— Через три недели. — В ее голосе послышались горькие нотки. — Не раньше. Она приезжает не чаще, чем раз в три недели, а иногда раз в месяц. Она платит деньги и считает, что выполняет свой долг. Приедет раз в три недели, посидит десять минут и уже считает, что она хорошая дочь.
— А другие дети? — спросил Вайн. Берден решил не задавать такого вопроса.
— Пэм приходит. Она живет всего за две улицы отсюда, так что забегать каждый день совсем не трудно. Но это не значит, что она приходит каждый день. Полин живет в Бристоле, и на нее рассчитывать не приходится, а Тревор работает на нефтяной скважине. Даг в Телфорде, даже не знаю, где это. У Ширли четверо, и ей некогда, хотя все они уже подростки. Джон заезжает, когда ему удобно, а это нечасто, остальные собираются ближе к Рождеству. О, они все приезжают на Рождество, всей толпой. И что мне от этого? В прошлом году я им сказала: какой толк, что вы приезжаете сразу все вместе? Семеро перед Рождеством, а Тревор, Даг, Джэнет, Одри и…
— Миссис Чоуни, — перебил ее Берден, — вы не могли бы дать мне адрес… — он заколебался, боясь обидеть ее, — одного-двух ваших детей, из тех, кто живет поблизости? Здесь, недалеко, и кто бы мог знать, куда уехала Джоан?
Часы показывали уже восемь, когда Уэксфорд наконец собрался домой. Подъехав к главным воротам, Доналдсон вышел, чтобы открыть их, и тут Уэксфорд заметил, что к столбам что-то привязано. В темноте под деревьями это что-то казалось бесформенными пучками.
Он включил дальний свет, вышел из машины и подошел к воротам. Еще букеты, еще одна дань мертвым. На этот раз неизвестный положил два букета, по одному на каждый столб. Букеты были простые, но составлены со вкусом: один в викторианском стиле — фиалки и примулы, второй — белоснежные нарциссы с темно-зеленым плющом. К каждому из них приколота карточка. На первой: «Ушла великая душа. В знак скорби о трагедии 11 марта», на второй: «Таких страстей конец бывает страшен, И смерть их ждет в разгаре торжества»[3]. Он сел в машину, и Доналдсон выехал за ворота. Надпись на первой карточке, по всей вероятности, была обычной и довольно уместной в данном случае цитатой из «Антония и Клеопатры», уместной, если быть страстным поклонником Дэвины Флори. Во второй содержался некий зловещий оттенок. Она, возможно, тоже была взята из Шекспира, но Уэксфорд не мог определить, из какого произведения.
Ему предстояло обдумать более важные вещи. Из телефонного разговора с Джоном Чоуни и Памелой Бернс, урожденной Чоуни, выяснилось лишь, что они понятия не имеют, где находится их сестра, и не знали, что она собирается уезжать. Соседям она также не сказала о своем возможном отсутствии. Рекламного агента она не предупреждала. Молоко Джоан Гарланд домой не доставляли. Владелец мастерской по производству визитных карточек, соседствующей с салоном в торговом центре, предполагал, что она возобновит работу в четверг утром, закрыв его на один день и отдав таким образом дань уважения Наоми Джонс.
Джон Чоуни назвал фамилии двух женщин, кого он считал близкими подругами сестры. Ни одна из них ничего не могла сообщить Бердену о ее местопребывании, хотя обе удивились, услышав, что ее нет. Получалось, что ее не видели с пяти сорока вечера вторника, когда она уехала из дома престарелых в Кэнбруке. Дежурный администратор подтвердил, что она села в свою машину, которую оставила перед подъездом. Джоан Гарланд исчезла.
При обычных обстоятельствах полиция вряд ли заметила бы этот факт. Женщину, уехавшую на несколько дней и не сообщившую об этом друзьям или родственникам, еще нельзя считать пропавшей. Но то, что ее ожидали в Тэнкред-хаусе к восьми пятнадцати, меняло дело. Если Уэксфорд в чем-то и был уверен, то в том, что она там была, она сдержала свое обещание. Объясняется ли ее исчезновение тем, что она видела в Тэнкред-хаусе, или тем, что она сделала?
Войдя в дом, Уэксфорд услышал смех, доносившийся из гостиной. Смеялась Шейла. В прихожей он заметил ее пальто. Кто еще может носить пальто из синтетического меха белого леопарда с искусственным лисьим воротником синего цвета с нефтяным отливом?
В гостиной был накрыт обед. Суп они уже поели и только принялись за второе. Жареный цыпленок, не палтус «bonne femme». Почему он вспомнил? Ведь это совсем другой дом, он бы с легкостью уместился целиком в одной зале Тэнкред-хауса, да и сами они другие люди. Извинившись перед Дорой за опоздание и поцеловав ее, он поцеловал Шейлу и протянул руку Огастину Кейси, которую тот не заметил.
— Папа, Гэс рассказывал нам о Дэвине Флори, — сообщила Шейла.
— Вы знали ее?
— Мои издатели не принадлежат к тем, кто делает вид, что, кроме одного автора, других не существует.
Уэксфорд не знал, что у Кейси и убитой один и тот же издатель. Он молча вернулся в прихожую, чтобы снять пальто и шляпу. Моя под краном руки, он твердил себе, что должен быть терпимым, великодушным, снисходительным и добрым. Когда же он вернулся в гостиную и сел за стол, Шейла заставила Кейси повторить все, что он до этого рассказал о книгах Дэвины Флори и многое из чего показалось Уэксфорду просто отвратительным, а также повторить совершенно невероятную историю о том, как издатель Дэвины
Флори, прежде чем сделать ей предложение об опубликовании ее автобиографии, сначала отправил рукопись Кейси, чтобы узнать его мнение.
— Я ведь не тупой, — сказал Кейси. — Я не тупой, правда, любимая?
Интересно, что же будет дальше, подумал Уэксфорд и поморщился при слове «любимая», а от реакции Шейлы — столько обожания было в этом ответе — он чуть ли не съежился. Но в то же время у него был настолько потрясенный вид, что, глядя на него, у остальных и даже у самого Кейси могла закрасться мысль, будто его гениальность ставится под сомнение.
— Я ведь не тупой, — повторил Кейси, видимо, ожидая дружного опровержения, — но я действительно не имел представления о том, что произошло и что вы… — он перевел свои маленькие бесцветные глазки на Уэксфорда. — Я хочу сказать, что отец Шейлы… как же это называется, должен быть специальный термин… ага, вот, отвечает за это дело. Я ничего в этом не понимаю, более, чем ничего, но ведь Скотланд-Ярд все еще существует, не так ли? Разве нет какого-то подразделения по убийствам? Почему вы?
— Расскажите мне о Дэвине Флори, — сдержанно произнес Уэксфорд, подавляя в себе вспыхнувшую ярость, от чего ему стало жарко, рот наполнился кислым привкусом и перед глазами запрыгали красные точки. — Мне было бы интересно услышать впечатление профессионала, который встречался с ней лично.
— Профессионала? Я не антрополог. Я не исследователь. Я встречался с ней на приеме у издателя. И нет, большое спасибо, но я не буду рассказывать вам свои впечатления, думаю, не стоит. Я лучше промолчу. Я помню лишь тот момент, когда меня остановили за слишком быструю езду, и какой-то смешной коротышка-полицейский, который гнался за мной на мотоцикле, зачитывал потом в суде все, что я ему тогда сказал. Причем все было безнадежно извращено, после того как прошло через его полуграмотное сознание.
— Выпей вина, дорогой, — мягко произнесла Дора. — Тебе понравится, Шейла принесла к обеду.
— Надеюсь, ты постелила им в разных комнатах?
— Редж, мне под стать говорить об этом, а не тебе. Ты должен относиться к таким вещам либерально. Конечно, я поместила их в одной комнате. У меня ведь не викторианский исправительный дом.
Уэксфорд не смог сдержать улыбку.
— Знаю, что прозвучит неубедительно, но скажу так: ничего не имею против, если моя дочь спит в моем доме с человеком, который мне нравится, но если это такое дерьмо, как он, то даже думать об этом противно.
— Никогда раньше такого слова от тебя не слышала!
— Всегда что-то случается в первый раз. Если я кого-нибудь вышвырну из дома, например.
— Но ты этого не сделаешь.
