и сбежались сюда. — Он не имел права трогать детеныша ка-бар-ги! — продолжала наступать Аннагозель. — Ка-бар-га давно занесена в Красную книгу.
У палатки завхоза собрался весь пионерлагерь. Педагоги и пионервожатые тоже встали. И Новрузов подошел, не на шутку обеспокоенный происходящим.
— В чем дело, дети? Почему не спим? — спросил для по рядка, прекрасно понимая, чем обеспокоена детвора.
— Меред Аннаевич, разве вы не слышите, как она зовет?! — Меред Аннаевич, надо отвезти олененка матери!
— Меред Аннаевич, прикажите дяде Абдулле!
— Надо же, всполошились, — заговорил Новрузов, соображая — что ему делать, как поступить в создавшейся ситуации. — Третий час ночи, но все на ногах. Это не порядок.
— Не пойдем спать, пока дядя Абдулла не отвезет олененка к оленихе! — выкрикнул Генка, и голос его словно оброс целой сотней возмущенных голосов.
Шум настолько усилился, что Абдулле ничего не осталось как выйти из палатки. В нижнем белье, словно призрак, он нарочно зевал, словно только что проснулся, и поеживался, приплясывая на месте.
— Меред Аннаевич, честное слово, жизни мне нет,— заговорил он жалобно. — То в город за мясом едешь, то охотишься, чтобы мясо в пионерском котле было. И вот, когда ты возвращаешься смертельно усталым, то тебе еще и спать не дают. Это же пытка, а не жизнь!
— Вы что, Абдулла Рамазанович, в самом деле не можете понять — что происходит? — спокойно спросил Новрузов. — Неужели вас не тревожит этот трубный, полный тоски зов осиротевшей матери?
— Товарищ Новрузов, о какой матери говорите?
— Вот об этой, — жестче произнес Новрузов, показав рукой на реку. Как раз в эти секунды разнесся за рекой олений рев.
— Меред Аннаевич, но это же всегда так бывает, — удивленно развел руками Абдулла. — Покричит немного — и перестанет. Они быстро забывают своих детенышей. Они же животные. — Абдулла Рамазанович, давайте-ка одевайтесь, и переправьте олененка на ту сторону, — приказал Новрузов.
— Да вы что, товарищ Новрузов?!
— Давайте, давайте...
— Никуда не поеду! Не буду одеваться! — заупрямился завхоз.— Я тут ни при чем. Разве я поймал козленка? Дети его поймали — он им нужен. А мне он зачем? У меня и без него мяса хватает.
— Значит вы не поедете?
— Ни за что! — Тогда так... — Новрузов задумался, повернулся лицом к стоявшим за его спиной пионерам. — Кто поймал олененка?
— Я, — несмело сознался Чары.
— Ты запомнил то место, где поймал его?
— Я запомнил,— твердо сказал Чары.— На большом острове, на котором тугаи.
— Спасибо, Чары, ты поможешь мне... На рассвете возьмем малыша, сядем в лодку и отвезем его к матери.
— Ур-ра! — дружно закричали пионеры. — Ур-ра!
— Прекратите шуметь, разве не видите, что на дворе ночь! — крикнул Новрузов, но еще больше раззадорил ребят.
Крики «ура!» и шумная суета продолжались еще долго. В шуме даже не было слышно рева оленихи. И никто не заметил как в пионерлагере появились бакенщик и его сын. Их разглядели, когда они подошли вплотную к палатке. Но прежде чем они были узнаны, бакенщик представился сам:
— Меня зовут Клычдурды, я — бакенщик. Начальник ваш был у меня — мы знакомы, — сказал он насторожившейся детворе. — Где он?
— Ой, да это же Клычдурды-ага! И Довран!— радостно прокричал Генка. — Меред Аннаевич, посмотрите, кто к нам пришел!
Новрузов протиснулся сквозь плотные ряды ребятни к нежданным гостям, но ничуть не удивился их появлению: ведь шуму и гвалту детвора наделала столько, что не только бакенщика на ноги можно поднять, но и всю округу. Клычдурды-ага, не снимая с плеча ружья, делая вид, что зашли они сюда с сыном мимоходом, подал руку Новрузову.
— Извините, дорогой начальник, что побеспокоил вас. Приехал с реки, катер привязал, на горку поднялся — слышу шум в карагачевой роще. Я подумал, не напал ли на вас кто-нибудь. Может, волк забежал или гиена. Вчера, по своему видно, волки на той стороне появились. Слышите, как олень стонет — у него сосунка, как мне кажется, волки растерзали.
— Клычдурды-ага, должен вам сказать.. — Новрузов трудно сглотнул от смущения, воздух. — Должен вам сказать, что этого сосунка спасли от волков мои пионеры. Они привезли его сюда. Но они не подумали, что нанесли глубокую рану матери-оленихи.
— Вот как, значит!— обрадовался Клычдурды-ага и положил руку на плечо сына. — Жив, оказывается, олененок! Извините, товарищ начальник, я должен вам объяснить некоторые обстоятельства. Дело в том, что весной у нас на острове, в тугаях, поселилась пара благородных бухарских оленей — рогаль и самка. Я оберегал их, как мог, чтобы не напали на них хищники. Никому не говорил о них даже сыну. Боялся — если Довран узнает, обязательно переправится на остров. А ехать туда в лодке, сами знаете, не безопасно. Ездил я туда один... И вот с неделю назад, как раз перед половодьем, появился у оленей малышок. А сегодня, я подумал, приключилась беда, но оказывается ваши пионеры оказались героями — спасли олененка от волков. Спасибо вам.
Тут к Клычдурде-аге приблизилась Аннагозель и взяла его за руку.
— Дядя Клычдурды, вот вы сказали «бухарские олени». А разве это не ка-бар-га?
— Нет дочка, кабарга здесь не водится. Да и бухарские благородные олени зашли к нам сюда с низовьев Амударьи, спасаясь, вероятно, от какого-нибудь браконьера. Если не возражаете, товарищ Новрузов, — тотчас он обратился к начальнику пионерлагеря, — я хотел бы взглянуть на малыша.
— Пожалуйста, пожалуйста, — охотно отозвался Новрузов, довольный, что все складывается хорошо. — Пойдемте со мной, олененок вот в этой палатке.
Завхоз Абдулла, все это время, пока шел возле его палатки разговор с бакенщиком, прислушивался к тому, о чем говорят, и соображал — как ему себя вести, что говорить если спросят. Абдулла за это время успел натянуть штаны, рубашку и даже, приличия ради, наодеколонился. Вот только забыл Абдулла спрятать ружье и патронташ.
Клычдурды-ага, войдя в палату к завхозу, кивнул хозяину, усмехнулся, дав ему понять, что прекрасно знает — каким образом олененок оказался здесь, и склонился над лежащим возле кровати малышом.
— Вот ты где прячешься... А тебя мать весь вечер и всю ночь ищет. Нехорошо это- — И вдруг бакенщик разогнулся и строго спросил: — Дорогой товарищ, у вас есть охотничий билет? Я хотел бы взглянуть на ваш охотничий билет.
— Зачем он вам? — усмехнулся Абдулла. — Да и вообще, я его не взял с собой, он у меня дома, в городе, остался.
— Я так и знал, что вы не охотник.— Клычдурды сожалеючи кивнул. — Настоящий охотник не станет стрелять в заповедной зоне и, вообще, нарушать законы природы. Вы отняли у оленей самое им дорогое — их дитя, а товарища Новрузова ввели в заблуждение, будто бы вы спасли олененка от волков.
— Эй, опомнитесь! — вскрикнул Абдулла. — Ничего такого я не говорил. Не я поймал козленка, а пионер один, будь он неладен...
— Ну это вы слишком,— Новрузов насупился, посмотрев на завхоза. — Вы не только вовлекли ребят в преступное дело, но и меня вынудили врать. Извините, Клычдурды-ага, никаких волков не было.
— Я все знаю. — Бакенщик кивнул. - Я, возьму у вас олененка и отвезу его на остров к матери. Надеюсь, не будете возражать?
— Берите, берите,— с готовностью согласился Новрузов.— Если нужна моя помощь - я готов помочь вам.
Клычдурды-ага взял на руки олененка, вышел из палатки, сказал «всего хорошего» и зашагал по дороге, ведущей к реке. Новрузов догнал его и пошел рядом. Когда они подходили к арке, вслед им донеслось:
