Ашхабад уехала жить.
— А! — радостно восклицает Тоня.— Это та самая, о которой ты мне рассказывала! А-ну читай дальше, если не секрет,— просит Тоня.
Читаю дальше:
«Я уже больше недели работаю в «Красном Кресте», живу у подруги. Сразу же подала заявление на квартиру. Встретилась с бывшим военврачом. Он первым узнал меня и напомнил о том дне, когда мы сидели в столовой возле площади Карла Маркса. Марат, я с тобой, как на духу, потому что ты видел его. Он говорит, что разошелся с женой и сейчас холост... Вчера он вновь звонил мне, и мы опять встретились... Марат, ты все-таки Костин друг, и ты скажи — как мне быть?..»
— Ну вот видишь,— прерываю я чтение.— А ты боялась, Тоня.
— Ох, Марат, как, как я ее понимаю! — восклицает Тоня.— Я понимаю ее беспокойство. Нельзя жить с нелюбимым... Это сверх человеческих сил... А Нина приспосабливается. Я прошу тебя, не надо ей давать советов. Если полюбит, тогда другое дело...
— Ну, что ты, Тонечка... Пусть сама решает. А в общем-то он — человек хороший...
13.
Вот уже конец апреля. Солнце шпарит по-летнему. В комнатах душновато. Мы перебрались на веранду. Тут благодать. Чтобы по ночам не грызли комары, подвесили к потолку марлевый балдахин. Тоня пока что ничем не занята. Помогает Оле по хозяйству. Вернее, все делает в доме сама, поскольку Оля почти все время с учениками. Она ведь завуч в школе. Недавно мы купили пишущую машинку, и Тоня учится печатать. Берет мои заметки, кладет рядом с машинкой и тюкает по одной буковке. Мы давно уже забыли обо всех перипетиях прошлого.
Первого мая были на демонстрации. Чары предложил:
— Ну, что, друзья, навестим моих стариков?
— Конечно,— согласились все с удовольствием. Село, где живет Дурдыклыч, раскинулось на берегу Мургаба. Поля, виноградники, сады кругом. Все вокруг зелено. Весна не жалеет зеленых красок.
У самого села остановили машину, нарвали маков и — дальше.
Подъезжаем к огромной арке — это въезд на территорию колхоза. Все тут украшено транспарантами. И на домах красные флаги. А вот и дом Дурдыклыча. Чары выскакивает из машины, распахивает ворота, и шофер завозит нас прямо во двор. Нас сразу же окружает целая стайка детворы. Олина дочка, Мая, обвила мамину шею, наглядеться не может. А вот и Алешка Трошкин. Мы с Чары принимаемся ласкать малыша. Ну, конечно, гостинцев привезли всевозможных. И конфеты тут, и пряники, и даже мороженое, правда, растаяло, пока ехали. Радости и восторга столько, что весь двор оглашается детским звоном. Словно прилетела стая скворцов. Дурдыклыч был в саду, за домом. Услышав шум, спешит навстречу гостям. А вот и Бибиджемал от соседей идет.
— Ай, молодцы! — восклицает старик.— А я думал: придется нам со старухой весь праздник на дорогу смотреть. Думал, не приедете. Вот теперь посидим как следует!
Дурдыклыч радуется, суетится, и на Тоню все время смотрит. Наконец, спрашивает у меня:
— Может, жена твоя?
— Жена. Тонечка, познакомься.
Дурдыклыч вдруг нахмурился.
— А он твой муж? — обратился уже к Тоне.
— Ну, конечно, муж! — восклицает Тоня.
— Так,— говорит раздумчиво Дурдыклыч.— Месяца четыре назад я видел Марата, он холостой был. А теперь, значит, женился, и даже на свадьбу старика не пригласил. Как же так?
— Дурдыклыч-ага, свадьбы еще не было,— говорю я.— Не ругайте нас напрасно. О свадьбе еще поговорим. Закатим такую свадьбу, что аллаху на небесах слышно будет. Я ее очень люблю. Они вместе с Олей в Хуранги-зе учились.
— Так, так,— радуется старик.— Это хорошо, что свадьба впереди. Еще много будет свадеб впереди. Вон сколько! — показывает он на детвору...
Почти весь первомайский день проводим на ковре, в виноградной беседке. Я любитель зеленого чая. Мне бы был чай, остальное приложится. Я и Тоню за два месяца научил пить чай. Она угощает им Алешку Трошкина. И другие детишки так и льнут к Тоне. Вот Тоня и Оля собирают детвору и отправляются к Мургабу. А мы с Чары и его отцом ведем беседу.
— Не так давно у себя на собрании о съезде говорили,— начал Дурдыклыч. — Вот, оказывается, куда зашло! Теперь хорошо. Я, конечно, простой бригадир, мало понимаю. Но и я, и мои колхозники хотим, чтобы хлопок дороже стоил, и трудодень немножко прибавился.
— Все будет, отец,— говорит Чары.— Отдохни пока, а мы сходим к Мургабу.
Мы оставили старика: пусть подремлет. Детвора уже во всю купается. Ныряют с берега, только пятки на солнце поблескивают. Возятся в воде, играют в «пятнашки». Вот и Алешка Трошкин вместе с аульными мальчишками лезет в воду. Оля отгоняет его от воды, а он не слушается, лезет.
— Ну хоть немножко, тетя Оля! — просит Алешка.— Все же купаются. Разве мне нельзя?
— Оля, пусть искупается,— разрешает Чары.— Что он, из другого теста что ли? Такой же пацан, как и все!
— А мы что — рыжие?! — говорю я Чары, сбрасываю одежду и вхожу в реку.
Тоня свела ладони на груди, говорит испуганно:
— Маратка, простудишься! Маратка, выйди из воды...
— Ай, ну вас всех,— решительно говорит Чары и тоже идет в воду.
Мы купаемся, потом ложимся загорать. Благодать такая — лучше ничего не придумаешь. Алешка лежит напротив, смотрит на нас. Взгляд у мальчика строгий и радостный, как у победителя.
— Алешка,— спрашиваю его,— что лучше, орел или курица?
— Орел,— говорит он и улыбается.
— Ну, если орел, то получится из тебя толковый парень.
— А мне и слон, и жирафа нравятся,— добавляет Алешка.
— А что, по-твоему, лучше — бульдозер или экскаватор?
— Бульдозер... Он же как танк, да еще и с огромным ножом.
— Вырастешь, бульдозеристом будешь?
— Нет, я летчиком буду...
— Молодец, таким и будь всегда. Остальное приложится...
Снова бежим купаться. Прыгаем с берега в реку. Лишь вечером возвращаемся в село. Ужинаем и отправляемся в обратный путь. Дурдыклыч, Бибиджемал и вся детвора провожают нас. Вышли на дорогу. Оля забрала с собой дочку. Алешка, видимо, завидует. Смотрит жалкими глазами. Не привык еще здесь. Скучает по матери. Дурдыклыч лучше всех понимает малыша.
— Ну, что, Алеша... Маю мы отдали им, а ты будешь с нами. Со мной будешь. Завтра я тебе помогу сделать саблю.
Дурдыклыч гладит мальчика. Малыш преданно заглядывает деду в глаза. Машина наша разворачивается, мы машем руками.
— Ничего, постепенно привыкнет,— говорит Чары.— Еще каким джигитом будет!
После праздника я вновь целиком окунулся в журналистскую работу. Благо — теперь русло канала приблизилось к самому Мары. Утром выезжаю в Санджарскую степь, вечером возвращаюсь. И так почти каждый день. Иногда ездим туда вместе с Чары. Строящийся совхоз «Москва» объявлен комсомольско- молодежным объектом. Взоры обкома и райкомов комсомола прикованы к нему. В совхоз отовсюду едут юноши и девушки. В основном из городов, но есть и сельские. Живут в палатках. Строят бараки и ставят сборные финские домики. Раньше здесь базировался десятый стройучасток. Кое-что строители оставили: обширный двор со стоянками для автомашин и тракторов, гостиницу на шесть мест и даже кое-какую технику «на разживку». К ней прибавили несколько грейдеров — машины пригнали из Байрам-Али, и
