владение Пирамидой для них – спасение. Шанс не просто выжить, а возродить цивилизацию. А мы им мешаем. И плевать, что в какой–то момент мы оказались сильнее. Они сделали вид, что сдались, что побеждены и ничего более не ожидают, кроме как милости от победителей. Сжальтесь над нами, несчастными, мы больше не будем. Не дайте только умереть и отправьте домой при первой возможности. Мы уберемся и забудем сюда дорогу навеки. Да вы и сами закроете для нас эту дорогу навсегда, если захотите. И правильно сделаете. Всё–всё, мы уже тихие, хорошие, вежливые и совершенно безобидные. Вот тебе и безобидные… Всё продумали, хладнокровно рассчитали, точно нанесли удар. И никаких тебе плазменных винтовок и даже самодельных луков и копий. Хорошего обломка скалы, сброшенного при помощи элементарных рычагов в нужное время и в нужном месте хватило, чтобы высокотехнологичный боевой робот, один вид которого, казалось бы, должен был наводить на киркхуркхов панический ужас (они ведь уже сталкивались с такими в бою и бой этот был проигран по всем статьям!), превратился в бесполезный кусок железа, а дальше всё было уже гораздо проще…»
Женька снова вспомнил, как расслабленно сидел в кресле пилота, и через видеокамеры робота (телеметрия шла на экран внешнего обзора) следил за погрузкой киркхуркхов, и всё шло по плану – спокойно, размеренно, без эксцессов и задержек.
Как раз грузился последний десяток, когда катер содрогнулся, экран пошёл рябью, а он, Рембо недоделанный, действуя совершенно инстинктивно, схватил плазменную винтовку и выскочил из кабины, готовый стрелять в любого…
Даже по сторонам не посмотрел, мудило, не оценил предварительно ситуацию, как учили когда–то в армии, и как он сам сто раз видел в кинобоевиках.
Вот и поплатился.
Его уже ждали, на то и был расчет, и расчёт этот блестяще оправдался. Двое прижались к корпусу катера по обеим сторонам от люка, а потом… Элементарная подсечка, сбили с ног, прижали к земле двое, выломали из рук винтовку, скрутили…
В общем, взяли реванш, что и говорить. По полной. Еще не так давно он сам, используя эффект неожиданности и действуя фактически из засады, оглушил и доставил киркхуркха Рийма Туура в Пирамиду в качестве языка. Помнится, порадовался, что так легко у него это получилось. И даже гордился втайне своей ловкостью – вот, мол, на голову ниже и физически слабее, а свалил пятиглазого, как ребёнка.
Ну что, где теперь твоя гордость?
Теперь самого тебя эти пятиглазые вместе с товарищем твоим на твоём же атмосферном катере, способном облететь всю планету на одной заправке и таким лёгким в управлении, что с ним, пожалуй, и пятиклассник справится, а не то, что подготовленный киркхуркх–десантник, везут в качестве заложника в ту же Пирамиду.
Где, конечно же, никто ни сном, ни духом о том, что случилось. Чего ж не привезти? Сам–то катер – вот уж повезло, так повезло – от удара обломка скалы практически не пострадал (несколько вмятин на корпусе не в счёт). Обратный маршрут – в памяти компьютера, не заблудишься.
Особенно, если уточнить предварительно все детали у человека по имени Евгений Аничкин. Весьма убедительно и наглядно пригрозив при этом, что в случае отказа последнего дать информацию, а также в случае дачи информации ложной, и так уже разбитая голова человека по имени Сергей Вешняк лишится сначала ушей, а затем, очень может быть, и глаз.
Женька снова представил себе, что могут предпринять семьдесят пять киркхуркхов, получив доступ в Пирамиду, и почувствовал, как сердце охватывает сосущая, обессиливающая тоска.
Плохо дело.
Дело очень плохо.
И виноват во всём случившемся только он. Потому что никто его насильно киркхуркхов навестить не гнал. Да, это был плановый визит, всё верно. Но, если бы он его отложил, скажем, до возвращения Мартина и остальных, ничего бы не случилось.
Хватит себя винить, сказал себе Женька. Это неконструктивно и даже вредно. Допустим, ты отложил бы этот полёт. И что? Канал на Дрхену открылся бы по–любому. И пришлось бы точно так же принимать решение в отсутствие Мартина. Каким бы оно было? Уверен, что таким же точно – лететь на остров и отправлять долбанных пятиглазых урукхаев, от которых сплошные неприятности, домой. Пока канал этот самый не закрылся снова. Да, возможно, в этом случае всё повернулось бы иначе. А почему иначе? Потому что лучше бы подготовились и, к примеру, взяли бы в помощь ещё одного человека – этого немца… как его… Карла Хейница. А так пришлось решать на ходу, и теперь вот скоро уже, возможно, с минуты на минуту (он не мог посмотреть на часы – руки стянули за спиной) должен состояться дежурный сеанс радиосвязи, а он и предупредить своих об опасности не может. Вернее, может. Крикнуть: «Катер захвачен! Тревога!» времени хватит. Только вот что будет после того, как он крикнет?
– Если сделаешь это, считай себя мёртвым, – сказали ему, ощутимо уперев в грудь ствол плазменной винтовки. – И дружка своего тоже. Нам уже терять нечего. Не вздумай также использовать другой язык. Знаем мы эти штучки. Если хоть одно твоё слово транслятор не сможет перевести, оно будет последним, произнесённым тобой в этой жизни.
– А где гарантии, что мы все останемся живы, когда доберёмся до Пирамиды? – спросил он.
– Как вы с нами, так и мы с вами. Мы солдаты, а не убийцы.
– То есть, вы предлагаете мне выбрать между жизнью и предательством?
– Где ж тут предательство? – удивились киркхуркхи. – Впрочем, как знаешь, наше дело было предупредить. А выбирать тебе. Но десять раз подумай, прежде чем выбрать.
Вот он и думал. Но времени на раздумья оставалось всё меньше и меньше. Он просто физически ощущал, как утекали минуты, но решения так пока и не принял.
Хорошо, давай–ка ещё разок.
Кто будет на связи? Маша? Должна быть она. По идее. Это хорошо. Почему хорошо? Потому что, в отличие от Оли Ефремовой, Ани (грудного младенца Лизу не считаем) и этого немца – Карла Хейница, я знаю её очень хорошо. А она знает меня. Старые друзья, как–никак. Даже без секса когда–то не обошлось. Давно, правда, это было и затем не повторялось, но всё–таки. Как цинично говаривала после нескольких рюмок коньяка мой главный редактор, дама с богатым прошлым, – ничто так не сближает разнополых друзей и сослуживцев, как хороший трах. И добавляла иногда, похохатывая: «А иногда и однополых. Но это уже от формата зависит».
Не отвлекайся, Женя, не отвлекайся.
Итак, мы с Машей Князь отлично друг друга знаем. Во всяком случае, на это можно надеяться. Что это нам даёт? Очевидно то, что она может понять, что произошла беда, даже, если я напрямую не скажу об этом. Теоретически может.
А как сделать, чтобы теория обернулась практикой?
Эх, не догадались мы придумать кодовую фразу. Типа, если я говорю какую–нибудь расхожую банальность вроде: «Над нами чистое небо» – значит, сливай воду, подымай заставу в ружьё и готовься к самому худшему. Но всего не предусмотришь.
Погоди, может быть у нас какое–то общее воспоминание, связанное с кодовой фразой или чем–то подобным? Пусть давнее, но яркое. Такое, чтобы сразу ей стало понятно: я это не просто так сказал. Машка ведь догадливая. Или я очень хочу, чтобы она таковой оказалась.
Воспоминание, воспоминание… Вот же, чёрт, в голову, кроме общих вечеринок и выездов за город и не лезет ничего. Ну, на концертах были каких–то вместе, в кино… Стоп. Выезды за город. Возьмём наш последний с ней и Никитой выезд. На дачу к Никите. Тот самый, когда мы встретили Мартина и узнали, что реальность, в которой мы повседневно существуем, не одна – есть и другие[4] .
Выезд на дачу, который круто изменил нашу жизнь. Так круто, что дальше некуда. Уж этот выезд она должна помнить очень хорошо…
Через несколько секунд Женька уже знал, что скажет Маше. Едва заметно перевёл дыхание и прикрыл глаза. Теперь оставалось молиться, чтобы на связь вышла старая подруга (должна быть она, её вахта!), и надеяться, что сам он верно оценил её и свою сообразительность.
9
– Что ж такое? – подал голос Майер, обращаясь ко всем сразу. – Получается, кто–то притащил сюда
