интеллигентных и привлекательных), так и для юных. С той только разницей, что для последних секс обязателен и предаваться ему следует постоянно и с удовольствием, поскольку он столь же необходим, как еда, и столь же питателен.
Просьба Уэксфорда проверить списки принятых в университет обернулась дополнительным результатом: они с Дорой получили от Перкинсов приглашение на коктейль. Вице-ректор Мирингэмского университета немало удивил Уэксфорда, признавшись в некогда тесном знакомстве с Харви Коплендом. Несколько лет назад один из американских университетов пригласил Харви прочесть курс по бизнесу, а он, Стивен Перкинс, тогда же читал там лекции по истории, готовясь к защите диссертации на степень доктора философии. Если верить Перкинсу, в то время, а это были шестидесятые, Харви был на редкость красив. Ну чистый сердцеед, гроза мужей, признался Перкинс. Помнится, вокруг его имени в связи с какой-то беременной студенткой-третьекурсницей разгорелся небольшой скандалец, который чуть позже затмил другой, более серьезный. Тут уже поговаривали о связи Харви с женой декана.
— По тем временам беременная студентка — событие из ряда вон, особенно на Среднем Западе. Бежать из университета Харви не пришлось, ничего подобного. Отслужил там полных два года, и все же, когда он уехал, многие вздохнули с облегчением.
— Ну а помимо этого что он собой представлял?
— Приятный, без особых способностей, я бы даже сказал туповатый. Но внешне хорош необыкновенно. Говорят, мужчине не подобает отпускать комплименты собратьям, но старина Харви был вправду красив.
Я скажу вам, кого он напоминал — Пола Ньюмена. При этом зануда был страшный. Однажды нас вместе пригласили туда на обед, помнишь, Рози? Я говорю о Тэнкред-хаусе. Харви ничуть не изменился за четверть века: такой же жуткий зануда. И так же похож на Пола Ньюмена — на сегодняшнего Ньюмена, вы же понимаете.
— Он был красавцем, бедняга, — подхватила Рози Перкинс.
— А Дэвина?
— Может, вы помните, несколько лет назад подростки писали на стенах особыми красками разные надписи — ну, например, «Здесь правит Рэмбо» или «Подчинись пистолету»? Так вот, то же самое можно сказать про Дэвину. Я бы не удивился, увидев: «Здесь правит Дэвина». Она верховодила в любой обстановке. Не столько душа компании, сколько глава. В разумной степени, конечно.
— Почему она вышла за Копленда?
— Любовь. Секс.
— Она любила поболтать о Харви, причем достаточно фривольно. Ох, верно, не следовало об этом говорить, да, дорогой?
— Представления не имею, о чем ты?
— Ну, она любила завести доверительный разговор, ты же понимаешь, мол, какой он прекрасный любовник. Голову чуть склонит набок, и на лице такое шаловливое выражение — чувствуешь себя страшно неловко. Стоило только остаться с ней наедине, я хочу сказать, без мужчин, и она тут же мило принималась щебетать, какой он необыкновенный. Чтобы я могла рассказать подобное о своем муже — это даже представить невозможно!
— Спасибо огромное, Рози, — рассмеялся Перкинс. — И правда, я однажды подслушал такой разговор.
— Но ей было хорошо за шестьдесят, когда она вышла за него.
— Что возраст значит для любви? — с пафосом продекламировал вице-ректор, и Уэксфорд попытался вспомнить, не цитата ли это, но определить не сумел. — Должен сказать, другие его качества она редко нахваливала. Скажем так, его интеллектуальные возможности ценились весьма невысоко. Ей просто нравилось окружать себя ничтожествами. Людям ее плана это в привычку. Они либо находят их, как было с Харви, либо создают сами, как в случае с ее дочерью, а потом всю оставшуюся жизнь пилят, что недостаточно умны и звезд с неба не хватают.
— И Дэвина вела себя так?
— Не знаю, это все догадки. Бедняжка погибла, и таким жутким образом.
Четверо за одним столом: двое — ничтожества, как определил их Перкинс, и двое — умники; потом появляется вооруженный грабитель — и все кончено: и поношение и любовь, и мудрость и тупость, былое и надежды. Он часто задумывался над этим, частенько рисовал в уме эту mise en scene[11], куда чаще, чем за весь прежний богатый опыт расследования. Скатерть — алая с белым, белая с алым, как рыбки в бассейне, — преследовала его, превратившись в навязчивый образ: кто бы поверил, что с ним такое возможно, с его-то опытом. Память об этой скатерти, залитой кровью Дэвины, не отпускала, даже когда он читал ее путевые заметки о Саксонии и Тюрингии.
«Мерзкий способ разделаться с человеком, — сказал он об убийстве Энди Гриффина, — правда, приятных вообще не бывает». Бывают хитрые. Или осложненные, вводящие в заблуждение стечением непредвиденных обстоятельств. Правы ли они, предполагая, что убийца настолько умен, чтобы сделать насечки в стволе револьвера? Хватило бы на это мозгов кому-то из собутыльников Энди Гриффина?
В ночь на понедельник в Тэнкред-хаусе с Дэйзи осталась Розмари Маунтджой, на вторник — Карен Мэлахайд, на среду — Энн Леннокс. В четверг доктор Самнер-Куист представил Уэксфорду полный судебно-медицинский отчет, а одна из ежедневных бульварных газетенок разразилась огромной статьей на первой полосе, вопрошая, почему полиция до сих пор не добилась успеха и не поймала тех, кто устроил кровавую бойню. Заместитель главного констебля тут же вызвал Уэксфорда к себе: как он мог проморгать убийство Энди Гриффина? Пусть даже разговор шел в других словах, смысл все равно в этом.
По делу Энди Гриффина было начато и тут же отложено следствие. Уэксфорд тщательно изучил данные судебной экспертизы о состоянии одежды Энди. В складках его брюк и в карманах куртки были обнаружены частички песка, глины и мела, а также крошки засохших листьев. К вороту прилипло немного джутовых волокон, которые используют в производстве веревок.
Ни в кишечнике, ни в желудке доктор Самнер-Куист не обнаружил следов наркотика или снотворного. Перед смертью убитый получил удар по виску. По мнению Самнер-Куиста, удар был нанесен тяжелым предметом, возможно металлическим инструментом, обернутым в тряпку. Удар был несильным, но достаточным, чтобы оглушить Гриффина, лишить на несколько минут сознания. На несколько долгих минут, обернувшихся вечностью.
Уэксфорда проняла дрожь. Скорее, предчувствие дрожи. Жуткая сцена, вызванная воображением, могла возникнуть, казалось, не в ясной современной реальности, а в далеком прошлом — тайном, зверином, безжалостном. Он представил себе беспечного человека, полноватого, недалекого и доверчивого, очевидно считавшего, что соучастник полностью в его власти, и второго, крадущегося следом за ним с заранее припасенным орудием преступления, обернутым в тряпку. Удар по голове, быстрый и точный. Затем, чтобы не терять попусту времени, приготовленная заранее петля, конец веревки перекидывается через мощную ветвь ясеня…
Откуда у него веревка? Давно уж отошли в прошлое те дни, когда округа кишмя кишела мелкими торговцами скобяными изделиями, которые из поколения в поколение передавали свое ремесло по наследству. Сегодня веревку можно купить только в торговом центре, в магазинчике «Сделай сам» или в секции хозтоваров какого-нибудь огромного супермаркета. Это осложняет задачу, поскольку продавец лучше, чем паренек или девица на контроле, запоминает покупателя-одиночку, помогая тому отыскать не совсем ходовой товар. Кассира больше интересует цена, чем предмет, на котором она проставлена; похоже, он даже не видит товар, отработанным движением подставляя его к электронному глазку. А на покупателя просто не смотрит.
Сегодня ему удалось лечь пораньше. Дора простудилась и постелила себе в отдельной комнате. Решение, он надеялся, было принято независимо от тех пылких фраз, которыми они с женой чуть раньше обменялись по поводу Шейлы. В течение дня, пока он был на работе, Дора несколько раз разговаривала с дочерью. Шейла глубоко обижена на него, пояснила Дора, но готова «проговорить» случившееся. Уэксфорд в ответ только фыркнул: ничего себе словечко придумала. В «Ройял оук» оно, может, и уместно, но в устах дочери…
Дору вдохновляла идея пригласить Шейлу домой на следующие выходные. Естественно, и Кейси
