— Пойду уложу твой чемодан.
В эту минуту на пороге показалась их дочь — двенадцатилетняя Паола. Она была босиком и терла спросонья глаза.
— Ах, бедненькая, мы тебя разбудили, — бросилась к ней мать.
— Я услышала ваши голоса и испугалась, — сказала девочка.
— Это почему же?
— Я думала, вы опять ссоритесь.
— Нет, нет, — попыталась улыбнуться мать, — сегодня мы вовсе не собираемся ссориться.
Они объяснили ей, что отец должен срочно уехать, а она с матерью приедут к нему через несколько дней, как только соберутся, уложат и отправят багаж. Но девочка никак не могла оправиться от испуга.
— Папа, но ведь ты не бросишь нас одних навсегда?
Отец погладил ее по голове.
— Тебе очень понравится Сицилия.
Ему самому Сицилия, сказать по правде, никогда не нравилась. У всех тут слишком мрачные, настороженные лица. И слишком много поклонов, слащавого почтения. Ему рассказывали, или он где-то прочел, сейчас он в точности не помнил, одну историю, которая, на его взгляд, точно отражала социальные отношения, регулирующие жизнь человеческого улья на этом острове.
Речь шла о древнем аристократическом роде из Палермо — неких Паламитоне. Каждый Новый год их крестьяне собирались на огромном дворе старинного палаццо, чтобы поздравить «хозяев». На балконе с непроницаемым лицом появлялся ныне уже покойный, старик маркиз. И в то же время как из толпы неслись приветственные клики и пожелания, он в ответ расстегивал штаны и мочился на головы этих несчастных бедняков.
У комиссара Каттани когда-то этот рассказ вызвал глубочайшее возмущение.
Теперь, вновь попав на Сицилию уже в качестве чиновника полиции, он всеми силами старался избавиться от всякой предубежденности. Быть может, он даже начал поддаваться очарованию этого острова.
В аэропорту Палермо его ждала полицейская машина. Водителя он давно знал — это был молодой расторопный парень по имени Лео Де Мария, который сам вызвался его встретить.
Каттани был очень рад его вновь увидеть. Он помнил Де Марию как одного из самых лучших курсантов полицейского училища.
— Счастлив работать с вами, — сказал Де Мария, распахивая перед ним дверцу автомобиля.
Они выбрались на дорогу на Трапани. Близился час заката, машина мчалась среди апельсиновых, лимонных и оливковых рощ, обгоняя запряженных в повозки осликов. Комиссар полной грудью вдыхал пьянящий ароматный воздух. И думал о судьбе этого райского края, слава о котором идет по всему миру, но — увы! — не благодаря его природным красотам. Сицилия стала символом, именем нарицательным из-за орудующей там зловещей, кровавой организации. Спрута, тянущего во все стороны свои страшные щупальца. Каттани предложил полицейскому сигарету.
— Ну как идёт жизнь, парень?
— Вся жизнь в работе, дорогой комиссар. Днем и ночью. Война продолжается.
— Да, настоящая война... А за что ухлопали Маринео?
Полицейский пожал плечами, словно выражая покорность судьбе.
— Загадка. Вчера я нес ночное дежурство в автопатруле в районе порта. Около одиннадцати вечера там началась ужасная поножовщина. Я пытался связаться по телефону с доктором Маринео. -В кабинете его не было, дома тоже. Тогда я стал звонить его помощнику Альтеро. Никакого ответа. Не удалось разыскать и его.
Каттани уже взял расследование в свои руки. Голова у него работала быстро. Точными вопросами он старался воссоздать общую картину.
— В котором часу Маринео ушел из полицейского управления?
— Я его не видел, но обычно он уходил около половины девятого. Альтеро же задержался допоздна. В десять он наверняка был у себя, я еще не уехал на патрулирование и снял трубку, когда ему позвонили. Женский голос. Я переключил телефон на его кабинет,
— И что потом?
— Как только он закончил разговор, сразу же уехал.
— Ты знаешь, что за женщина ему звонила? — спросил Каттани.
— Нет, понятия не имею.
— Ты, наверно, заодно с любовницей Альтеро, — пошутил комиссар.
— Вы меня за сводника принимаете?
Каттани некоторое время сидел молча, устремив взгляд на мелькавшие за окном темные силуэты деревьев. Нервы у него были натянуты как струна. Как всегда, когда он по-настоящему погружался в расследование какого-нибудь запутанного дела.
— Послушай-ка, — он вновь обратился к подчиненному, не отрывая взгляда от деревьев, — а ты не заметил что-нибудь особенное в голосе этой женщины?
— Ну, пожалуй, он показался мне обеспокоенным... Теперь, когда вспоминаю, я сказал бы — чуточку дрожащим. Вы считаете, что между телефонным звонком и убийством имеется какая-то связь?
Комиссар резко повернулся к Де Марии, словно удивленный его вопросом. Однако решил не развивать эту тему и попросил водителя продолжать рассказ о том, что произошло той ночью.
Де Мария наморщил лоб, чтобы лучше вспомнить.
— В час тридцать ночи я возвратился в управление. Хотел проверить одну карточку в картотеке. Альтеро еще сидел за своим столом. Курил сигарету, и вид у него был расстроенный. Я попробовал заговорить с ним, но он не отвечал. Черт возьми, подумал я, наверно, тут какие-то серьезные неприятности. Около двух зазвонил телефон. Человек, не назвавший себя, сообщил, что внутри машины модели «регата» он видел труп. Мы выскочили и помчались как сумасшедшие. Несколько минут спустя мы узнали в убитом своего начальника.
Каттани, по-прежнему погруженный в свои мысли, в ответ только хмыкнул.
— А сам ты, — попытался он прощупать своего собеседника, — что думаешь по этому поводу?
— Не знаю, что и сказать. Странное преступление, немотивированное, или, во всяком случае, мы еще не можем найти ему какого-то правдоподобного объяснения. Знаем только, что комиссара застрелили не в машине. Потому что ни на кузове, ни на сиденьях нет следов от пуль.
— А гильзы?
Полицейский отрицательно покачал головой.
— Пока нигде не нашли. Каттани задумчиво кивнул.
— Значит, нет ни гильз, ни пуль, наверно, нет и следов крови, — подытожил он.
— Именно так. Не было ни капли крови ни на земле, ни даже на сиденье. Доктор Альтеро написал первое донесение. Он высказывает предположение, что имелся некий осведомитель, которого использовали, чтобы заманить доктора Маринео в пустынное место,
— Осведомитель, — произнес Каттани тоном, полным сарказма и жалости к тому, кому могло прийти это в голову. — Да разве кто поверит такой чепухе?
Сидящий по другую сторону письменного стола кругленький, с бесцветными глазками, пожилой мужчина беспокойно заерзал в кресле и надулся, как кот перед собакой.
— Молодой человек! Мне о вас рассказывали как о человеке, привыкшем рассчитывать на собственные силы. Но я не ожидал от вас такого самомнения. Вы меня извините, но, едва сюда приехав, откуда вы можете знать, что правильно, а что нет?
— Но, господин прокурор. Сардоца, — терпеливо сказал комиссар, — подумайте сами. Неужели вам кажется, что такой опытный человек, как доктор Маринео, мог дать обвести себя вокруг пальца осведомителю?
Прокурор отодвинул кипу бумаг и развел руками.
— Что поделаешь? И умные люди ошибаются.
