колодца. Его это огорчило, потому что мистер Блуноут ему нравился.
Когда все ушли, Блуноут раскурил сигару, дважды прошелся вдоль стола, с которого уже убрали грязную посуду. Откашлялся. Взъерошил и без того растрепанные волосы. Потом чуть ли не рявкнул:
– Послушай, ты хотел бы остаться?
У Блейза отвисла челюсть. Он не мог осознать разницу между тем, что, по его мнению, собирался сказать мистер Блуноут, и сказанным в действительности.
– Ну? Хотел бы?
– Да, – выдохнул Блейз. – Да, конечно. Я… конечно.
– Хорошо. – На лице Блуноута отразилось облегчение. – Потому что «Хеттон-хауз» – не место для такого, как ты. Ты – хороший мальчик, но тебя нужно вести за руку. Ты очень стараешься, но… – Он указал на голову Блейза. – Как это произошло?
Рука Блейза незамедлительно поднялась к вмятине на лбу. Он покраснел.
– Ужасная, правда? Если смотреть на нее. Жуткая.
– Конечно, зрелище не очень, но я видел и похуже. – Блуноут плюхнулся в кресло. – Как это произошло?
– Мой отец сбросил меня с лестницы. У него было похмелье или что-то такое. Я этого не помню. И потом… – Он пожал плечами. – Вот и все.
– Вот и все, значит? Что ж, полагаю, так и есть. – Блуноут встал, подошел к кулеру в углу, налил воды в бумажный стаканчик. – Я сегодня ходил к врачу… откладывал все, но пошел, из-за этих трепыханий в груди… и он сказал мне, что все у меня в порядке. Меня это обрадовало. – Он выпил воду, смял стаканчик, бросил в мусорную корзину. – Человек стареет, и никуда тут не денешься. Ты об этом еще не знаешь, но у тебя все впереди. Человек стареет, и прожитая жизнь начинает казаться ему сном, который он увидел, прикорнув после обеда. Ты понимаешь?
– Конечно. – Блейз не услышал ни слова. Жить здесь, у мистера Блуноута! Он только начал осознавать, что все это значило.
– Я просто хотел убедиться, что поступлю правильно, если поеду и заберу тебя. – Блуноут указал на портрет женщины на стене. –
– Да, сэр, – ответил Блейз. Он думал об Энн у колодца. Об Энн в лунном свете. Потом увидел слезы в глазах Блуноута. Они его потрясли и немного испугали.
– Иди, – кивнул мистер Блуноут. – И не слишком задерживайся у колодца, хорошо?
Но он задержался у колодца. Рассказал Энн о том, что произошло, и она кивнула. Потом тоже начала плакать.
– Что не так, Энн? – спросил он. – Что не так, дорогая?
– Ничего, – ответила она. – Набери мне воду, а? Я отнесу ведра.
Когда он набирал воду, она восхищенно смотрела на него.
В последний день сбор черники закончился в час пополудни, и даже Блейз видел, что добыча крайне невелика. Ягод больше не было.
Теперь он практически всегда вел грузовик. И сидел за рулем (двигатель работал на холостых оборотах), когда Блуноут закричал:
– Заканчиваем! Все в кузов! Блейз отвезет вас! Переодевайтесь и приходите в большой дом! На торт и мороженое!
Все сгрудились у заднего борта, крича и толкаясь, как малышня, и Джону пришлось осадить их, чтобы они не передавили чернику. Блейз улыбался. И чувствовал, что улыбка эта может остаться на лице до конца дня.
Блуноут подошел к кабине со стороны пассажирского сиденья. Несмотря на загар, его лицо стало бледным, на лбу выступили капельки пота.
– Мистер Блуноут? Вы в порядке?
– Конечно! – И Гарри Блуноут улыбнулся в последний раз в жизни. – Съел слишком много за ленчем. Отвези их. Блей…
Он схватился за грудь. По обеим сторонам шеи выступили жилы. Он в упор смотрел на Блейза, но, похоже, не видел его.
– Что с вами? – спросил Блейз.
– Сердце, – ответил Блуноут и упал лицом вперед. Лбом ударился о металлический приборный щиток. На мгновение ухватился за обивку сиденья обеими руками, словно мир переворачивался, а он искал точку опоры, потом сполз в открытую дверцу и упал на землю.
Дуги Блуноут уже обходил грузовик со стороны капота. Теперь побежал.
– Папа!
Блуноут умер на руках сына во время дикой, с подпрыгиванием на всех ухабах, гонки к большому дому. Блейз ничего не замечал. Согнулся над рулем старого «харвестера» и гнал грузовик, как бешеный.
Блуноут содрогнулся всем телом, раз, другой, словно собака под дождем, и затих.
Миссис Брикер, комендантша женского лагеря, выронила кувшин с лимонадом, когда они занесли Гарри Блуноута в дом. Кубики льда разлетелись во все стороны. В гостиной Гарри положили на диван. Одна его рука упала на пол. Блейз поднял ее и положил на грудь. Она снова упала. После этого Блейз удерживал руку на груди Гарри.
Дуги Блуноут стоял в столовой у большого стола, накрытого для обеда с мороженым по случаю окончания сезона сбора ягод (около каждой тарелки лежал прощальный подарок) и что-то кричал в телефонную трубку. Остальные сборщики остались на крыльце, изредка заглядывая в дом. Все были в ужасе, за исключением Джона Челцмана, на лице которого читалось облегчение.
Прошлым вечером Блейз рассказал ему обо всем.
Приехал доктор, провел быстрый осмотр. Закончив, натянул одеяло на голову Блуноута.
Из глаз миссис Брикер, вроде бы переставшей плакать, вновь покатились слезы.
– Мороженое, – всхлипнула она. – Что нам теперь делать со всем этим мороженым? О Господи! – Она закрыла лицо фартуком, потом всю голову, как капюшоном.
– Пусть они войдут и съедят мороженое, – распорядился Дуг Блуноут. – Ты тоже, Блейз. Давай.
Блейз покачал головой. Он не сомневался, что ему уже никогда в жизни не захочется есть.
– Как скажешь. – Дуг прошелся руками по волосам. – Мне нужно позвонить в «Хеттон»… и «Саут- Портленд», и «Питтсфилд»… Боже, Боже, Боже. – Он повернулся к стене и заплакал сам. Блейз просто сидел и смотрел на лежащее на диване, укрытое одеялом тело.
«Универсал» из «XX» приехал первым. Блейз сидел сзади, уставившись в пыльное стекло. Большой дом уменьшался и уменьшался в размерах, пока не исчез.
Другие мальчики потихоньку разговорились, но Блейз продолжал молчать. До него начало доходить, что же произошло. Он пытался понять – и не мог. Получалась какая-то полная бессмыслица, но тем не менее он постепенно осознавал, что это правда.
Его лицо пришло в движение. Сначала дернулся рот, потом глаза. Затряслись щеки. Он уже не мог их контролировать. Они его не слушались. Наконец он заплакал. Прижался лбом к заднему стеклу «универсала» и плакал. Рыдания сотрясали его, из горла вырывались звуки, похожие на лошадиное ржание.
За рулем сидел муж сестры Мартина Кослоу.
– Может, кто-нибудь заткнет ему рот, а? – спросил он. Но никто не решился прикоснуться к Блейзу.
Через восемь с половиной месяцев Энн Брэдстей родила мальчика. Крепыша – десять фунтов девять унций. Его определили на усыновление и практически сразу отдали бездетной паре из Сако по фамилии Уайатт. Мальчик Брэдстей стал Руфусом Уайаттом. В семнадцать лет за игру в школьной футбольной команде его признали лучшим защитником штата. Через год – лучшим защитником Новой Англии. Он поступил в Бостонский университет с намерением защитить диплом по литературе. Особенно ему нравились произведения Шелли, Китса и американского поэта Джеймса Дики[55] .
