раздумья, сделать себе строгую, поистине революционную внутреннюю проверку и еще раз убедиться в своей душевной слитности с самым дорогим, что стало трудовым бореньем и смыслом жизни: служение народу и ленинским идеям. И он очень хотел, добивался того, чтобы все это возвышенное и свято дорогое стало еще более приложимым в повседневных делах, в труде своем и товарищей: и чтобы мелочи в делах и отношениях с людьми не затмевали главного, и чтобы самому не мельчать и не сбиваться, не залезать в мещански удобненькую и расхожую 'мешкотару...' Он, Сергей Брагин, не считал себя исключением среди других, но все же хотел если не выдающегося, то заметного, своего, активного проявления в жизни и во всех делах. В главном он не хотел никому уступать и не мог грешить против совести. Он полюбил Кара- Богаз, страстно, с пылкой надеждой жаждал видеть его цветущим и плодоносящим, видеть не как замкнутый сундук ценностей, а работающий для народа сегодня, сейчас, щедрый, активный источник, покорный и добрый вулкан Черной пасти.
...Дотошный Виктор Пральников, усевшись в кабине самосвала третьим, о чем-то говорил с шофером, и оба они кричали, плохо понимая друг друга, на ухабах непрестанно стукались головами, будто целовались. Со всеми своими переживаниями и бурливыми мыслями Сергей хотел сейчас же вступить в их разговор, и ему это удалось; спутники говорили и думали о том же, так что Сергею не трудно было попасть в лад.
- Трубу поправлять надо, - уцепился в разговоре за какое-то слово шофер. - Стыдно и чудно: за десять верст ее видно, а сразу не догадались, что все дело в трубе!..
- С намеком. Все хлопоты и возня с печью - труба?..- кричал и клевал носом в ветровое стекло Пральников, стараясь дотронуться платком до своего лба с залысиной, чтобы вытереть пот.
- Пока что - труба! - убежденно отвечал водитель. Долго еще выпытывал гость у шофера про трубу.
На повороте дороги трясти начало особенно жестоко и дробно, хотя самосвал уже выехал на широкий двор, границы которого определялись не забором и не дувалом, а барханами с одной стороны, и спуском к озеру - с другой.
Завалочная яма и покосившийся бак, похожий на огромный куб, также были на границе печных владений.
- Вы до свалки? - спросил шофер, поправляя темной, с обводами у ногтей, волосатой рукой сивый чубчик.
- Вали! - улыбнулся Виктор Степанович. - Можно и до свалки!
У края огромной, покрытой цементом, ямы самосвал остановился, и, когда попутчики освободили кабину, шофер, не прикрывая дверцу, подъехал задом к железному порожку. Кузов медленно поднялся торчком, и влажная, белесая масса мирабилита, как живой сахар, сползла в нишу. Не успел самосвал отойти от железного прикола и выровнять короб кузова, как вдруг завопила сирена. Она предупреждала об опасности тех, кто находился в этот момент у транспортера. Сирена выла с визгом и свистом. Замигал красный свет.
Печь, которую вчера заколодило, помалу приходила в себя, начинала ворочать своими захолонувшими членами.
- Ой, срежет! - надсадно крикнул Брагин неосторожному Виктору Степановичу, который подошел к металлическому скосу с обглоданной поверхностью; похожему на высокую снежную горку. - Руки!.. - грубо, но с добрым намерением Брагин оттолкнул Пральникова от тяжелого ковша-самотаски, укрепленного на тросе. Махина с грохотом поползла над головой.
- Потянуло! - Виктор Пральников был несказанно доволен, что печь начала действовать. Можно будет, наконец-то, посмотреть ее в работе, поговорить с людьми. Представлялась возможность поближе понаблюдать за предметом споров и раздумий.
С лязгом и скрипучими перепевами бежала бесконечная лента транспортера. Не забывая, что Виктор Степанович просил помочь разобраться в 'печных' делах и деталях, Сергей повел его тем же путем, каким двигался мирабилит, вывороченный и привезенный из кладовой Шестого озера. Ковш, похожий на экскаваторный, заглатывал серое месиво и тащил на площадку к бункеру. Отсюда начинался поистине 'кремнистый' путь водянистого мирабилита. Сергей Брагин дал гостю простой совет: для того, чтобы понять принцип работы установки, надо начинать путь вместе с озерным леденцом. Ковш взобрался на площадку, вырыгнул из своего сычуга содержимое в бункер и опять скользнул вниз. А мирабилит, полежав малость в железной утробе, начал опускаться снова на уровень земли, и только оттуда шлейка транспортера потащила его к огниву печи, на второй этаж громоздкого, аляповатого сооружения с лестничными переходами и опасно обнаженными силовыми и подъемными узлами.
Снаружи печь имела весьма внушительный вид, и хотя она разочаровывала Виктора Степановича при внутреннем осмотре, однако ж при всех шероховатостях и недоделках, она была солидным промышленным объектом в хозяйстве комбината. При более вдумчивом и добросовестном отношении к разработке проблемы 'кипящего слоя' печь могла бы приносить немалую пользу. Именно это и заставило Сергея Брагина так ревностно и щепетильно относиться к нововведению, как к опорному пункту химического производства. На печь делалась слишком большая ставка. С риском для всего хозяйства комбината отодвигалось на второй план строительство более современного и прогрессивного объекта - сульфатного завода, который позволял начать комплексную переработку рассолов залива Кара-Богаз.
- Как зовется?... - просил пояснений Виктор Степанович, указывая рукой на погрузчик. - Ломаю голову и не вспомню.
- Записать хотите? - Брагин приостановился, поднял вверх лицо и прислушался не к отдельным звукам, а к общему, густому шуму вокруг печной махины, улавливая в нем посторонние звуковые примеси, тупые удары дерева по железу. - Вот это - скреперная лебедка... Это транспортер... а это - роторная дробилка... Дальше мирабилит поступает на ленточные весы. После этого вступают в дело циклоны и конусный аппарат...
- Это мне понятно, - отвечал прилежный ученик. - По этому курсу экзамены у меня принимали Семен Семенович и Завидный. Ты мне простую вещь объясни, Сергей: зачем ковш поднимает мирабилит на ту верхнюю площадку, а потом из бункера содержимое ссыпается опять на землю и снова поднимается. Что за премудрость?
Брагин вернулся в тень дощатого помоста.
- Лучше бы у Метанова про это спросить, Виктор Степанович. Он хотя и не генеральный, но тоже конструктор этого технического бедлама!
- Не стал я докучать этим Семен Семенычу!..
- Зачем хитрить? Сами видите, что эта операция суть... мартышкин труд!
- Вижу, как сырье возносится на второй этаж, затем снова падает к голове транспортера. Зряшная перекидка, - Пральников боялся в технических хитростях попасть впросак, поэтому раньше не мог даже подозревать этой нелепости.
- И как можно допускать такой очевидный просчет-Побывал у нас как-то директор Харьковского института, сотрудничающего с нашим комбинатом, взглянул на эту диковинку и воскликнул недоуменно: 'Что за новина?'! Спросил он у самого Метанова, но тут же понял оплошность и невольно устыдился своего вопроса. Смутился и Метанов, но всю вину свалил на проектировщиков. Странно все же получается, Виктор Степанович! В спешке и сумятице мы зря думаем, что все неполадки 'утрясутся', что упущения пронесет как-нибудь. Ведь жизнью много-много раз доказано, что избавления от расплаты за халатность и попустительство никогда не бывает. Наоборот, одна поблажка, - себе или другим, - слабинка, согласное молчание, влекут за собой новые и еще более ощутимые, а порой тяжелые последствия.
Свою склонность к обобщениям и резким выводам Сергей Брагин показал на этот раз весьма предметно. Поднявшись по крутой железной стремянке, Сергей проводил Пральникова к загрузочному барабану, заставив его попотеть и почертыхаться, а потом свел на исходный рубеж, вниз, к транспортеру. Таким же галсом ходил ковш вверх и вниз. Свое право наставника по отношению к столичному литератору Сергей решил использовать во всей полноте и строгости.
- У загрузочной ямы находятся ворота печной установки, - говорил Сергей. - Подъемник, мягко говоря, первая клякса... Возможно, что я кое-что утрирую, но вы сами отсеивайте рациональное зерно. Мне хочется, Виктор Степанович, чтобы вам было все понятнее, и, не скрою, чтобы и вас брала досада, пронимала жгучая неудовлетворенность.
- Да, подъемник глуповат, но промашка эта в начале пути вполне устранима, - ответил
