Значит, наша с Ковусом затея провалилась.
В Кельтебеден приехали к вечеру. Русло на этом участке готово. С бугра, где стоит флаг на границе Марый-ского и Керкинского участков, видно его километров на десять. Вся техника переместилась в сторону Мургаба. Экскаваторы и бульдозеры где-то в районе железнодорожной станции Захмет. Самого Шумова нет: контора перебазировалась в район джара. Там приступили к сооружению бетонированного лотка, который пройдет над оврагом. В Кельтебедене командует Ковус.
— Ковус-джан, я тебя приветствую, дорогой,— подаю я руку и представляю своего товарища- москвича.
— Здорово, здорово,— говорит он с обидой.— Клянусь, но я вообще не хочу здороваться с газетчиками!
— Что случилось, Ковус?
— Слушай, у вас есть там в Ашхабаде какой-нибудь центр, который бы координировал ваши взгляды и мысли на вещи? По-моему, нет такого центра.
— Ковус, такого центра вообще существовать не может. Газетчики — не роботы, а мыслящие люди. У каждого свое мнение, свое суждение, и каждый несет за свои поступки и высказывания ответственность. Говори, что случилось?
Заходим в домик Ковуса. Комната стала просторнее. Я приглядываюсь и замечаю: убраны две кровати, нет двух тумбочек. Ясно. Аскад, видимо, спустился вниз, к Мургабу.
— Слушай, Марат,— сердито продолжает прораб.— Вот этого парня вдруг начали хвалить... Волчихина помнишь? Вместе тогда они приехали, мы их с собой привезли: Земной, Волчихин, еще двое или трое...
— Помню, помню. Это такой, с челочкой, со шрамом?
— Да, тот самый. Я сразу заметил — это матерый шабашник. Ему бы только рубли, больше ничего не интересует. Даешь ему заработать — выдает кубы. Попросишь что-нибудь сделать или помочь кому-нибудь, он сразу условия ставит. «Давай, говорит, товарищ Ковус, сначала оформим нарядом, а потом я сделаю». Вот такой. Разве на такого можно положиться? И вот этот Волчихин привозит из Мары женщину. Свадьбу устроил. Шуму много было. Провел ее помощницей. Хотя ты сам знаешь, для чего нужна ему женщина. Я, конечно, тоже был на свадьбе, но все равно мнения об этом парне не изменил. Рвач и шабашник.
— Говори, что произошло, чего ты тянешь, Ковус? — поторапливаю я его.— Мне непонятно, за что газетчиков ругаешь?
— А за то, что приехал один из ваших. Балашов. Есть такой у вас? Прошлый раз с Кербабаевым приезжал.
— Есть. Со мной работает,— подтверждаю я.
— Написал он хвалебный материал. Этот материал два раза передавали по радио, да еще напечатали в комсомольской газете. Статью свою он назвал «Энтузиасты». И начинается, знаешь как? Волчихин приехал в Мары, приходит в парк, знакомится с девушкой. Танцует и говорит ей: «Эх, негде даже развернуться здесь! Вот у нас на канале, это да!» «А вы с канала?» — спрашивает девушка. «Да. Я бульдозерист». «А можно мне к вам поехать?» — просится она.— «А почему ж нельзя. Я за один день научу вас управлять бульдозером!» Словом, дальше он пишет, как привез ее Волчихин, как научил работать на машине, а теперь, дескать, они больше всех выработку дают. В газете с портретами опубликовали. Ну вот... Я, как говорится, проглотил пилюлю. Пишите, думаю, если вы считаете, что лучше меня моих людей знаете. А вчера поехал в Захмет, там говорят мне: Волчихин бросил бульдозер и сбежал в неизвестном направлении. Вот какие «энтузиасты».
— Лады, Ковус, я все понял. Буду в Ашхабаде, разберемся,— пообещал я.— А ты хоть выяснил, почему они сбежали?
— И выяснять нечего. От Захмета до самого Мары— трудный грунт, а расценки ниже, чем в барханах. Еще несколько человек бросило технику. Поехал я в Байрам-Али, в училище механизации, собрал ребят, говорю им: «Кто уверен, что сможет работать на бульдозере или экскаваторе, поднимите руку!». Все как один подняли. Договорились с директором, выбрал человек двадцать... Если справятся — это им и будет лучший экзамен. Как думаешь, правильно я поступил?
— Думаю, что правильно, Ковус. Парни откуда?
— Да наши, местные. Ребята из колхозов.
— Правильно поступил,— повторяю я.— Это, действительно, и практика, и экзамен, а главное — помощь стройке. Ты сам в Захмет не собираешься сегодня или завтра?
— Пока нет. Здесь на двух пикетах сейчас тоже затор. Бегут многие. Пески прошли, а на твердом грунте не заработаешь. Знаешь, Марат, была бы моя воля, я с этих шабашников клятву брал или присягу бы заставлял их давать, чтобы не за деньги работали, а на совесть.
— Да, довели они тебя. Тебя послушать, так и хороших, сознательных ребят на стройке нет. Мирошин работает?
— Пока работает...
— И Земной с ним?
— Работает пока и он.
— Значит, еще много таких, как они найдется. Не падай духом. Когда машина в Захмет идет?
— Утром рано. Слушай, ты напиши статью о положении на нашем участке. Может быть, есть смысл пересмотреть ставки? Понимаешь, тут недоработка какая-то в расценках. На галечнике гораздо труднее работать, чем на песке. Почти половина техники вышла из строя. Запчастей нет. А кому захочется сидеть на простое?
Пока я беседую с Ковусом, Гордеев изучает быт строителей. Он ушел в столовую, а заодно и поглядеть поселок. Вернулся, посмеивается:
— Ну, братцы, скажу я вам... Тут долго не проживешь. Пески и консервные банки, больше ничего. Хотя бы арбузов забросили, что ли? Все веселее было бы.
— Откуда возьмешь арбузы? Весна же еще? — недоумевает Ковус.
— Да, да, верно,—соглашается Гордеев.— Еще только март, а мне кажется уже прошла вечность, как я выехал из Москвы. Надо поскорее убираться.
— На поезд в Захмете можете сесть,— раздраженно советует Ковус.— Московский каждый день проходит.
— Верно, верно,— соглашается Гордеев, вовсе не подозревая, как зол на него Ковус. Но я-то знаю прораба: он терпеть не может заезжих и проезжих, которые на все смотрят сквозь пальцы, а с пустыней знакомятся, трогая ее носком полуботинка.
Мы ложимся спать и засыпаем сразу же.
В шесть звенит будильник. Выходим из домика. На улице свежо. Вода в умывальнике холодная. Шофер уже греет мотор, встал еще раньше нас. Ковус приглашает выпить чаю. Гордеев отказывается: чаи он гонять не любит. Я выпиваю пиалу и прощаюсь с Ковусом. — Ковус, главное — спокойствие. Тут не только в грунте дело. В самом почерке работы. Бойко опрокинул всю вашу старую систему гидростроительства в пустыне. Он идет со своими бульдозерами, словно танковую колонну ведет. Быстро и эффектно. Многие твои строители работают у него, никуда они не убежали. И почти все твои танкисты там. Тут дело не только в заработке, но и как дается этот заработок. Работа, Ковус, должна быть, как песня. Чтобы радовала и укрепляла силы. Я тебе советую: перенимай опыт у Бойко. Впереди еще три очереди стройки. Перенимай опыт и внедряй его в бригадах молодых бульдозеристов...
Мы выехали, и в полдень были в Захмете. Гордеев сел в поезд и уехал, а я отправился на десятый стройучасток, где сейчас были сосредоточены все силы механизаторов. Здесь был аврал. Дорог был каждый час, каждый выброшенный на отвал куб грунта. Керкинцы поджимали: вели за собой воду и ждали одной короткой команды Калижнюка: «Открыть шлюзы».
Ночевал у Аскада. Они на экскаваторе вдвоем с помощником. Помогает ему щупленький паренек по имени Вели. Он из училища. Видимо, один из тех, кого привез сюда из Байрам-Али Ковус. Во вторую смену работали раньше два дюжих шабашника с Ангары, но они взяли расчет и покинули Каракумы. Мал показался заработок. Ночью сидим у костра, подкладываем в огонь корявые жгуты саксаула. Аскад говорит о беглецах:
— Пусть катятся к бабаю на огород... Без них тоже неплохо. Я думаю так, товарищ корреспондент.
