— Да.
— Он хочет вас немедленно видеть. Говорит, что это очень важно также и для вас.
— Для меня?
— Да, — решительно подтвердила графиня. — Он знает, что убитый в Риме работник прокуратуры собирался встретиться с вами. Но не успел, так как его убили. — Она сделала короткую паузу, потом добавила: — Однако ваш друг умеет держать язык за зубами. Но он ожидает дружеского поступка и с вашей стороны. — И, не ожидая ответа, повесила трубку,
Каннито ожидал в комнатке, отведенной для встреч адвокатов с заключенными. Директор тюрьмы встречал его лично, чтобы выразить свое почтение к могущественному шефу важного отдела секретных служб. И сам проводил его сюда.
Когда охранник открыл дверь и впустил в комнату Каттани, Каннито сделал несколько шагов навстречу и заключил его в объятия.
— Мой мальчик, — проговорил он, — и как тебя только угораздило опять попасть в такую переделку?!
— Вы прекрасно знаете, что я не убивал Раванузу, — ответил Каттани.
— Да-да, конечно, — согласился Каннито. — Это был не ты. Но тем не менее ты влип в хорошенькую историю.
Каттани отвел взгляд.
— Это была ловушка, — проговорил он. — Меня заманили в западню.
— Да, да, — сказал Каннито. — И ошибка будет исправлена. Ты должен верить в правосудие.
Каттани вскочил на ноги.
— Как Альтеро? Как Бордонаро? — вскричал он. — Вот они верили в правосудие! Да если я здесь останусь, меня прикончат, прирежут — и все. Одним трупом больше, одним меньше, для них не имеет никакого значения. Они все равно спят спокойно. Даже больше того: с каждым новым убийством становится спокойнее. Одним языком меньше.
— Ну перестань, — невозмутимо произнес Каннито, — не сгущай краски. Никто тебя не собирается убивать.
Каттани холодно взглянул на него.
— А я думаю, что собирается. — И добавил: — Возможно, меня считают обременительным свидетелем. Последним, кто остался. Быть может, им известно, что Бордонаро говорил со мной по телефону перед тем, как его убили.
Тень озабоченности мелькнула в глазах Каннито.
— Бордонаро тебе звонил? И что же сказал?
— Что Равануза достаточно много ему выболтал, — решительно ответил Каттани. Лицо его стало жестким. Он облизал сухие губы и добавил: — И назвал также ваше имя.
Лицо у Каннито передернулось.
— Мое имя?
— Ага, — пробормотал Каттани. Затем, будто не верит разоблачениям Раванузы, прокомментировал: — Нес черт знает что, наверно, что-то перепутал.
— Да, совершенно очевидно, — согласился Каннито, бросив на Каттани изучающий взгляд, он пытался понять, не скрывает ли тот что-нибудь от него. — Но скажи мне: что я могу для тебя сделать?
Каттани тяжело оперся локтями о стол, поглядел на солнечный луч, проникающий в комнату из маленького окна под потолком, потом перевел взгляд на Каннито.
— Мне хотелось бы лишь одно: жить спокойно. Вырваться на свободу и забиться в уголок. Я хочу все позабыть. Я все вычеркну из своей памяти, клянусь вам. Но прошу вас, если вы еще сохранили ко мне хоть немножко дружеских чувств, вытащите меня отсюда. Дочь моя умерла. Я ни с кем не собираюсь сводить счеты. Исчезну и никому больше не буду мешать.
Его слова растрогали Каннито. Всесильный глава отдела «Зет» вздохнул:
— Дружище, я посмотрю, что можно сделать. Как ты мог убедиться, я примчался по первому же твоему зову. Кстати, должен, однако, тебе сказать, что с твоей стороны было несколько неосмотрительно давать мой личный номер.
— Я был в отчаянии. Оставался единственный способ вас немедленно разыскать.
— Ну, ладно. Можешь не беспокоиться, этого номера уже не существует, я велел сразу же его заменить. Ах да, а кто эта женщина, что звонила?
— Вы мне не поверите, — ответил Каттани, — но я даже не знаю ее имени. Это жена одного заключенного, с которым я подружился.
— Хорошо, хорошо. Так знай, мой мальчик, я к тебе искренне привязан. — Каннито сжал своими крючковатыми пальцами плечо Каттани и произнес слова, которые следовало понимать шире, чем просто добрый совет: — Ты должен мне довериться. Полностью мне одному. Понял?
— Да, ваше превосходительство. Я полагаюсь на вас. Вверяю свою судьбу в ваши руки.
Очень влиятельный адвокат
Терразини обычно приглашал важных гостей в роскошный, закрытый для случайных посетителей ресторан, где в официантки брали потрясающих красоток. Он повел туда и Каннито и вновь увидел блондинку, которая сразу же начала с ним кокетничать.
Выждав немного, Каннито попробовал позондировать почву.
— Вы знаете, — сказал он, — когда я вспоминаю об этом Каттани, который сидит за решеткой, мне делается его немного жаль.
— Да, — отозвался Терразини, — я знаю, что вы ходили навестить его в тюрьме. Да не думайте вы о нем! Предоставьте его своей судьбе.
— Но он этого не заслужил, .— сказал шеф отдела «Зет». — Этого парня я знаю двадцать лет. Неужели для него нельзя было бы что-нибудь сделать?
— А надо ли? — с раздражением отозвался Терразини. — Он горячая голова. Тюрьма его немножко остудит.
Каннито продолжал гнуть свое:
— Я никогда не совал нос в ваши местные, сицилийские дела. И если я сейчас позволяю себе вмешиваться, то только потому, что здесь, как вы не можете не согласиться, вы натворили немало грубых ошибок.
Ужин был окончен. Вернулась пышногрудая блондинка с кофе. Личико у нее сияло.
— Ты просто ангел, — прошептал Терразини. И, сунув ей в руку свою визитную карточку, добавил: — Там мы сможем видеться и наедине.
У девушки заблестели глаза.
— Ну, конечно, — еле слышно выдохнула она, опуская карточку в кармашек.
Тогда Терразини, возвращаясь к последним словам Каннито, закончил:
— Вы говорите — ошибки. Если и были допущены какие-то ошибки, то не лучше ли уничтожить все следы?
В тот вечер Каннито отправился ночевать в гостиницу в Палермо. Но сон его был краток и беспокоен. Он проснулся среди ночи, и ему никак не удавалось вновь заснуть. Перед глазами у него, словно жуткий кошмар, вставало лицо Каттани — изможденное, со страшными ссадинами и синяками. Нет, он не может бросить этого человека на произвол судьбы, как того хочет Терразини.
Он слез с постели. Выглянул в окно, и глазам его открылся безлюдный город, вымерший, как в научно-фантастическом фильме после высадки марсиан.
Открыл «дипломат», достал тюбик со снотворным. Проглотил таблетку и вновь нырнул под одеяло. Но, сколько ни вертелся с боку на бок, веки не тяжелели, сон не приходил. Он решил окончательно
