— Чтобы не сглазить, милый… — нашлась наконец не бог весть как удачно она, тяжеловато налегла на него опять. — Ты хочешь, чтобы я звала?
— Да нет, отвык уже. Или привык. Нет, ничего…
— Тогда я буду звать тебя Ваней. Или Ванечкой, хочешь?
— Нет, это будет уже… противоестественно. — И стрижку ее поерошил, усмехнулся. — Ты и так меня совсем неплохо зовешь — милым. Вот кем не хочу быть, так это дорогим. Никогда им не был и не буду. Проба не та…
— Я же говорю: ты недооцениваешь себя…
— Да все я оцениваю — по факту. А факты не только упрямы, они еще и пространны… ну, в том смысле, что распространяются, паскудники, на все и вся, на все деянья и делишки наши… сверху донизу, да. Сдается иной раз, что все они равновелики, не важных — не бывает… Ладно, не буду морочить тебя. Еще ж и разделаться надо тебе со своими, как их…
— И разделаюсь!.. — Она чмокнула его в щеку, вскочила — в раздражении немалом, он видел, от неудач своих с ним, хотя и сдерживалась старательно; и сдернула халатик со спинки кресла, вильнула бедрами. — Злости набирайся, Ваня, — сексуальной, а не… Вернусь — проверю! А этих шакалов я заставлю кости грызть…
Вот так, Иван Егорович, получите и распишитесь. Похоже, достанется за него и тем, с искусствоведом Шехмановой имеющим некие дела, злопамятна подруга. Нет, расслабляться нельзя; все еще, может быть, только-только начинается. Одни начала, да, — с изначально спрятанными концами.
29
На скорую руку летучку проведя, вернулся в кабинет и, решившись, набрал номер бывший свой: дочку увидеть, соскучился — не то слово… Услышав его голос, Лариса бросила трубку. Вот так-то звонить в бывшее, прошлое…
— Нет, но как бандитствуют на этом поле дураков?! Уже ж и военно-промышленный под себя подминают комплекс!.. — Левин в сердцах подбросил ему на стол несколько страниц на скрепке, устало отвалился на диванчике. — Почитайте-ка… Ах как шустро, нагло прихватил химпредприятие, из-под носа же у всех увел! Кто? Да некий Абросимов, проходимец. А оттуда, между прочим, завод точной аппаратуры комплектующие и материалы получает. Вернее, получал, а теперь неизвестно, как будет…
за горло возьмет, а пойди найди сейчас поставщиков, товарец-то крайне редкий! Шутка ли, высшей очистки кремний и прочая специфика стратегическая, какую и на Западе не купишь ни за какие башли… да- да, под запретом Вэника которая!
Реже редкого приходилось видеть в таком возбуждении Левина — нет, в злобной обреченности какой-то, достало, видно, и его даже. Иван внимательней обычного глянул на него и не то что подивился, а понял его; что ж, рабочая злость не помешает, давно бы так… Листнул статью, каким-то Надеждиным подписанную:
— Кто такой?
— Из рабкоров еще знакомец, пишет редко, но… В номер бы срочно ее, забойный матерьялец, горячий. Почаще таких, за просторечье извиняюсь, прихватизаторов вытаскивать из тени на белый свет, чтобы всех народ знал — по именам! По фейсам, гадов!
— А ты прав, Дим, даже и рубрику можно по случаю завести… Заведем. А что ж на летучке сейчас не заявил статью? В номер?
— Да как-то перебили… перешибли, у всех же горячее. С ходу же полосы компоновал, вот и подзашился. Но утрамбую, найду местечко ей. Она-то стоит того.
— Ладно, пробегу сейчас. С типографией как — звонил, столковался наконец?
— Да на мази все, башлей подкинул им, они и… Кто-то роет там постоянно под нас, график печати сбивает, путает, а кто — не могу вычислить пока. Сколько нам срывали уже!..
— Не трудись искать — не они это, а сверху…
Никак уж не серьезны, по правде если, все эти сбои и срывы, похоже больше, что дразнят, нервируют. А могли просто запретить, и катался бы по соседним областям, печатный станок искал. Нет, будто чья-то рука берегла от всех таких, мало сказать — неприятных волеизъявлений пусть рыхлой еще, толком не сформировавшейся, но власти, лая хватало, но до болятки-то пока не кусали. Можно и Левина понять, наш общий интерес то есть: банк «Русичъ», газеты кормилец, порядком-таки вложился в завод, и если это химпредприятие неведомое начнет заламывать цены, каким другим манером руки выкручивать…
Статья, впрочем, малодоказательной была, больше на эмоциях, даже на истерике некоторой по отношению к тому Абросимову, скопищу негатива, выстроенная, фактов какого-то злого умысла, считай, не имелось. Ну, акционировались, бумажки акций работникам раздали, даже народным предприятием назвались — якобы для прикрытия хищнических посягательств директора, якобы готового остановить производство и бумажки эти по бескормице несчастных работяг за бесценок скупить… Да, схема обкатанная, классикой «большого хапка» уже ставшая, но где доказательства-то, что так именно и будет? А ничего, одна ругань, да к тому ж еще и партвзыскание за самовольство восемьдесят восьмого года припомнено этому негодяю Абросимову… Нет, мелко все, мелочно, и не навредить бы, не озлобить поставщика.
Хотел было Левина позвать, но тут же раздумал: к первоисточнику надо, а им мог быть, скорее всего, только сам Воротынцев. И еще одно всплыло, вразумило: если стратегию менять, о чем подруга проболталась, то чего лучше завод подставить… да, поссорить с важным поставщиком, трудностей всяких нагородить ему, а тем паче инициаторам сотрудничества из правления концерна. Убытки, протори возможные заводские сущий пустяк, когда столько бабла спекулятивного будущего на кону стоит…
Некогда было удивляться всем изыскам вполне вероятной интриги, тут же набрал номер шефа. Ответила Елизавета — с грудной воркотцой нежной, и он сразу вспомнил ее всю, представил себе. Сказал, что надо бы срочно переговорить и встретиться с Леонидом Владленовичем. «Срочно? Но он же улетел еще утром… да-да, в столицу. На сколько? Дня на три ли, четыре, точно сам не знает… А что, проблемы?» — «Они самые, Лиза, без них не живем. Но не буду вас огружать…» Скучает сидит, женские журналы листает, наверное, их сейчас прорва какая-то объявилась, все киоски позабиты цветастой пустотой этой — пустоту другую заполняющей…
Совпаденье, нет? Воротынцев отбывает, и тут же ответсекретарь статью в зубах приносит — как пес верный, с порученьем посланный. А у хозяина его случайности если и бывают, то больше метафизического свойства, под настроенье экспромтом может всякого наговорить. Хотя совсем уж пустыми импровизации эти назвать нельзя, есть там некое ядро, как не быть…
Не случайность, скорее всего, и потому ходу статье давать нельзя. Правду же наверняка знают многие правленцы, вот только довериться некому, расклад мнений средь них ему неизвестен, считай, и застольные симпатии-антипатии ничего, конечно, тут не решают: посидели-выпили иногда, покурили- поговорили… Ах да, Народецкий! Добрый малый Слава, секретарем и подавалой у шефа бывший и вполне ему преданный, — вот кто должен знать, юридическую службу банка и концерна теперь возглавляя, все тонкости отношений, по должности обязанный распутывать, запутывать по мере надобности тоже.
В разъездах по городу, ответила некая сотрудница — почти мужским басом, как нарочно Елизаветиному образу противопоставясь, даже темные волоски на морщинистой верхней губе обнаруживши в базановском воображении, этакая тертая бабеха с тяжелым взглядом то ль адвоката, то ли следователя, без разницы, все и всякие изнанки человеческих жизней видавшая-перевидавшая, в многолетних изматывающих распрях и сутяжничествах, человеческих тож, погрязшая — а ведь девчушкой-первоклашкой некогда была… Будет когда? Так ведь начальство нам не докладывается, мил человек…
Безошибочно угадала, что ему и так можно ответить.
Кто знает всю ситуацию до донышка, так это неизвестный ему директор завода, с год как заступивший место старого зубра Никандрова, не пожелавшего подогнуться под министерские и местные власти и раздербанить производство, а теперь, по слухам, негласный совет «красных директоров» возглавившего. Новый же и молодой оказался погибче, как-то сумел вот связи страховочные заиметь и основные цеха
