… Разрушитель их не оставит в покое. А там… там видно будет. В конце концов, два автомата, которые ему пообещал привезти Иван — это два автомата. Торговля опять-таки… а лодки… лодки ещё построим. Не беда. Деньги и власть лучше, чем просто власть.
— Егор.
— Да, дядь Кость.
Первый помощник живенько прискакал на костылях.
— Самогон готов?
— Триста литров. Завтра будет триста пятьдесят.
— И распорядись насчёт кабанчиков. Надо будет, как следует… убиенных помянуть.
Два десятка бойцов из Семьи, во главе с самим отцом, стояли и смотрели, как от причала отчаливает новенькая лодочка. Двигатель ещё не успел как следует раскрутиться и скорость была невелика. Позади осталась ругань экипажа «Ласточки», с которой по приказу Бати в темпе ободрали паруса и весь такелаж, суета с погрузкой вещей и продовольствия на борт моторки и переправка туда же замотанной тушки полковника.
Чужих здесь не было. Были только свои.
— Дядь Кость, поехали, а? А то сейчас там хватятся…
— Погоди, Егорша. — Кольцов спешился и быстрым шагом вернулся на пирс.
— Иван!
Кричать приходилось, сложив ладони рупором — кораблик отошёл от берега метров на тридцать и шум прибоя здорово мешал.
— Ивааан!
На корме показались две фигуры. Иван и Настя.
— Ивааан! А ты, на самом-то деле, КТО?
В ответ громко и зло расхохоталась Настя.
— Ты не понял? Он РАЗРУШИТЕЛЬ! И тьма идёт за ним! Прощай, Кольцов!
Костя одервенел. Потом натужно хохотнул и повернулся к своим бойцам.
— Это шутит она, пацаны. Поехали.
Кольцову очень хотелось в туалет.
Глава 9
Домой!
— Two tickets to Dublin!
— Куда, блин?
— To Dublin!
Они ушли! Они и вправду — ушли! Иван не верил своим глазам — два десятка всадников действительно повернули своих лошадей и, поднимая столб пыли, помчались вверх, по дороге ведущей к городу. Если бы Ваня не держался за штурвальчик — он бы свалился. Как подкошенный. Ноги отказывались его держать. Зато душа пела.
«Свободен! Свободен!»
Прямо перед рубкой, на палубе, сидела Настя. Плечи её подрагивали. Рядом, держа на руках ребёнка, сидел Михаил и что-то тихо шептал ей на ушко. Женщина слушала, кивала, но всё равно тихо плакала.
Миша заметил, что их пристально рассматривают.
— Это она от счастья. Мама, сядьте!
Вторая женщина в плаще немедленно села на палубу.
«Мама?!»
— Дядя Ваня, — Капюшон Насти слетел с головы, — дядя Ваня, она тихая. Она вам не доставит никаких…
«Ёшкин кот!»
— Всё будет хорошо. — Вместо ободряющей, улыбка у Вани получилась дурацко-счастливой — от уха до уха. — Обещаю. Главное, чтобы эта штука не утонула.
Лодка, скопированная с Кольцовской развалюхи, радовала глаз светлым деревом, ухо — скрипом, а нос — запахом свежеспиленной сырой древесины. Вдобавок ко всему этот аппарат тяжелее воздуха здорово вибрировал от работы двигателя. Маляренко оглянулся. Берег был уже так далеко, что горная гряда не нависала над головой, а лишь слегка возвышалась над горизонтом. Никаких признаков погони на означенном горизонте тоже не наблюдалось.
Карт у Маляренко не было. Было лишь примерное понимание того где они находятся. Лодку следовало вести вдоль отрогов Кавказского хребта. А потом, когда он закончится, постараться никуда не сворачивать — авось получится упереться в Керченский остров.
Маляренко помрачнел. «Авось» было самым слабым пунктом его плана. Ну, конечно, кроме лодки. Лодка была так ваще…
«Беду» бы сюда…»
— Настя — отведи маму в трюм. Поручи ей ребёнка. Сама принимайся за обед. Миша — тащи сюда полковника. Вдруг он знает куда нам плыть.
«Я капитан этого корыта или нет, в конце концов?!»
Народ на палубе зашевелился и двинул исполнять приказы.
— Орать не будешь?
Колючие глаза полковника попробовали приморозить Ивана насмерть.
— Так будешь или нет?
Алексеев помотал головой.
— Миша, кляп вынь. И руки ему развяжи. А ноги пока не надо.
Полковник проплевался, размял челюсть и, пристально глядя сквозь свежепоставленный фингал на Ивана, задал простой вопрос.
Один и по существу.
— Почему ты меня не убил?
— А я должен был?
Офицер был невысок, крепок и имел волевой подбородок. Как у Джеймса Бонда.
«Танкист, наверное…»
— Танкист?
На патетические вопросы пленника Ване было начхать.
— Танкист.
— Слушай меня внимательно, танкист. — Маляренко поморщился. Рана на руке разболелась не на шутку. Иван наклонился к пленнику. Голова кружилась от ноющей боли. Перед глазами летали разноцветные мошки.
Ивана тошнило. Тошнило от физической боли. Ещё его тошнило от одной только мысли о том, что ему сейчас надо что-то делать. Маляренко морально был на последнем издыхании — мозги кипели и жаждали отключиться.
Никуда не идти.
Ничего не хотеть.
Ничего не делать.
Едва сдерживая подступающую к горлу дурноту, Иван зашипел.
— Я. Устал. Убивать. Яаа… Не хочууу… больше… руссссской… кровииии… Яаа вообще… уссссстал…
