева

крапивница могла летать в кухню и наружу. Она устраивалась на карнизе под крышей, над кухонной печью. Там было ее гнездо, и ее партнер прилетал ее кормить.

Домашние крапивницы любят быть рядом с людьми, которые любят птиц. Наша крапивница уютно устраивалась в гнездышке и наблюдала за нами, пока мы были в кухне. Глаза у нее были похожи на черные бусинки и блестели в свете лампы. Когда я подтаскивал поближе стул и становился на него, чтобы разглядеть ее получше, она шипела на меня. Но гнездо не оставляла.

Дедушка говорил, что она любит на меня шипеть, и этим она пытается показать, что она, скорее всего, важнее в семье, чем я.

Козодои начинают петь в сумерках. Их называют вип-пур-вилами, потому что они все время поют: вип-пур-вил, вип-пур- вил — и так без конца. Если зажечь лампу, они будут подлетать ближе и ближе к дому и в конце концов убаюкают вас своим пением. Они предвещают, как говорил дедушка, спокойную ночь и хорошие сны.

Сова-сипуха кричит по ночам, и она любит жаловаться. Есть только один способ заставить умолкнуть сову-сипуху: нужно поставить веник поперек открытой кухонной двери. Так делала бабушка, и я никогда не видел, чтобы это не помогло. Сова-сипуха всегда прекращает жаловаться.

Джо-ри поет только днем и называется джо-ри, потому что всегда поет одно и то же: джо ри… джо ри… — но если она подлетает к дому, это верный признак, что вы за целое лето ни разу не заболеете.

Голубая сойка, играющая в окрестностях дома, означает, что вас ждет много смеха и удовольствия. Голубая сойка любит дурачиться, подпрыгивает на концах ветвей, кувыркается и передразнивает других птиц.

Красный кардинал означает, что вы заработаете денег, а горлица для людей гор значит совсем не то, что для издольщика. Когда вы слышите горлицу, это значит, что вас кто-то любит и послал горлицу сказать вам об этом.

Плачущая горлица поет поздно ночью и никогда не приближается к дому. Она поет издалека, из глубины гор. Ее песня долгая и тоскливая, и кажется, что она плачет. Дедушка говорил, что так и есть. Он говорил, что если человек умирает, и во всем мире никого нет, чтобы его вспомнить и оплакать, плачущая горлица будет его вспоминать и оплакивать. Дедушка говорил, что если умрешь где-то далеко — даже по ту сторону большой воды, — если ты был человеком гор, можешь быть уверен, что тебя вспомнит плачущая горлица. Он сказал, сознание этого приносит уму покой. И я знаю, что оно принесло покой моему уму.

Дедушка сказал, что если ты вспоминаешь кого-то, кого любил и кто умер, тогда плачущей горлице не придется его оплакивать. Тогда ты можешь быть уверен, что она оплакивает кого-то другого, и тогда ее песня звучит не так тоскливо. Когда я ее слышал поздно ночью, лежа в постели, я вспоминал маму. Тогда мне больше не было так тоскливо.

Птицы, как и любой другой, знают, когда их любят. Если вы их любите, они слетаются к вам со всех сторон. Наши горы и ущелья были полны птиц: пересмешников и фликеров, краснокрылых черных дроздов и индейских куропаток, луговых жаворонков и чип-вилов, колибри и ласточек — их было так много, что обо всех и рассказать нельзя.

На весну и лето мы прекращали ставить ловушки. Дедушка говорил, нипочем на свете человек не может в одно и то же время любить и воевать. Он говорил, точно так же не могут звери и птицы. Он говорил, если будешь на них в это время охотиться, даже если они смогут спариваться, они не успеют вырастить молодняк, так что в конце концов умрешь с голоду. Весной и летом мы по большей части брались за рыбалку.

Индеец никогда не ловит рыбу и не охотится ради развлечения, только ради пропитания. Дедушка говорил, что самое идиотское на свете занятие — идти и кого-то убивать ради развлечения. Он сказал, что все это, более чем возможно, выдумали проклятые политики, чтобы можно было продолжать кого-то убивать в промежутках между войнами, когда они не могут добраться до людей. Дедушка сказал, это переняли всякие безмозглые ослы, но — если бы можно было проверить — начали политики. Что похоже на правду.

Мы плели рыболовные корзины из ивовых ветвей. Корзины были, может быть, фута три в глубину. У отверстия корзины концы ивовых прутьев загибали и затачивали, так что рыбы могли вплывать внутрь, и самые маленькие могли выплыть наружу, но большие не могли выбраться из корзины из-за острых прутьев. Бабушка наживляла корзины шариками из теста.

Иногда мы наживляли корзины дождевыми червями. Чтобы добыть дождевых червей, нужно воткнуть в землю кол и постучать доской о верхушку кола — и черви выползут из земли.

Мы относили корзины по Теснинам к ручью. Там мы привязывали их к дереву и опускали в воду. На следующий день мы возвращались и получали свой улов.

В корзины ловились сом и окунь, иногда лещ, а однажды я поймал в корзину форель. Иногда в корзины попадались черепахи. Они очень вкусные, если их приготовить с зеленью горчицы. Я любил вытаскивать корзины.

Дедушка научил меня ловить рыбу руками. Именно за этим занятием я, во второй раз за пять лет своей жизни, чуть не погиб. Первый раз, конечно, был в винокурне, когда меня чуть не поймал налоговый закон. Я был тогда вполне уверен, что меня приведут в поселок и повесят. Дедушка сказал, что, скорее всего, этого бы не случилось, потому что на его памяти никакого подобного случая не бывало. Но дедушка их не видел. За ним они не гнались. На этот раз, однако, дедушка сам чуть не погиб.

Дело было в середине дня. Это лучшее время для ручной ловли: солнце прогревает середину ручья, и рыба уходит под берега, чтобы полежать в холодке и вздремнуть.

Как раз в это время нужно лечь на берег ручья, осторожно погрузить руки в воду и ощупью отыскать рыбью нору. Когда она найдена, нужно ввести в нее руки, плавно и медленно, и в конце концов нащупать рыбину. Если быть достаточно терпеливым, можно водить руками вдоль боков рыбины, а она будет спокойно лежать в воде, пока вы ее ощупываете.

Потом нужно ухватить рыбину одной рукой за спину у самой головы, другой за хвост — и вытащить из воды. Чтобы этому научиться, требуется некоторое время.

В тот день мы с дедушкой ловили рыбу. Дедушка лежал на берегу; он уже вытащил из воды одного сома. Я никак не мог найти рыбью нору и поэтому прошел вдоль ручья немного подальше. Я лег, опустил руки в воду и стал нащупывать. Совсем рядом со мной послышался звук: какое-то сухое шуршание. Оно началось медленно, потом стало убыстряться и убыстряться, пока не превратилось в жужжащий гул.

Я повернул голову на звук. Это была гремучая змея. Она свилась кольцами для удара, подняв голову, и смотрела на меня сверху вниз, и от ее головы до моего лица не было полных шести дюймов. Я замер от испуга и не мог пошевелиться. Она была толще, чем моя нога, и я видел, как волны ряби пробегают под ее сухой кожей. Она была в ярости. Мы со змеей пристально смотрели друг на друга. Ее подергивающийся язык почти касался моего лица, и глаза были как щелочки — красные и злые.

Конец ее хвоста вибрировал все быстрее и быстрее, отчего жужжащий гул становился все громче. Потом ее голова, по форме похожая на большой остроконечный треугольник, стала легонько покачиваться, вперед-назад, вперед-назад, потому что она раздумывала, в какую часть лица меня укусить. Я знал, что она вот-вот на меня бросится, но не мог шевельнуться.

Тень упала на землю, на меня и змею. Я совсем не слышал звука шагов, но я знал, что это дедушка. Спокойно и негромко, будто речь шла о погоде, дедушка сказал:

— Не поворачивай голову. Не шевелись, Маленькое Дерево. Не моргай глазами.

Я так и сделал. Змея поднимала голову все выше, готовясь на меня броситься. Мне казалось, она будет подниматься бесконечно.

Вдруг дедушкина большая рука оказалась между моим лицом и головой змеи. Рука замерла на месте. Змея подобралась еще выше. Она зашипела, и жужжащий гул стал непрерывным. Если бы дедушка чуть шевельнул рукой… или дрогнул, змея укусила бы меня прямо в лицо. Я тоже это знал.