потерял ногу, выпав в пьяном виде из поезда между Байрам Али и Мервом. Семья султанши получала содержание из Кабинета Его Величества, который вначале ведал этой присоединенной областью. Потом она была передана в управление Удельного Ведомства. Последнее решило воплотить в действительность существовавшее предание о вечном владении, и, если не ошибаюсь, в 1901 году на Мургабе была построена первая настоящая плотина со шлюзами-регуляторами. Был создан перепад в несколько метров и построена гидроэлектрическая станция мощностью в 10 000 л. с., передававшая ток за 40 верст в Байрам Али. К 1911 году были закончены две другие большие плотины Иолотань и Султан Бент, образовавшие крупные озера. За Султан Бентом озеро тянулось на юг на 25 верст. Когда вы на тройке ехали по унылой серо-желтой степи с редкими кустами колючки, то уже за несколько верст видели массивные, из серого гранита воздвигнутые башни, служившие для спуска и подъема тяжелых железных щитов шлюзов, регулирующих пропуск воды. Строителем плотины был известный в России инженер Валуев. Два десятка лет после прихода к власти большевики в своих иллюстрированных изданиях помещали фотографии Иолотани, выдавая ее за свое достижение. Между прочим и выстроенный ныне Большой Туркменский канал, ведущий воду от Кирков из Амударьи к Мургабу и дальше к Теджену, в значительной степени построен по проектам Валуева и Максимова, созданным еще в наше время. Нужно сказать, что в проблеме ирригации решающей является формула, учитывающая коэффициент испарения воды в канале и определяющая его рентабельные утечки. Последние зависят от многих факторов: глубины и ширины канала, в первую очередь, его длины, водонепроницаемости почвы, траты воды на самозащиту, то есть, например, сколько воды берут деревья, которыми густо обсажен канал для создания тени, и так далее. Практика Мургабского имения показала, что, например, самый длинный Валуевский канал в 70 верст, отходящий от Султан Бента, несмотря на все защитные меры, был нерентабелен, так как на его конце непроизводительная потеря воды равнялась 70 процентам. При своей грандомании и хищничестве советские инженеры, конечно, забыли об этой решающей формуле, хвастались, что сделали канал судоходным и непроизводительно теряли колоссальное количество воды. Проект Валуева — Максимова предвидел себе альтернативу — на длинных участках в пустыне заключить канал в бетонные трубы, проложенные под землей, и уберечь воду от испарения и просачивания.
Мургабское имение занимало площадь в 220 000 десятин, но воды хватало лишь для полива 70 000 десятин. Главная сеть каналов начиналась у плотины Гиндукуш. От нее отходил Царский канал, тянувшийся на 40 верст, с многочисленными ответвлениями, напоминающими обширный треугольник наподобие дельты Нила. На всей сети каналов в несколько сот верст протяжением были выстроены бетонные регуляторы, с помощью которых можно было пропускать в любое ответвление точное количество воды, измеряемое кубометрами/минутами. Каждый день составлялась длинная схема с приказом пропускать через приблизительно 100 регуляторов определенное количество воды, измеряемое в «сотках» кубометра. Со своей стороны регуляторы каждый день доносили, о пропущенном ими количестве воды. Все здания на территории имения имели электрическое освещение, и директивы о расходе воды давались по телефонной сети. На всех регуляторах были телефоны.
Вода растекалась по все более мелким каналам с укрепленными повышенными берегами, выше окружающей местности. Сами поля были разделены на небольшие квадратные делянки, окруженные земляными валиками. Орошение сводилось к тому, что вода из канала-арыка выпускалась на такую делянку и заливала ее, потом валик к соседней делянке разрывался заступом, и вода заливала следующую и т. д. Главной культурой был хлопок; кроме того, сеялась пшеница для местного населения, и после пшеницы на тех же участках — люцерна для корма скота. Обязателен был предпосевный полив, после чего поля с хлопком заливали в период созревания еще 2–3 раза, в зависимости от того, сколько было воды в водохранилищах за плотинами Иолотань и Султан Бент.
У станции Байрам Али была построена усадьба имения. Она занимала 700 десятин и была превращена в парк, фруктовые сады и виноградники. Все улицы были засажены высокими тенистыми карагачами. В усадьбе были построены дома для служащих. В центре, на небольшой площади с расходящимися по радиусам тенистыми аллеями стоял одноэтажный дом управляющего. Конечно, дворцом его никак нельзя было назвать. В нем было двенадцать комнат плюс нужные хозяйственные помещения и комнаты для прислуги: повара, двух лакеев и горничной. Достижением были две кафельные ванны в полу, своего рода небольшие бассейны. У железнодорожной станции вытянулись хлопкоочистительные заводы. Туркмены при сборе урожая привозили хлопок-сырец, то есть содержимое коробки, состоящее из белого волокна, выросшего на большом числе семян в каждой коробке. Вес распределялся приблизительно так: одна часть волокна и четыре части семян. Сначала машины отделяли волокно от семян. Потом прессами из них выжималось растительное масло. После этого жмыхи выходили из пресса в виде длинных коричневых пирогов и служили прекрасным кормом для скота. Масло рафинировалось. Необходимо было устранить довольно противный привкус; но высшие сорта были качеством не ниже оливкового и могли употребляться в заправке любых салатов. Была еще установка, которая семена брила в прямом смысле слова, и отделенные мельчайшие волоски, так называемый линтер, шел как взрывчатка на изготовление динамита.
Несомненно, все это образцовое электрифицированное хозяйство производило громадное впечатление на местное кочевое население, которое до прихода русских вело нищенское существование. Если в данном случае назвать русских колонизаторами, то они, будучи хозяевами, совершенно не вмешивались в бытовую, культурную и религиозную жизнь туркменов. За редчайшими исключениями никто из туркменов не говорил по-русски, и от них этого не требовали. Все мусульманские праздники русскими признавались. С другой стороны, орошение большой площади пахотной земли создало невиданное благосостояние для местного населения. Туркмены, жившие на территории имения, превратились в испольщиков. Они оставались кочевниками и жили в кибитках. Им отводились делянки земли, которую они обрабатывали. Через несколько лет, если они перемещались в другое место, они там получали новые участки. Урожай пшеницы, люцерны или огородов оставался им целиком, и только урожай хлопка делился пополам. Дейханы получали расчет в деньгах за свою половину. Другую половину брало имение как аренду за пользование всей системой орошения и за заводскую обработку хлопка. Даже при такой системе первые 24 года имение приносило убыток и только в 1916 году в первый раз принесло чистый доход свыше одного миллиона рублей.
На примере Туркестана я должен сказать, что Россия была несомненно колониальной империей. Вся обширная область Средней Азии была населена народами, не имевшими ничего общего с русскими. Колонизация этой страны была административной, то есть русские, жившие в ней, были служащими, управлявшими этой страной. Никаких попыток переселить в эту область русских и посадить их на землю — не было. В этом отношении Туркестан был полной противоположностью Сибири, куда шло массивное переселение крестьян из Европейской России. В Мургабском имении делались робкие попытки поселить отдельные русские семьи в районе регулятора № 17. Для них даже строились дома. Но климат и само хлопковое хозяйство были настолько необычны, что большинство поселенцев сбегало.
Никаких попыток обращения в православие местного населения не делалось. Правда, в Байрам Али в 1916 году закончили постройку величественного собора с золотым куполом, по размерам не нужного для местного прихода. Собор был значительно выше упомянутой мечети Султана Санджара, и целью его было внушить уважение местному населению к завоевателям. Необходимо еще отметить то отсутствие национальной дискриминации, которое бы ошеломило американцев, приехавших в Туркестан в начале этого века. Русским не могло прийти в голову запретить туркменам и сартам ездить в первом классе поездов или посещать рестораны и кинематографы. Конечно, местные жители по своему укладу жизни, образовательному уровню, по своим интересам настолько были чужды русским, что о какой-либо дружбе не могло быть и речи. У моего отца, как он считал, были друзья — состоятельные туркмены Аким Хан, Чары Яры в Байрам Али. С помощью переводчика он вел с ними длинные разговоры, приглашал их на охоту и ездил к ним в пустыню охотиться. Но что у них вообще было в душе — оставалось для нас загадкой. Правда, преданность русским частично была доказана тем, что быховские узники пустились в свой поход на юг под охраной Текинского дивизиона, который вернулся к себе на родину, только проводив Корнилова до Екатеринодара.
Конечно, перспектива пожить в такой волшебной стране с экзотическими охотами, с таинственным историческим прошлым, с субтропическим климатом была мною принята с восторгом. Но родители решили оставить меня в Самаре кончать гимназию, с тем, чтобы я жил у дяди Леонида. Наслаждаться жизнью в Мургабе поэтому мне пришлось только во время отпусков. За три с половиной года я ездил туда 14 раз.
