толпе огонь из пулемётов, усилился ещё и ёще и забился в ущелье проспекта, словно смертельно раненое живое существо.
– Ах, сволочи… – Шнайдер одним движением сбросил с плеча плазменную винтовку и вопросительно глянул на Дитца.
– По воздушным целям, – негромко, но так, что услышали все, приказал обер–лейтенант, – огонь!
И они, разбив прикладами оконные стёкла, начали стрелять.
Квартира на третьем этаже – не самая лучшая позиция, когда нужно вести бой с воздушным противником. Тому достаточно подняться чуть выше или перелететь на другую сторону, чтобы попасть в мёртвую зону и тут же стать недоступным.
Впрочем, одну машину сбить удалось.
Но только одну.
А потом вертолеты засекли, откуда по ним ведётся огонь, и ответили.
Их спасла интуиция.
Та самая интуиция, которая приходит к солдату только с опытом и, благодаря которой, он заранее часто знает, куда именно попадет снаряд или пуля и делает все, чтобы в этот момент оказаться в другом месте.
– Все назад и вниз!! – рявкнул Велга, когда сразу два вертолёта, завершив боевой разворот, хищно повисли напротив окон.
Они успели выскочить из квартиры и ссыпаться на полтора пролёта вниз по лестнице, когда четыре ракеты, сорвавшись с пилонов, нашли цель.
Подхватывая на ходу упавших, матерясь и отплёвываясь от кирпично–извёсточной пыли, отряд вывалился из подъезда без потерь. Если, конечно, не считать таковыми рассеченный бетонным обломком лоб Соболя и пропоротую чуть ли не насквозь куском железных перил, щёку Карла Хейница.
Впрочем, эти несерьёзные раны, быстро залили специально припасенным ещё на Лоне именно для таких случаев клеем и забыли о них, потому что события понеслись вскачь, и нужно было не отстать, чтобы не оказаться в безнадёжном проигрыше.
Ещё недавно совершенно безлюдный двор теперь уже таковым не являлся. Часть обезумевшей толпы хлынула с проспекта сюда в поисках спасения, и теперь десятки насмерть перепуганных людей разбегались в разные стороны и прятались в подъездах, не обращая внимания на вооруженную, странно одетую и никуда, вроде бы не спешащую группу.
Впрочем, кое–кто внимание на них всё же обратил.
Двое мужчин в одинаковых темно–серых костюмах появились не со стороны проспекта, а, наоборот, из глубины двора. Они сильно торопились, но бежать не могли по той причине, что один из них – более высокий и пожилой (седые волосы и резкие морщины на щеках и на лбу) – был явно ранен: его правая штанина была изодрана и обильно залита кровью. Тот, что выглядел намного моложе и был ниже ростом, поддерживал, как мог, своего товарища, перебросив его руку себе на плечи.
Вот они остановились, торопливо огляделись, ища, куда бы им деться, и тут заметили отряд.
Лишь на краткий миг Велга встретился глазами с пожилым и раненым и тут же понял, что тому хватило этих нескольких мгновений, чтобы догадаться или почти догадаться о том, кто явился косвенным виновником только что свершившийся бойни.
Кажется, молодой тоже это понял, так как быстро отвел взгляд и, развернувшись влево, повлёк своего раненого спутника в сторону ближайшего дома.
– По–моему, эти люди могут знать больше других, – негромко сказала Аня. – Так мне кажется.
– Мне тоже, – согласился Велга.
– Догоняем, берём, прячемся в пустой квартире и допрашиваем, – сказал Дитц.
– Да, – кивнул Велга. – За мной, – и уже на ходу добавил, – Только сначала окажем помощь и попробуем просто расспросить.
Разумеется, догнать, взять под руки и затащить в пустующую квартиру на первом этаже ближайшего дома двух, не оказывающих никакого сопротивления мужчин, один из которых к тому же был ранен и уже, практически, терял сознание, не составило никакого труда.
Раненого усадили прямо на грязный пол спиной к стене (кроме пары стульев и нескольких пустых книжных полок в квартире почему–то не оказалось никакой мебели), и Аня, распоров ножом рваную и заскорузлую от полузасохшей крови штанину, немедленно занялась его ногой.
– Кто вы? – наконец–то подал голос молодой. – Вы… вы не похожи ни на кого из тех, кого мы знаем.
– А кого вы знаете? – немедленно спросил в ответ Велга. – Говорите смело и ничего не бойтесь. Мы не причиним вам зла.
– Разумеется, лишь в том случае, если говорить вы будете правду, – не преминул добавить Дитц и широко растянул губы в холодной ухмылке. – И вот еще что. Уясните сразу. Вопросы здесь пока задаём мы. И нам очень желательно получить на них ответы. Быстрые, чёткие и правдивые. Это понятно?
Молодой обвел присутствующих расширенными глазами и, видимо, что–то для себя решив, молча кивнул.
– Я спрашиваю, понятно? – повторил Дитц.
– Да, – сглотнул молодой. – Все понятно. Спрашивайте.
– Как вас зовут?
– Меня – Саша… Александр, то есть.
– Тёзки, значит, – усмехнулся Велга. – А вашего спутника?
– Геннадий. Геннадий Игоревич. Все–таки я волнуюсь, извините. Он мой учитель и наставник. С ним… с ним все в порядке?
– Я думаю – да, – мельком обернувшись через плечо на пожилого (Аня закончила с ногой и теперь кончиками пальцев массировала раненому виски по какой–то только ей одной известной методике), решил Велга. – Просто он потерял много крови. Ничего, это не смертельно. Наш врач ему поможет, не волнуйтесь. Вы были на площади?
– Да. Как и все.
– Кто там говорил?
– То есть?
– Ну, кто говорил с вами через репродукторы? Чей это был голос?
– Вы же слышали. Это был центральный Разум. Странные вопросы, однако, вы задаете.
– Мы задаём те вопросы, которые считаем необходимым задать, – негромко сказал Дитц. – Давайте–ка без оценок. Просто отвечайте – и всё. Такое здесь, в Москве, часто случается? То, что произошло сегодня?
– Наказание?
– Хм… Я бы предпочёл назвать это убийством. Хотя, конечно, всё относительно. С вашей точки зрения и с точки зрения этого вашего центрального Разума происшедшее, наверное, можно назвать и наказанием. Но я отвлёкся. Итак, часто или нет?
– Первый раз.
– Машины не убивают Рабов? – прищурился Велга.
– Мы не рабы. Мы, скорее, слуги и помощники… Впрочем, неважно. Раньше не убивали. В массовом порядке, во всяком случае.
– А в отдельных случаях?
– Ну, если считать жесткий контроль рождаемости и лишение жизни за очень редкие факты прямого неповиновения убийством, то – да.
– Ясно. То есть не все, но, думаю, разберемся. Постепенно. Расскажите всё с самого начала.
– С какого именно начала? Что вас интересует?
– Думаю, что их интересует вся наша история, – раздался от стены хрипловатый голос раненого. – Чем мы занимаемся тут, в городе, и как всё это началось. Так?
– О! – воскликнул, оборачиваясь Велга. – Вот и Геннадий Игоревич в себя пришел. Я же говорил, что ничего страшного. Говорить можете, Геннадий Игоревич?
