Карссу ничего не оставалось делать, как отправиться на войну. Потому что по древней традиции это входило в прямые обязанности Воли и Слова Императора.
– А эт–то ещё что за мать–перемать?! – отвлёк Карсса от малопродуктивных мыслей хрипловатый возглас адмирала Бретта за спиной.
Карсс посмотрел на обзорный экран.
Он не был профессиональным военным космолётчиком, но считывать основные параметры умел – жизнь научила.
Так. Два часа сорок минут до времени «Ч». Флот «южан» приближается к планете в том же порядке, что и прежде. Ну, или почти в том же, неважно… Эге, а это кто?
На экране было отчётливо видно, как от планеты по направлению к её единственному спутнику направляются чьи–то неопознанные и, судя по показаниям сканеров, довольно крупные корабли. Несколько десятков.
Влад Борисов стоял на стене детинца и смотрел на север. Денёк выдался ясным и тихим – ни тебе тумана, ни дождя, ни сильного ветра. С десяток лёгких облачков в синем, словно на Земле, небе лишь подчёркивают свежесть и красоту окружающего мира. Неприятно умирать в такой день. Как там было у Твардовского в бессмертной поэме «Василий Тёркин»?
Смерть есть смерть. Её прихода
Все мы ждём по старине.
А в какое время года
Легче гибнуть на войне?
Ну и дальше, про лето, зиму, осень и весну. О том, что в любое время года помирать хреново. Но особенно весной. Не помню уже наизусть. Впрочем, никогда я наизусть «Книгу про бойца» не помнил, хотя и очень любил. Да и сейчас люблю. Лучшая книга о той войне, на мой взгляд.
Да, конечно, эта война, в которую мы так неудачно влетели, совсем чужая. Казалось бы. Но отчего мы тогда стоим на этой стене вместе с айредами–рашами и готовы сражаться наравне с ними? Только ли потому, что отступать нам по сути некуда? Или здесь что–то ещё? Некое недоосознанное чувство вины перед теми, кому собрался помочь, но не смог. И неважно, что помешали непредвиденные обстоятельства, а те, кому ты хотел помочь, вовсе и не ждали никакой помощи. Важно лишь то, что ты сам этого хотел. И хочешь до сих пор. Пусть и оказалась эта помощь не совсем той, которую ты намеревался оказать. Но тоже, в конечном счёте, весьма и весьма существенной. Особенно, если придётся в процессе её оказания погибнуть. Как ни отвратительно это звучит.
Влад огляделся по сторонам.
Вот справа, небрежно облокотившись о бревенчатый бруствер, с копьём за спиной, наблюдает за окрестностями Свем Одиночка – первобытный охотник, которому потребовалось совсем немного времени, чтобы принять то, что по когдатошнему мнению Влада, принять человек первобытный не мог по определению. Что подвигло Свема отправиться в совершенно чужой мир, спасать неведомых айредов? Может быть, то же чувство, повинуясь которому он отправился на поиски Хрустальной Горы – Пирамиды и нашёл её? Извечное неутолимое человеческое желание узнать, что скрывается за тем или иным горизонтом?
Глупо задавать себе те вопросы, которые ты вполне можешь задать другому, подумал Борисов, и тут же Свем повернул голову и посмотрел на него.
– Что, Влад?
– Да так… Скажи, Свем, почему ты отправился с нами? Ведь это очень опасно.
– Никто и никогда не обвинял Свема Одиночку в трусости.
– Я этого не говорил. Я только хотел сказать, что…. Ну, в общем, это ведь, если разобраться, совсем не твоё дело – приходить на помощь каким–то совершенно чужим людям да ещё и в чужом мире с риском погибнуть самому? Или как?
– Ты точно что–то хотел сказать, но сам не понимаешь, что именно, – ухмыльнулся Свем и, протянув руку, одобряюще дотронулся до плеча Влада. – Мы победим, не беспокойся. Один раз мы их уже победили. Значит, победим и второй.
Свем повернулся и снова принялся наблюдать за кромкой далёкого леса, откуда вот–вот должны были появиться «термиты».
Влад почувствовал, что краснеет.
Чёрт, кажется, наш охотник решил, что мне страшно. Что ж, возможно, и не без оснований. Возможно.
Он закурил и покосился влево – на стоящих в спокойном ожидании солдат–киркхуркхов.
Да, с имперскими десантниками планеты Дрхена всё ясно. Участие в экспедиции автоматически повышает их статус в наших глазах и даёт шанс на то, что в будущем мы, люди, примем их, как партнёров, а не бывших врагов. Хотя бог знает, о чём на самом деле они думают. Да и я хорош. Чего, спрашивается, рефлексирую? Бери вон пример со Свема и бравого имперского десанта. Стой, наблюдай, кури и жди атаки. Тем более что, наверное, уже недолго осталось.
– Вот они, – негромко сказал Свем.
И тут же со сторожевой башни разнёсся тревожный и резкий сигнал горна – зрение дозорного по остроте мало уступало зрению охотника.
Влад поднёс к глазам бинокль.
Из леса сплошной шевелящейся массой вытекали пришельцы. Даже на первый взгляд «термитов» было гораздо больше, нежели вчера. В разы.
– Нас тьмы, и тьмы, и тьмы, и тьмы, – пробормотал Влад. – Попробуйте, сразитесь с нами.
– Что ты говоришь? – спросил Свем.
– Да так, не обращай внимания. Многовато их, а, как ты думаешь?
– Много или мало – какая разница? Сражаться всё равно надо.
– Что ж, значит, будем сражаться, – вздохнул Борисов, убрал бинокль, ещё раз проверил деструктор, в две затяжки докурил сигарету и щелчком отправил окурок за стену. Судя по скорости, с которой приближались к городу враги, ждать оставалось недолго.
11
– И каков же ваш вывод? – после непродолжительного молчания поинтересовался Хельмут Дитц, когда я вкратце, но по возможности полно и чётко обрисовал создавшееся положение и поведал о тех событиях, которые ему предшествовали.
– То есть?
Было в этом обер–лейтенанте нечто… лишающее иллюзий, что ли. Помнится, как–то смотрел я телевизионный документальный фильм о малоизвестной широкой публике битве за Ржев, длившейся около года – с начала 1942 и вплоть до 43–го. Два наших фронта – Западный и Калининский – пытались тогда одолеть немецкую группу армий «Центр», державшую оборону на Ржевско–Сычёвском направлении. Несколько раз пытались. В конечном счёте им удалось потеснить врага, но народу положили… Впрочем, речь не об этом. Присутствовали в том фильме непосредственные воспоминания ветеранов, участников сражений, как с той, так и с другой стороны. И один из них – немец, командовавший в те времена пехотной ротой, произвёл на меня большое впечатление. Ветерану было изрядно за восемьдесят, но этот ледяной взгляд, твёрдая осанка, отрывистая и в то же время не лишённая какой–то особой притягательности, чёткая речь сразу давали зрителю понять, почему советские войска не смогли быстро и с малыми потерями взять Ржев. Если такие командиры рот не были в группе армий «Центр» исключением из правил, а они, судя по всему, не были… Нет, не скажу, что Дитц так уж сильно напомнил мне того ветерана. Но что–то общее у них явно было. И уж не знаю, насколько сильно это общее относилось к национальной или там идеологической принадлежности, но одной встречи с полярной голубизной глаз обер–лейтенанта было достаточно, чтобы осознать: этот саксонец пойдёт до конца в том деле, выполнение которого сочтёт своим долгом.
Впрочем, и остальные члены удивительного отряда производили яркое впечатление одним своим видом. И дело тут состояло не только в военной форме времён Второй мировой войны, в которую были облачены мужчины (сразу становилось ясно, что эти люди носят свои куртки, гимнастёрки, брюки и сапоги не первый год и привыкли к ним, словно ко второй коже). Просто каждый из них, даже те, кто пока не произнёс ни слова, выглядел… личностью. Не больше не меньше. А все вместе – единым целым. Такой вот,
