родственникам, большинство тихо хоронят после жреческих ритуалов. Зарезанные в случайных драках бродяжки, алкоголики, завещавшие больнице тела в обмен на бочку крепленого вина… На гробах – обрывки пергамента с условными обозначениями. Ничего такого, что выделяло бы последнее пристанище Кеуна Мураша среди прочих деревянных ящиков.
– Других трогали? Может, крышки вскрывали?
Фарнуст Ленбор с могучим вздохом мотает головой. Интересно, однако…
Оглядываюсь. Жалобно поскрипывает висящий на одной петле наличник. Тут даже думать не надо, как злоумышленник – один или несколько – сюда проникли. Подхожу поближе. А вот вредно не думать, Яночка! Взломать-то хитрую систему наличников взломали – но изнутри.
Спрашивается – зачем?
Анатомичку часто представляют себе, как глубокий-глубокий подвал, в котором зловещие личности режут несчастных покойников. Почему мертвецы в этом случае несчастны – вопрос скорее религиозного, нежели практического характера, но подвалы должны быть глубоки, а личности зловещи. Ну, физиономия у Фарнуста вполне себе разбойничья, а вот проводить вскрытие впотьмах ему совсем не нравится. Мало чего увидать можно. Посему морг, как ему и положено, находился на первом этаже, а вот анатомический театр располагался на втором. Хорошее освещение, большие окна. Через них удобно проникать в помещение, я не спорю. Но тащить мертвеца через окно, когда можно через дверь?..
И, кстати, забрались-то сюда как?
– На магию окно проверили?
Клустик, похоже, слегка обиделся.
– И окно, и входную дверь, и стены даже. Но тут же на днях полное маг-освидетельствование было… фонит – не продохнуть. Отдельные эманации на подоконнике есть, но такие слабые, что и не понять ничего. Может, вообще отголосок судебной волшбы долетел.
– Всякое бывает, – задумчиво киваю я. – А сравнить эти самые эманации с остаточными явлениями в голове Витека попробуете? Помните, имелась там магия внутренняя непосредственная, вы говорили?
Шпикачка аж подпрыгивает. Борода воинственно трясется.
– Шансов, конечно, маловато, честно скажу, госпожа вольный консультант. Но ежели анализ Гистенхоффа провести… да на четырехтравчатый эликсир его посадить… а еще…
– Вот и отлично. – Клустициус весь уже в предстоящем исследовании, а я внимательно оглядываю окно. Странно… похоже, наличник просто выдавлен изнутри. Бред какой-то. Запоры тут плохонькие, обычным ломиком можно справиться без проблем. Разве что… – Когда можно ждать результатов?
– Дня через три. Разумеется, если в мои расчеты не вмешается праздник.
– Лучше через два в таком случае.
Судебный маг скривился, но кивнул. А меня уже интересовала Альтима.
– Не подскажете, какой у Ваирманга радиус?
М-да, ошарашенная физиономия эту женщину не красит.
– Любой живой меч отдаляется от хозяина на определенное расстояние, разумеется, небольшое. – Про Айсуо скромненько промолчим, он у меня слишком исключительный. – Чем старше меч, тем больше радиус. Вот я и хочу узнать, сколько шагов может сделать самостоятельно Черный Палач?
Холодная улыбка на холеном лице.
– Признаться, понятия не имею. Никогда не интересовалась этим вопросом.
«Врешь!» – Я не сказала это вслух, но Альтима вполне меня поняла. И так же молча согласилась: «Вру. Но все равно не отвечу!»
А вслух жена Кеоссия Имарра возмущенно сообщила:
– Подозревать в подобном похищении моего супруга или его меч – глупее не придумаешь! Мы и не знали о существовании данного… тела!
Тоже верно. Если, конечно, сами не превратили Кеуна Мураша в «тело».
Зачем? А черт его знает! Кажется, мне просто очень хочется в чем-нибудь обвинить Ваирманга.
Глупо. Тогда уже и Роннена с Илантиром подозревай. По тем же причинам – живой меч после сотни- другой лет существования обладает нечеловеческой силой. И может проходить сквозь стены. Один. С трупом на плечах придется искать иные пути.
Я сухо извинилась и продолжила осмотр. Занятие в данном случае почти бесполезное, но здорово помогает успокоиться.
Роннен к исчезновению тела отнесся серьезно. Забросал меня вопросами, заикнулся о том, чтобы приставить охрану. Я обещала подумать. В принципе, надо соглашаться: мертвый Мураш еще неизвестно где всплывет. И к чему приведет это всплытие.
Но в целом мысли дорогого супруга были заняты завтрашней разборкой с плотогонами. Целый вечер он гонял стражников туда-сюда, о чем-то шушукался с Ваирмангом, а под конец ласково спросил, не желаю ли я принять участие в развлечении.
Я желала. Но затребовала подробностей мероприятия.
– Видишь ли, – улыбнулся плотоядно милый муж, – кое-кто кое-куда уехал, искать кое-кому счастье. И вот недавно нашел. А заодно решил устроить избраннику небольшую проверку. Я одобрил – польза видится мне несомненной.
– Слушай, не изображай храмового пророка, рассказывай!
Муж вздохнул умиленно и рассказал.
Я подпрыгнула и согласилась – нет, категорически настояла на том, чтобы меня включили в состав оперативной группы.
Это означало раннюю побудку.
Да-да, кто рано встает, тому неизвестный бог от широты душевной наподдает… все верно. Но обычай приплывать в Дойл-Нариж с рассветной зарей следовало бы запретить законодательно. Для стражников любовь плотогонов рассматривать восход солнца с городских стен обернулась подъемом затемно. Жаловаться-то народ не жаловался, но зевки в кулаки и бороды сцеживали. Мне, по причине отсутствия растительности на физиономии, пришлось поднять воротник – в него очень удобно прятать опухшую рожу и полувывихнутую челюсть, обычные последствия недосыпа.
Нен-Квек ухмыльнулся, булькнул горлом (как я успела выяснить – выражение кехчи типа: «Ох уж эти люди») и вытащил внушительных размеров флягу. Сунул ее ближайшему стражнику. Тот выпил, крякнул, протянул баклажку товарищу. Через некоторое время напиток добрался до меня. Отвратительная бурда с мерзким запахом, но пара глотков – и сна ни в одном глазу. Ну, Яночка, задержи дыхание, глотни, подожди, пока желудок успокоится, передай фляжку дальше. Все, жить можно.
Городские пристани Дойл-Нарижа до реконструкции были довольно неприятным местом. Сейчас там наведен порядок, однако склады за Речными воротами до сих пор остаются пристанищем крыс, бродячих кошек и криминальных элементов. Как мудро заметил однажды Роннен, всюду поспеть нельзя, а враги внешние имеют приоритет над врагами внутренними. Словом, спасибо хоть за укрепленную пристань.
Конструкция довольно интересная. Корабли подходят к ступенчатой площадке шириной метров двадцать пять, защищенной двумя выдающимися вперед башнями. Любимый муж часто бурчит про слепые пятна, но в целом доволен. В толще крепостной стены проделано несколько дырок, в них продеты канаты для привязывания кораблей. Сообщение пристани с городом осуществляется через широкие ворота, которые запираются на ночь. Днем же в них свободно проходит орава грузчиков… ну, или не грузчиков, а кого-нибудь еще.
Мы вылезли через потайной ход в северной башне, и я смогла полюбоваться стилизованными изображениями летящих воронов на обитых бронзой тяжелых деревянных воротах. Давно мне не доводилось бывать ночью за стенами Дойл-Нарижа, а на пристань по темноте вообще заглядывать опасно. Если, конечно, ты не в составе большого отряда стражников.
Что отравляло жизнь, так это присутствие Кеоссия с Ваирмангом. Лорд Имарра был молчалив и собран, Черный Палач мирно болтался у него на поясе, изменив привычке реять гордым буревестником… но нервничала я все равно. Не та парочка, присутствие которой внушает оптимизм.
Отряд рассредоточился по пристани. Возле ворот с независимым видом прохаживались кехчи. На Нен-Квека и Нен-Реуса возлагалась обязанность перехватывать местных любителей контрабанды. То есть,
