Куря кальян и копаясь пятерней в чаше с бараниной, Сеид-Мухаммед с удовольствием рассуждал:
— Иомуды называют меня полоумным за то, что я употребляю терьяк, и даже ты, Якуб-мехтер, допускаешь мысль, будто умнее меня. Но, видит Аллах, после каждой крупицы божественного курева я прозреваю до кристаллической ясности сознания. Если бы ты, Якуб-мехтер, не прятал от меня кальян, я не позволил бы иомудам раньше моего сообразить о необходимости дружбы с Россией. Русский император прошел вверх по Сырдарье до самого Туркестана, там его солдаты оскверняют стены святыни. Русский царь занял весь восточный берег Каспийского моря... Настало время заключить крепкий мир с русскими... иначе они набросятся на нас...
Худояр-бий преданно заглянул в глаза хана:
— Повелитель, позвольте сообщить, что, поднявшись на Ак-Бугир, я разглядел на Аральском море русский корабль без парусов. Русские называют это чудовище — пароход. Оно ходит по воде с помощью огневой топ ки. Есть опасения, что этот пароход может зайти в Амударью и плыть против ее сумасшедшего течения.
— Да, Худояр, это уже не новость, — отозвался Сеид-Мухаммед. — Мы немедленно отправим к белому царю свое посольство ради укрепления дружбы и торговли, не мешкая, мы должны закрыть главный проток Аму-дарьи, чтобы не приплыл русский корабль в Хиву... Якуб-мехтер, ты подумай, как это сделать... Ты, Нияз-баши-бий, тоже подумай... А теперь давайте решим, кого отправить к белому царю.
— Повелитель, это должен быть очень опытный человек, — робко, как бы его не отправили, заговорил Якуб-мехтер.— Я бы посоветовал назначить главой посольства вашего родного брата Омариль- бека... Я предлагаю, повелитель, отправить наше посольство не через Куня-Ургенч, а другой дорогой — через Шурахан. Люди наши одолеют земли Маверанахра через десять-двенадцать дней, выйдут к Казалы, а оттуда до самого Санкт-Петербурга их будут сопровождать сами русские.
— Визирь говорит умные слова, — согласился Сеид-Мухаммед. — А что скажут мои верные советники-амалдары?
Все они, как один, беспрекословно одобрили предложение Якуб-мехтера. Сразу же после пиршества визирь послал гонцов в Хазарасп за Омариль-беком... Еще через три дня хивинское посольство переправилось через Амударью и двинулось к новому русскому форту на Сырдарье — Казалы...
Все это время, пока хивинский хан и его сановники ванимались казнями туркмен-иомудов и отправкой в Россию своего посольства, никто не вспомнил о находящихся в заточении пушкарях и Кара-келе. Сеид- Мухаммед-хаи уже предался покою и благодушию, и вот снова перед ним предстали два отступника. Первым ввели Кара-келя. Хан с досадой посмотрел на него, осунувшегося, с молящими о пощаде глазами, нетерпеливо сказал:
— Ты, иомуд, предал интересы Хорезма. У меня нет желания говорить с тобой. Я казню тебя, если ты даже хоть один раз улыбнешься не так, как я того желаю. Предлагаю тебе два конца одной палки: возьмешься за один — будешь сам бить других, возьмешься за другой —тебя будут бить, пока не сдохнешь.
— Маградит, говори, что мне делать?
— Предлагаю взять все ополчение туркмен в свои руки. Будешь служить у меня на правах бия и исполнять все мои указы. Первое мое повеление к тебе — ехать к левому рукаву Амударьи и заняться возведением пяти плотин. Мы перекроем реку, чтобы ни один русский корабль не смог с Арала подойти к Кунграду.
— Повелитель, я ваш раб.— Кара-кель прижал к груди руки.
— Тогда иди и не вздумай бежать. Другого разговора уже не будет... поговоришь со смертью.
Юз-баши, пятясь, вышел, и тотчас ввели Сергея. Хан поморщился:
— Топчи-бий, ты не смог постоять за себя. Когда йомуды напали на Чарбаг, ты позволил им укатить все пушки и сам ушел с ними.
— Повелитель, у меня не хватило сил противостоять целой орде Кара-келя. Он угнал нас в пески!
— Это похоже на правду, — согласился Сеид-Мухаммед-хан. — Но почему ты не прогнал из своего дома вероотступников Рузмамеда, Аманнияза и Атамурада? Нам давно известно, что эти люди состоят в связях с русскоподданным Нур-ишаном. Они иногда выезжают на Челекен к иомудам Киятова племени, которые уже сорок лет служат белому царю. Мне говорил Якуб-мехтер об Аманниязе, предавшем нас и сброшенном с минарета. Говорил мне Якуб-мехтер и об Атамураде, который за поклонение русским сидел в нашем главном зиндане. У тебя много раз ночевал их отец Рузмамед — друг Нур-ишана. Не значит ли это, что ты обманул Аллакули-хана? Ты нарочно попал в рабство к нам. Ты отказался от нашей веры, чтобы привить любовь туркменам и хивинцам к вере христианской...
— Повелитель, чепуха все это. — Сергей покачал головой и посмотрел в глаза хана. — Я не отрицаю, что люблю свою Россию, но будь я на своей родине, слуги царя давно бы лишили меня головы. Здесь я живу уже четверть века, и, слава Богу, цел и невредим. Трудно мне приходится — ее скрою, но я нашел в Хорезме свое счастье... У меня жена и двое детей, крепкое хозяйство... Не слушай, повелитель, Ниязбаши- бия, у него свои замыслы. Ему давно хочется взять Чарбаг в свои руки, и он преуспевает в этом.
— Ладно, Сергей-топчи, ты говоришь со мной честно, это хорошо. Я тоже скажу тебе честно: больше ни я, ни мои сановники не желаем видеть на высоком месте, какое ты занимаешь, христианина. С этого дня ты будешь простым пушкарем, мастером, а твое место займет Ниязбаши-бий. Поезжай в Чарбаг и подчиняйся Нияз-баши-бию. Я повелел ему отстроить разоренные сараи... Иди...
— Спасибо, повелитель! — Сергей поклонился и вышел, на ходу надевая папаху.
X
Атамурад лишь случайно не оказался в числе послов, отправившихся в Санкт-Петербург и попавших в руки хивинцев. Он хотел сам возглавлять депутацию, да рассоветовали Нур-ишан и прибывший с ним челекен-ский старшина, внук умершего Кият-хана — молодой преуспевающий Сатлык-хан. Он тогда сказал:
— Дорогой Аташ, мы приехали к тебе не затем, чтобы сообщить о скорой коронации нового русского государя, и не для того, чтобы ты ехал в Москву сам. В путь-дорогу мы найдем других людей, а ты собирайся, поедешь с нами на Челекен. Там по берегу Каспия идет к Астрабаду полковник Дандевиль. Он выбирает место для постройки русского флота. Слух идет, что русские купцы хотят от Балханского залива проторить торговый путь в Хиву...
Атамурад отправился с Сатлык-ханом и Нур-ишаном к Балханским горам. После пятнадцатидневного пути по пустыне прибыли они к заливу, на киржиме переправились к острову Челекен. Много интересного увидел Атамурад на этом островке: нефтяные колодцы, из которых туркмены черпали нефть, сливали ее в бурдюки и грузили на киржимы и увозили в Астрахань и Персию, Увидел соляное озеро, где солеломщики вырубали соль и тоже везли ее на берег в киржимах. Увидел, как добывают нефтакыл, вытапливают из него черную смолу и делают свечи. Познакомился Атамурад с астраханскими купцами и с самим «флагманом», так именовали туркмены начальника Астрабадской морской станции. Он поведал Атамураду о замысле царского правительства проложить путь в хивинское царство, заверив его: «Скоро ты сам и твои люди понадобятся нам...»
Атамурад зазимовал на Челекене, а по весне, уверенный в том, что его посланцы побывали на коронации в Москве, встретились с белым царем и теперь возвращаются домой, отправился в дорогу. Семь песков Хорезма, согретые солнцем и обласканные голубым небом, утопали в зелени. В русле древнего Узбоя ласково шуршали на ветру камышовые заросли. В небольших озерцах, образовавшихся от стока вод с Капланкыра и проливных дождей, кишела пернатая дичь: утки, цапли и даже лебеди. Пару белоснежных птиц Атамурад увидел, когда они, взлетев с синей глади озера, с трубным криком полетели на запад. У Атамурада радостной болью зашлось сердце: «О, белые вольные птицы, вы показываете людям, каким красивым и добрым должен быть мир! Он. должен свободно дышать, любить и радоваться! Но почему же в нем льется кровь?! Почему в смертельных схватках добываем мы свободу, ведь она была бы всем доступной, если бы никто ни на кого не поднимал руку!» Настроившись на лирический лад, Атамурад подумал: теперь,
