Многим людям, среди которых были и университетские соученики, и члены семьи, пребывание в моем обществе в то время не доставляло большого удовольствия, и, конечно же, оглядываясь назад, в прошлое, я признаю, безо всяких натяжек, что вел себя как полный идиот. Да и все мы были такими. Но идиотами мы были лишь тогда, когда собирались вместе, и это обстоятельство было крайне важным. Ведь недаром говорится, «человек способен превратить ад в рай, и рай в ад»? Некоторым образом именно так мы и поступали: мы превратили в рай место, в котором жили.
Как только мы вспоминали об этой теории, все вокруг казалось нам забавным. Все таило в себе возможности стать смешным и вызвать веселье. Война, голод, болезни – все. Суть тут лишь в том, как вы осмысливаете и воспринимаете эти явления и события; ничего плохого с вами не случится, если вы будете относиться ко всему со смехом и склонять других смеяться вместе с вами, а для этого необходимо не допускать появления на свете людей, лишенных чувства юмора.
И ведь мы верили этому. И так мы решали любую проблему. Дэнни даже занимался углубленным исследованием нашей теории. В эволюции человека можно выделить четыре четкие фазы от «хомо хабилис», первого после обезьяны человеческого существа, до современного, «хомо эректус», вертикально стоящего человека. Последний отличается от себе подобного по социальным различиям более четко, нежели по психологическим. Хомо хабилис пользовался огнем, хомо эректус пользуется инструментами, неандертальцы хоронили умерших в земле, хомо сапиенс занимались земледелием. Так почему эволюция должна остановиться? Она должна продолжать свое развитие и сейчас. Так какими же признаками должен быть отмечен человек после следующего гигантского эволюционного скачка? По-моему, здесь все ясно – добыть огонь, использовать инструменты, закапывать в землю мертвых, заниматься земледелием…
Причина, почему люди, обладающие чувством юмора, не достигли положенных вершин, заключается в том, что интеллект и юмор настолько близкие по своей сути качества, что подчас бывает затруднительно указать на различия между ними. Чем умнее человек, тем забавнее он старается показаться окружающим, но только до определенного предела, потому что за этим пределом они совсем уже не производят впечатления забавных. Перейдя эту грань, они превращаются в хладнокровных гениев, которые проводят целые дни, изобретая новые вещи или придумывая для потомков новые математические теоремы, доказав которые можно определить коэффициенты теплового расширения газов. Очень умные люди всегда не в себе, это своего рода инвалидность; ум, оказавшийся в тисках аутизма; ум, лишенный чего-то очень важного, что не позволяет воспринимать парадоксы и приспосабливаться к ним.
Вот об этом мы и думали. Гении не могут управлять миром, потому что: а) они имеют тенденцию умирать, не оставив потомства; б) они не обладают хорошим чувством юмора и с ними, по всей вероятности, не так-то просто поладить.
– Послушай, Ньютон, хочешь посмеяться над тем, что случилось со мной сегодня?
– Да нет, спасибо, я делаю повторные вычисления для того, чтобы проверить математическое описание процесса рефракции света через призму.
– Как хочешь, тоже мне умник.
Другой причиной, почему чувство юмора все еще не восторжествовало, является то, что люди, не обладающие чувством юмора, стремятся заместить его чувством собственной важности. Это чувство собственной важности находится в прямой зависимости от того, сколько они смеются. Если вы не в состоянии смеяться над несчастьем, то совладать с ним можно лишь одним способом – обвинить других людей в том, что с вами приключилось несчастье, – поэтому люди, лишенные чувства юмора, очень часто прибегают к такому приему. Кроме того, людям, лишенным чувства юмора, трудно нравиться другим. Какой смысл кому-то поддерживать отношения с тем, кто не может заставить его смеяться? Для того, чтобы как-то разрешить эту проблему, они, люди, лишенные чувства юмора, становятся надоедливо угодливыми и стараются всеми силами убедить вас в том, что чувство юмора у них есть, для чего без устали повторяют шутки из какого-либо избитого телешоу, или они стремятся добраться до власти, а тут уж все вокруг должны выказывать им притворную любовь. Это, в свою очередь, придает им амбициозности, и они стремятся к тому, чтобы показать свою исключительность в каком-то очень хорошем деле; это можно наблюдать и в искусстве, где они могут безжалостно подавлять любые проявления юмора, но при этом – настаивать на том, чтобы крутить по телевизору лишь комедийные программы и фильмы. Почти во всех мировых проблемах, от бедности до войны и болезней, виновны люди без чувства юмора.
В те времена «Делать-то-что-сделает-незабываемой-эту-ночь» считалось нашим главным занятием. Такие мероприятия проводились раз в месяц, и всегда по настоянию Дэнни. Смысл их состоял в том, чтобы выйти из дома и сделать что-то необычное, что-то диковинное и сверхъестественное, то, что будет вспоминаться нам и в старости. Совершенно неважно, что это было на самом деле, поскольку параметров для оценки не существовало. Это могло быть что угодно, но что-то особенное, то, что не заканчивается в Гейте и веселит больше, чем жалобы, что ты картофелина. Однажды ночью мы улеглись спать прямо на Уолмерской косе в Кенте, где в 55-м году до нашей эры высадились римляне. Мы хотели ощутить эхо истории, а вместо этого, продрогшие и усталые, наблюдали за тремя рыбаками, стоящими под проливным дождем.
В одну из пятниц мы, предварительно договорившись на своих работах о недельных отпусках, отправились автостопом в Дувр. Остановив на дороге большую фуру для перевозки свиней, мы уговорили парня, который сидел за рулем, пустить нас в кузов, чтобы, спрятавшись там, мы проникли без паспортов во Францию. Въехав на паром, мы выбросили в воду свои кредитные карточки, дабы лишить себя искушения и попытаться выяснить, как далеко на юг мы сможем добраться, имея всего пять фунтов, голосуя на дорогах, прячась в туалетах поездов, – причем от нас все еще пахло дегазационным раствором.
Когда жених нашей сестры Софи пригласил нас на мальчишник в один из ресторанов в Сохо, мы прикинулись обезьянами и настолько, как мне помнится, вошли в роль, что никак не могли остановиться и в течение двух часов с гиканьем и визгом карабкались на все выступающие предметы, чем в конце концов вызвали всеобщее отвращение присутствующих к себе, а меня едва не отстранили от обязанностей шафера на предстоящей свадьбе.
– Что это нашло на братьев Софи и Карлоса – они же жуют волосы друг друга.
Когда мы не могли придумать ничего, как нам казалось, путного, мы подбирали голосующих на Стаплес- корнер дороги M1, чтобы затем напугать их до смерти. Дэнни сидел за рулем моего «форда-фиесты» в кожаных перчатках, какие, по его мнению, носили серийные убийцы, а Карлос молча восседал рядом с ним, кромсая пластиковый мешок для мусора и держа на коленях рулон маскировочной липкой ленты, стараясь при этом придать своему лицу выражение смертельной обреченности. Меня обычно заталкивали в багажник, где я лежал скрюченным: для большей убедительности мой рот был заткнут носком. Через несколько миль после посадки голосующего я начинал подавать из багажника приглушенные крики о помощи.
Оглядываясь назад, я полагаю, что все это мы делали ради того, чтобы компенсировать ощущение полноты жизни, упущенное в школьные и тусклые университетские годы. В глубине души я верил в то, что это не может продолжаться долго, что все должно измениться. Пару раз нам казалось, что всем этим забавам наступает конец – Карлос подал заявку на получение престижной работы в сфере торговли в Лондоне, меня пригласили на интервью в газету, издававшуюся в другой части страны. Но все кончилось совершенно неожиданно.
2 декабря 2000 года
Сегодня мы проехали еще 200 миль по автостраде 1-20, миновали Луизиану, въехали на территорию Техаса и теперь находимся в национальном парке «Кедровый холм», расположенном в десяти милях к юго-западу от Далласа, если ехать по 67-й дороге. Я наконец снова заговорил с Карлосом сегодня днем, когда Доминик отправилась за покупками в Шривпорт, где мы остановились, чтобы пообедать.
