политические аспекты. Иначе мы можем оказаться перед лицом непреодолимых трудностей. Всегда найдется кто-нибудь, кто раздувает возмущение общественности, кто использует чувства народа для собственной выгоды.
— С нами же вы сможете быть совершенно спокойны, — вставил вкрадчивым голосом Лаудео. — Члены нашей Ассоциации внедрены повсюду и в силах убрать с дороги все, что нам может помешать.
Сорби еще более льстиво продолжал увещевать:
— Если вы получше присмотритесь к сложной итальянской обстановке, то, несомненно, должным образом оцените наши предложения.
По лицу Карризи было видно, как его первоначальное удивление сменяется неприкрытым раздражением. Американец щелкнул серебряным портсигаром, покатал в толстых пальцах сигару, обрезал ее с одной стороны и сунул другой стороной в рот. Слова Лаудео и Сорби словно парили в воздухе, не доходя до его сознания. Он не желал их слышать, отталкивал от себя.
Черт бы побрал этих итальянцев! Он ненавидел пустую болтовню. Он привык иметь дело с людьми, с которыми приходишь к соглашению, обменявшись несколькими лаконичными фразами. В некоторых случаях чем меньше говоришь, тем лучше. А самое прекрасное, когда достаточно одного кивка, выражающего согласие.
Он зажег сигару золотой зажигалкой, украшенной платиновыми инициалами: Ф. М. К. По латиноамериканскому обычаю к своей фамилии он добавил еще и, девичью фамилию матери.
Глубоко затянувшись и размахивая сигарой, он спросил:
— Ну и сколько же стоит эта ваша политическая поддержка?
Лаудео не привык к столь прямой и грубой манере разговора. Несколько шокированный, он обвел взглядом присутствующих и, собравшись с духом, ответил:
— Общая сумма отчислений, необходимых для обеспечения благополучного исхода операций, составила бы пятнадцать процентов.
— Ха! Черта с два! — вскричал американец. Лаудео облизал губы с лисьей улыбочкой.
— Однако, — проговорил он, — без нашей поддержки план обречен на неудачу.
— Да, увы, — подтвердил Сорби. — В Италии такова ситуация. Целый клубок различных интересов. И если какой-то проект не обеспечен должной поддержкой, он не проходит. Заплатив пятнадцать процентов, вы можете быть спокойны. Получаете гарантию, что можете делать то, что хотите.
Они еще долго препирались. Карризи хватался за свою сигару, словно за дубину, которой ему хотелось бы стукнуть по башке этих велеречивых болтунов.
Он даже перестал понимать, кто именно из них говорит в этот момент. Кому принадлежит этот голос? Он зажал сигару зубами, сунул в карман зажигалку и поднялся.
— Господа, мы еще с вами увидимся, — проговорил он и направился к выходу, оставив всех остолбеневшими от неожиданности.
Наиболее обеспокоен был Сорби. От волнения у него даже дрожали руки. Схватив за плечо Терразини, он спросил:
— Что это значит?
Адвокат неопределенно развел руками.
— Хочет выиграть время. Посоветоваться с друзьями в Нью-Йорке.
— Так это дело может лопнуть. — При одной этой мысли ноги у Сорби стали ватными.
— Может лопнуть, может лопнуть, — спокойно повторил Терразини. — Может географически переместиться. Это было бы досадно. Потерянное время. Напрасные поездки.
Когда они вышли во двор виллы, они снова попали в поле зрения парня, затаившегося на вершине холма. При помощи своего телеобъектива он вновь запечатлел на пленке всех участников этого совещания.
В одном сицилийском ресторане в Риме Терразини с Карризи ели лангустов.
— Эти твои друзья, — жаловался Карризи, — слишком жадны. Пятнадцать процентов! И, кроме того, они слишком наглы. Со мной такие номера не проходят. Нет!
Терразини попытался смягчить обиду Карризи.
— Но это влиятельные люди. Ассоциация Лаудео весьма сильна. У нее везде связи.
Карризи высосал клешню лангуста.
— У нас в Америке такого не бывает. Все ясно и понятно. Как в универсаме: вот тут деньги, а тут товар. Без всяких фокусов. Поэтому я и начал новую жизнь в Америке. Я родился здесь, но мышление у меня американское.
Он взял бокал шампанского и осушил его до дна.
— Эти твои друзья скользкие, как угри. А я не ловлю угрей. Я занимаюсь бизнесом, как это вы говорите — делами.
— Да, — согласился с ним Терразини, — тут у нас ко всему примешивается политика.
— А! — Карризи рубанул рукой по воздуху. — У нас и с политическим деятелем ты говоришь в открытую. Республиканец или демократ, один черт.
— Так, значит, ты думаешь отказаться от этого вложения капитала?
— Если эти типы не перестанут морочить мне голову, то да. Мир велик, а доллары все хотят заполучить.
Терразини выдвинул другое предложение:
— А что, если мы все это обтяпаем между собой — между сицилийцами? Нам будет легче прийти к соглашению.
— Вот было бы здорово! — ответил Карризи. — И почему это Сицилия в конце войны не отделилась от Италии? Видишь ли, Терразини, я не хочу, чтобы надо мной потешались от Детройта до Лас-Вегаса. Болтунов вокруг себя я не потерплю.
— Сицилийцы умеют молчать.
Американец провел языком по зубам. И принял мгновенное решение:
— Окэй. Поговори с сицилийскими друзьями. Возьми все на себя.
— Не беспокойся, Фрэнк, — сказал Терразини, похлопав его по руке. — У нас, чтобы разрешить, важный вопрос, необходимы три вещи: женщина, журналист, который пишет по твоему заказу всякие глупости в газетах, и свой человек в секретных органах.
— И у тебя есть все эти три вещи?
— А то как же? Конечно, есть.
Двойная игра
Портье в гостинице дал Каттани ключ от его номера.
— Доктор, — проговорил он, — в баре вас ожидает один синьор.
Кто бы это мог быть? Заинтригованный, Каттани направился в бар и там обнаружил Терразини. Сидя в уголке, адвокат пил кофе.
— Извините за неожиданный визит, — сказал он. — Утром я пытался к вам дозвониться, но вас не было.
— Что-нибудь случилось? — спросил Каттани, обмениваясь с ним рукопожатием.
— Нет, нет, абсолютно ничего. Просто я пришел, чтобы поздравить вас.
— С чем же это?
Терразини открыл портфель. Извлек оттуда несколько листков и, помахав ими перед Каттани, сказал:
— Вот с этим. Это показания, которые вы дали судье в Трапани. Я высоко это ценю. Особенно потому, что вы поступили так по собственной инициативе. Настоящий дружеский жест!
«Ах ты, поганец», — подумал Каттани. И, усевшись напротив адвоката, сказал:
— Я счел это своим долгом после того, что вы для меня сделали.
