зовите.
— Хорошо, восемь. Это мое последнее слово.
— Восемь тоже мало.
— А вы упрямы, не так ли? А что, если я вам предложу десять? Что скажете?
— Пока остановимся на этом, нужно подумать.
— Отлично. Думать здесь нечего. Десять долларов за час каждому. Значит, на двоих двадцать. Если в среднем работать в день по десять часов — это я примерно, для простоты подсчетов, — то тогда вы будете зарабатывать двести долларов в день. Делим десять тысяч на двести, получается пятьдесят. Что означает — для того чтобы отработать долг, вам понадобится пятьдесят дней. Сейчас конец августа, и, значит, работать вам до середины октября. Не так и долго. Все закончится раньше, чем листья облетят.
Слово за слово, Нэш втянулся в разговор, и постепенно стена начала казаться ему единственным выходом из положения. Возможно, отчасти причиной тому была усталость — голова после бессонной ночи ничего не соображала, — однако, как он сам подумал, дело было не только в этом. В конце концов, даже если бы он сейчас отсюда и ушел, то куда и зачем? Без машины, без денег, жить негде и не на что. За пятьдесят дней можно хотя бы привести в порядок мысли, спокойно сесть — первый раз за этот год — и подумать, что делать дальше. Едва ли не с облегчением Нэш готов был сдаться, только чтобы ничего не решать, никуда не бежать. Стена станет для него не наказанием, а исцелением, его билетом в один конец — назад к земле.
Но он был здесь не один, а Поцци, ошалевший уже тогда, когда Нэш всерьез спросил об условиях, то и дело пытался прервать их безумную, на его взгляд, беседу и явно не собирался ни с чем соглашаться. Под конец он схватил Нэша за руку и заявил, что им нужно переговорить с глазу на глаз. Не дожидаясь ответа, он потянул Нэша со стула, выволок из гостиной и захлопнул ногой дверь.
— Слушай, — сказал он. — Пошли отсюда. Пора сваливать.
Нэш высвободил свою руку и покачал головой.
— Нельзя, — сказал он. — Мы им должны, а у меня нет ни малейшей охоты загреметь отсюда в тюрьму.
— Они блефуют. Если поднимется шум, они тоже запачкаются, а им этого неохота.
— Ошибаешься, Джек. Люди с такими деньгами могут делать, что захотят. Стоит им позвонить в полицию, копы с места за нами рванут. Нас возьмут раньше, чем мы отойдем на полмили.
— Значит, струсил, Джимбо. Плохо дело. Тебе не идет.
— Я не струсил. Я просто нормально реагирую на ситуацию.
— «Нормально»! Это не нормально! Давай, приятель, продолжай в том же духе и скоро станешь таким, как они.
— Меньше двух месяцев, Джек, не так и долго. У нас будет еда, крыша над головой, и, не успеешь и оглянуться, все закончится. Что такого-то? Может быть, нам там даже понравится.
— Понравится? Таскать камни? Вы, ребята, точно одна команда.
— Ничего, переживем. Всего пятьдесят дней. Кроме того, физическая работа, может, и впрямь нам пойдет на пользу. Как в фитнес-клубе. Фитнес-клуб стоит дорого. Будем считать, что мы внесли вступительный взнос, так что позанимаемся на всю катушку.
— С чего ты взял, будто через пятьдесят дней они нас отпустят?
— С того, что мы так договорились.
— А что, если они нарушат договор?
— Послушай, Джек, успокойся. Когда влип, нужно искать выход, а не новую проблему.
— Говорю тебе, ты делаешь ошибку — им нельзя доверять.
— Тогда, может быть, ты и прав, может быть, тебе лучше уйти. Долг по моей вине, мне и расхлебывать.
— Но это я проиграл.
— Ты проиграл то, что было, а я проиграл в долг.
— Хочешь сказать, ты будешь его отрабатывать один?
— Именно о том я тебе и толкую.
— Тогда ты действительно ненормальный.
— Какая разница, какой я? Ты свободный человек, Джек Поцци. Можешь уйти хоть сейчас, я ничего не имею против. Честное слово. Я вообще ничего не имею против.
Поцци, едва удержавшийся от соблазна сделать то, что предложено, смотрел на Нэша, будто пытался прочесть по глазам, шутит тот или нет. Потом, очень медленно, он расплылся в улыбке, будто понял весь мрачный юмор.
— Блин, — сказал он в ответ. — Ты что, серьезно, старик, подумал, я брошу тебя одного? Один ты тут загнешься.
Такого Нэш не ожидал. Он готов был к тому, что Поцци немедленно ухватится за предложение, готов настолько, что начал себе рисовать, как будет жить один, в поле, заранее привыкая к мысли об одиночестве, и уже почти хотел этого. Но, услышав, что Поцци с ним, Нэш обрадовался. До какой степени обрадовался, он понял только тогда, когда они снова вернулись в гостиную объявить о решении.
Они просидели над договором целый час, в итоге сочинив документ, где четко и ясно был сформулирован каждый пункт — сумма долга, условия выплаты, ставка оплаты за час работы и прочее. Стоун отпечатал договор в двух экземплярах, и все поставили свою подпись. Потом Флауэр сказал, что пойдет искать Меркса, который и займется фургоном, продуктами и площадкой. Через несколько часов все будет готово, сказал Флауэр, а пока, если они хотят есть, можно позавтракать в кухне.
Нэш задал вопрос о проекте, но Флауэр сказал, чтобы Нэш не забивал себе голову. Проект был готов, и Меркс знал, что делать. До тех пор, пока они с Поцци будут следовать указаниям Меркса, никаких проблем не возникнет. На этой оптимистической ноте толстяк развернулся и вышел, а Стоун отвел их в кухню, где попросил Луизу сделать им завтрак. После чего неловко, быстро с ними распрощался и тоже исчез.
Задание пришлось Луизе явно не по душе, и она недвусмысленно дала это понять тем, что все время, пока разбивала яйца и поджаривала бекон, ни разу к ним не обратилась и только бранилась себе под нос, будто Стоун таким поручением оскорбил ее в лучших чувствах. Глядя на нее, Нэш понял, как все переменилось. Они с Поцци, утратив свой прежний статус, отныне здесь больше не гости. Они превратились в наемных рабочих, бродяг, которые клянчат объедки у черного хода. Не заметить перемену в Луизе было невозможно, и, сидя в ожидании завтрака, Нэш удивлялся лишь тому, как быстро она их разжаловала. Шестнадцать часов назад Луиза была сама вежливость, а теперь смотрела с презрением, даже не пытаясь его скрыть.
Однако ни Флауэр и ни Стоун ей ничего не сказали. Будто бы в доме было скрытое радио, которое и сообщило, что они теперь стали никто или, во всяком случае, ниже кухарки.
Однако завтрак она приготовила отменный и подливала кофе, подкладывала тосты, пока их не накормила. После еды глаза начали слипаться, и они, чтобы не уснуть там же в кухне, полчаса молча курили. Наконец сказалась бессонная ночь, разговаривать не было сил. Поцци в конце концов задремал, а Нэш так и сидел, уставясь перед собой в пространство.
В начале одиннадцатого, топая и бряцая ключами, в кухне появился Меркс. От шума Нэш сразу пришел в себя и встал со стула раньше, чем Меркс успел подойти к столу. Поцци спал, ни на что не обращая внимания.
— Что с ним такое? — спросил Меркс, показав на Поцци большим пальцем.
— У него была трудная ночь, — сказал Нэш.
— Вообще-то, насколько я понял, у тебя она была не лучше.
— В его возрасте больше спят.
Меркс на секунду над этим задумался, потом сказал:
— Один из вас Джек, другой Джим. Ты, парень, кто?
— Я Джим.
— Значит, он — Джек.
— Правильно. Дальше проще. Я Джим Нэш, он Джек Поцци. Выучишь легко.
— Ага, уже выучил. Он что, испанец или кто?
— Вроде того. Он прямой потомок Христофора Колумба.
