Вадим Андреевич тронул клавишу, и на экране возникло лицо помощника, ответственного за положение в том самом Городе, котором возникло неожиданное слабое сопротивление. Это было особенно неприятно, потому что Город находился совсем неподалеку, и он, Сальников, ждал похожих сюрпризов где угодно, но только не под боком своей резиденции.
– Новые сообщения есть? – спросил он помощника.
– Да, – ответил тот с озабоченным видом. – Я как раз собирался выйти с вами на связь…
– Ну?
– Они вычислили и окружили генератор. И теперь предлагают нашим сдаться.
– Не может быть. Сколько их?
– Точно неизвестно. Сотни полторы–две. Но это «полигонщики». Они хорошо вооружены и у них решительные командиры. Николай говорит, что знает этих командиров. Говорит, что те самые, о которых он вам рассказывал. Они уже перебили массу андроидов и выводят из Города людей. Мало того, с каждым часом их становится все больше и больше.
– Как это?
– Добровольцы. К ним присоединяются десятки добровольцев. Забирают оружие убитых андроидов и присоединяются. Хуже всего, что они организованы. И организованы неплохо. И стрелять умеют. Андроидов, конечно, больше, но они действуют сами по себе и… в общем, их просто расстреливают поодиночке. Но главное не в этом. Они, как я уже сказал, окружили генератор. Уже несколько раз предлагали сдаться. Предъявляли этот… как его… ультиматум.
– И что в ультиматуме?
– Или добровольная сдача оружия или смерть.
– Так. Ладно. Соедини–ка меня с Николаем.
– Э–э… в том–то и дело, что не могу. Десять минут назад связь прервалась. Я боюсь, что «полигонщики» пошли на штурм и… О, прошу прощения! Есть сигнал вызова! Соединять?
– Да, переключи на меня.
Помощник исчез и через секунду на экране монитора возник совершенно незнакомый Сальникову человек.
Был он худ и белобрыс, одет в странный, неуловимо меняющий цвет комбинезон, а на плече у него висел какой–то древний автомат. Присмотревшись, Вадим Андреевич вспомнил, что видел такое оружие в кинохронике и фильмах про Вторую мировую войну. Кажется, именно такими пистолетами–пулеметами была вооружена германская армия… Светло–голубые, почти прозрачные глаза незнакомца смотрели холодно и презрительно, его тонкие губы были изогнуты в некое подобие улыбки, однако, радушием эта улыбка наполнена была не больше, чем январский день солнечным теплом. И сквозило еще в этом пронзительном взгляде что–то такое, от чего по спине Сальникова сверху вниз пробежала мерзкая дрожь. Но не исчезла, а затаилась где–то в районе крестца. За спиной у белобрысого, у стены, сидели связанные люди, в которых Вадим Андреевич узнал членов своей организации, – тех, кто должен был ему еще час или два назад рапортовать о том, что Город находится под их контролем.
– Господин Сальников? – равнодушно осведомился голубоглазый.
– Да это я, – Вадим Андреевич постарался придать своему голосу такое же великолепное равнодушие, но понял, что получилось плохо. – Кто вы такой?
– Что ж, представлюсь, так и быть, – краем рта усмехнулся незнакомец. – Обер–лейтенант вермахта Хельмут Дитц. Один из командиров отрядов сопротивления. Есть и другие, но мои боевые товарищи предоставили мне право разговаривать с вами. Хотя, признаюсь, разговор этот не доставляет мне ни малейшего удовольствия. Впрочем, надеюсь, что очень скоро я получу возможность самолично поставить вас к стенке и расстрелять. Или повесить. Так что, все мое удовольствие еще впереди.
Вадим Андреевич ощутил, как мерзкие мурашки ожили в районе крестца и снова поползли по его спине. На этот раз снизу вверх. С такими людьми за всю его довольно долгую и насыщенную жизнь сталкиваться ему еще не приходилось. Чувствовалась в этом человеке какая–то неведомая Сальникову твердая воля, какая–то нездешняя безжалостность и жестокость. Та самая воля и та самая безжалостность и жестокость, об отсутствии которых в современниках он так часто сожалел.
Но… Но откуда? Стоп. Как он сказал? Обер–лейтенант вермахта? Впрочем, понятно. Он ведь «полигонщик», а они вечно стараются быть как можно более точными в исторических деталях: оружие, там, звания, униформа… Вот именно, – униформа! Разве в такие мундиры были одеты солдаты вермахта? Что–то не похоже…
– Обер–лейтенант вермахта? – Вадим Андреевич тоже усмехнулся и тут же с неудовольствием понял, что невольно повторяет интонацию и мимику визави. – Где же ваша форма, господин обер–лейтенант?
Глаза белобрысого льдисто блеснули.
– Да, вы правы, – сказал он ровным голосом. – Формы на мне, действительно, нет. Пришлось пожертвовать. Война, знаете ли, есть война. Но в форме или без формы, а я все равно остаюсь обер– лейтенантом вермахта. И, как германский офицер, предлагаю вам полную и безоговорочную капитуляцию. Увы, ваш безумный план не удался. Нашлись люди, способные ему успешно противостоять, и сейчас эти люди хорошо организованы, вооружены и полны желания разделаться с вами и вашими … э–э… единомышленниками. И, поверьте, я разделяю их чувства. Сдавайтесь, господин Сальников. Сдавайтесь. Поверьте профессионалу и воспользуйтесь шансом остаться в живых.
– Бросьте, молодой человек! Какой вы профессионал? Провели пару боев на Полигоне и возомнили о себе невесть что! На нашей планете давно нет профессиональных военных. Просто вам временно повезло. Так что у меня к вам другое предложение…
– Я даже догадываюсь, какое.
– Интересно, интересно….
– Сейчас вы предложите мне и моим людям перейти на свою сторону, а взамен пообещаете какой– нибудь высокий пост в будущем Правительстве Земли. Например, военного министра.
– А чем плохое предложение? – искренне удивился Сальников. – Неужели вы всерьез считаете, что способны справиться с сотнями тысяч перепрограммированными на уничтожение людей андроидами? Какие у вас силы? Полторы–две сотни бойцов? Смешно!
Глава восемнадцатая
– Значит так. Хельмут сможет заговаривать ему зубы еще полчаса, не больше. Потом попросит некоторое время на раздумье. Скажем, час. Или полтора. Максимум – два. Потом опять выйдет на связь и поговорит еще минут пятнадцать. Итого: два с половиной – три часа. Сколько нужно времени, чтобы долететь до этой фермы?
– Два часа. Это в среднем. Если очень поторопиться и выжать из флаеров максимальную скорость, то можно уложиться и в полтора.
– А дорогу ты знаешь.
– Да хоть с закрытыми глазами…
– С закрытыми не надо. Наоборот. Чем шире ты их откроешь, тем лучше.
Они беседовали на втором этаже все того же многострадального особняка на улице Зеленой. Велга и Николай. Еще в комнате присутствовали Валерка Стихарь, Курт Шнайдер и Сергей Вешняк. Хельмут Дитц вел внизу, в гостиной, переговоры с господином Сальниковым. Михаил Малышев координировал действия эвакуационно–розыскных групп (в Городе оставалось масса живого и перепуганного народа, которому нужно было объяснить случившееся и по возможности хоть как–то организовать его, народа, дальнейшую жизнь). Карл Хейниц проводил инструктаж и проверял экипировку разросшегося до двухсот сорока бойцов штурмового отряда.
Цейтнот, подумал Велга. Пожалуй, это будет самое точное слово. Полнейшая нехватка времени. Ни организовать ничего не успеваем, ни просчитать. Все на вдохновении. Но по–другому нельзя. Пока они не ждут атаки…. А они не ждут. Этот самый Сальников уверен, что ситуация находится под его полным контролем. Еще бы – пять Городов из шести! Плюс полный хаос и неразбериха во всех местах
